​"На протезе я почти весь Евромайдан выстоял. Из строя меня вывел взрыв гранаты", - спогади про 18 лютого 2014

Патріоти України пропонують інтерв’ю з киянином, одним із активних учасників Революції гідності.

Четыре дня — с 18 по 21 февраля 2014 года — стали самыми кровавыми за весь период Революции достоинства. Восемнадцатого силовики с «титушками», используя оружие, устраивали жестокие расправы над участниками протестов, добивали тех, кто попадал им в руки. Многие получили ранения, не менее 25 человек погибли. Наш собеседник 50-летний киевлянин Александр Кравченко, у которого нет левой ноги, стал одной из первых жертв побоищ, устроенных тогда «Беркутом». До сих пор у него во лбу, чуть выше переносицы, сидит осколок от гранаты.

— Сразу после того, как в ночь на 30 ноября 2013 года «Беркут» по-зверски разогнал палаточный городок Евромайдана (находился возле монумента Независимости Украины), я стал участником Революции достоинства, — говорит Александр Кравченко. — У меня тогда был такой график: сутки дежурил (я работаю охранником) — двое суток проводил на акциях протеста. Правда, ночевать ездил домой. Все из-за протеза ноги: он у меня электрический, его нужно ставить на ночь на зарядку. К тому же с искусственной ноги следует удалять накопившиеся за день загрязнения. Если хорошо за ней ухаживаешь, она и служит тебе исправно. Мой протез выдержал, даже когда прямо возле меня разорвалась граната, брошенная кем-то из бойцов «Беркута».

Утром 18 февраля 2014 года я сдал дежурство и сразу поехал на Майдан (если бы заскочил домой, жена уже никуда не отпустила бы). Присоединился к большой колонне, которая шла к Верховной Раде Украины. На моих плечах был повязан сине-желтый флаг. Мы поднялись по улице Институтской, а на перекрестке с Шелковичной нас встретили плотные ряды бойцов «Беркута». Они перегородили дорогу грузовиками — ЗИЛом и двумя КамАЗами. Я стал на ступеньку ЗИЛа. Только открыл дверь машины, как на меня посыпались удары дубинками — по голове, плечам. Чтобы не упасть, схватился руками за автомобильное зеркало и даже оторвал его. Спросил одного из «беркутовцев»: «За что лупите? Я же здесь, чтобы воровскую банду выгнать! На протезе пришел!» Пока говорил с бойцом, на меня сзади набросились с дубинками его товарищи. Пришлось отойти. Кричу людям из нашей колонны: «Что вы стоите, смотрите? Вы что, не видите — меня бьют!» Только зашел за КамАЗ, вдогонку мне со стороны «беркутовцев» полетела граната. Что было после этого — не помню.

Очнулся в карете «скорой». Жутко болела голова, тело, лицо были в крови, ничего не видел правым глазом. Говорю врачу: «Я что, остался без глаза? Посмотрите, что с ним!» Он взял пинцет и приподнял мою бровь. «Теперь видите?» «Да, слава Богу!», — простонал я. Оказалось, взрывом оторвало часть брови, и она залепила глаз. На одном из пальцев руки была видна кость. В ногу, лицо впились осколки. Туфлю разорвало в клочья, а протез уцелел.

Меня доставили в 12-ю больницу на Печерске и сразу — на операционный стол. Бровь пришили, палец «заштопали», извлекли несколько осколков. Не смогли достать только один, который вонзился в лоб над переносицей. Врачи сказали, что я нуждаюсь в стационарном лечении, но я отказался остаться, ведь милиция вылавливала майдановцев по лечебным заведениям. За мной приехал друг и отвез домой. Жена как увидела, в каком я состоянии, едва не потеряла сознание.

Меня в тот день еще беспокоило то, что на работе коллеги доверили мне определенную сумму денег. Во время столкновения на углу Шелковичной они были со мной — лежали в сумке. Как только услышал, что с глазом все в порядке, стал думать о деньгах. Оказалось, одно отделение сумки разорвало взрывом, но зато второе, в котором находились деньги и документы, к счастью, уцелело. Люди отнесли в карету «скорой» и меня, и мои вещи. Большое им за это спасибо.

После операции лежал дома на кровати, смотрел по телевизору репортажи о том, как 20−21 февраля люди защищали Майдан, как они гибли от пуль силовиков и мучился, что вынужден сидеть дома. Месяца три понадобилось, чтобы я более-менее оправился от ранений. Теперь считаю 18 февраля своим вторым днем рождения.

— Как получилось, что вы остались без ноги?

— Эта беда стряслась со мной больше двадцати лет назад, когда вставлял в двери стекло. Получилось так, что я случайно наступил на стекло и порезал ногу. Рану нужно было зашивать. Операцию делал молодой врач. Через четыре дня, когда он снял бинт, оказалось, пальцы на ноге почернели — началась гангрена. Медики сказали, что спасти ногу уже не удастся…

После ампутации меня привезли домой. Я впал в ужасную депрессию. Конечно, жена Наталья поддерживала, но она весь день работала. Когда я оставался один, приходили мысли покончить с собой. Так прошли три месяца. Однажды Наташа говорит: «Ты бы хоть на улицу стал выходить, чтобы воздухом подышать». Спустился на костылях во двор, вдруг возле меня остановились «Жигули» и сидевший за рулем мужчина спросил: «В футбол будешь играть?» У меня все внутри сжалось, думаю: «Ну и жестокая шутка!» А он открывает дверь и показывает, что у него вместо ноги протез.

Этот мужчина оказался ветераном афганской войны. От него я узнал, что он играет в футбольной команде инвалидов. «Каждый из нас без ноги, так что не кисни в одиночестве, присоединяйся», — предложил он. Уже на следующий день я приехал на тренировку в курортный поселок Пуща-Водица, что возле Киева. Это помогло мне вернуться к нормальной жизни. Я стал играть, ездить с ребятами на соревнования.

Два года жил без протеза, пока тренер не отвез меня в протезную мастерскую. Учиться ходить на искусственной ноге было ой как непросто — до крови кожу стирал. Но я и не думал отступать. Поначалу ходил с палочкой. Но она порядком мешала мне в транспорте, поэтому отставил ее. Со временем моя походка стала такой, как у всех. Я начал носить сумки, например, привозил из села картошку, капусту. Постепенно увеличивал нагрузку, и через некоторое время стал таскать мешки весом по 40−50 килограммов.

Как приезжаю в село, работы нужно переделать массу. Так я на протезе научился даже крышу крыть. Кошу траву мотокосилкой, на мотоцикле езжу, запряженными в телегу лошадьми управляю, ношу бревна… Сейчас чувствую себя нормальным человеком и могу дать в работе фору некоторым здоровым.

Когда лишился ноги, сыну Жене было пять лет. Через три года у нас с женой родился младшенький — Дима. У Евгения уже своя семья, есть маленькая дочка. Так что я счастливый дедушка.

Однажды волонтеры пригласили меня в военный госпиталь, чтобы я рассказал о своем опыте бойцам, потерявшим на войне ноги. Многие из этих ребят хотели бы получить современные заграничные протезы. Я им объяснил, что не это главное: для начала важно просто научиться ходить на искусственной ноге, чтобы нормально села культя. Каким бы классным ни был протез, изготовленный, например, в Германии, периодически в нем что-то нужно подправить, подкрутить. Значит, его придется везти за границу. А это связано со значительными финансовыми затратами — не наездишься. Украинские мастера собирают из импортных комплектующих очень даже неплохие протезы, которые они умеют ремонтировать. Так что оптимальный вариант — протезироваться дома.