Не бывать в России - это моя личная акция протеста, - Борис Акунин

Вашу серию книг «История российского государства» часто критикуют за «вольное» отношение к историческим реалиям. Историк Игорь Данилевский считает, что эти книги непрофессиональны и скорее относятся к жанру folk-history, когда дилетант пишет для дилетантов. Как вы относитесь к таким заявлениям?

«Вольного отношения» у меня там нет и в помине. Обычно об ошибках и ляпах в моей «Истории» пишут какие-то фрагментарно начитанные люди, знакомые лишь с одной версией событий. Я так уверенно это говорю не потому, что я большой знаток истории, вовсе нет, а потому, что каждый том вычитывается и поправляется лучшими специалистами по данному периоду. Все мои огрехи вылавливаются на стадии рецензирования и редактуры. Среди рецензентов был, кстати говоря, и Игорь Данилевский. Насчет folk-history он совершенно прав, именно так этот жанр и называется. Ну а о том, что я дилетант, пишущий для дилетантов, сказано прямо в авторском предисловии. Точно так же в свое время выпускал поп-историю разных стран замечательный фантаст Айзек Азимов. И ничего фантастического там не было.

Во времена, когда активно обсуждается создание единых учебников истории, а министр культуры открыто заявляет, что легенды вроде подвига 28 панфиловцев «кощунственно» подвергать сомнению и даже документы из государственного архива не имеют права бросать тень на ратный подвиг, как простому человеку узнать свою настоящую историю?

Про простого человека, ей-богу, не знаю, не уверен, что такие вообще бывают, а нормальный человек, если ему интересно, запросто найдет себе нормальное, неидеологизированное чтение. В книжной индустрии и тем более в интернете цензуры пока еще нет.

Планируете ли вы написать «Историю СССР»? По аналогии с «Историей Российского государства»?

Вместо истории СССР я пишу серию романов «Семейный альбом». Считайте, что вышло уже три тома: «Аристономия» про 1910-е годы, «Другая жизнь» про 1920-е и «Счастливая Россия» про 1930-е. Только таким образом я и могу рассказать о своих ощущениях от русского ХХ века.

Вы говорили, что система госустройства в России не менялась со времен Ивана III, то есть с XV века, но вы уверены, что ее можно поменять. Сколько лет на это нужно при нынешней ситуации? Должен ли этот процесс быть естественным? И если он не происходит, означает ли это, что общество к нему еще не готово? Зачем тогда быть оппозиционером?

Сколько времени пройдет до смены режима, я не знаю. Но он обязательно сменится, потому что нынешний — неэффективен. А вот для того, чтобы на новом этапе все опять не повторилось, как в заколдованном круге: сначала либерализация, потом опять «вертикаль власти», — государственную структуру необходимо коренным образом перестроить. И естественным образом это не произойдет, нужно ясное целеполагание и методология. Об этом написано в моем последнем романе «Счастливая Россия». Зачем быть оппозиционером? Ну, из самоуважения, например. Если тебя не устраивает режим, ты или помалкиваешь в тряпочку, или нет. Первое, конечно, спокойнее, но, как говорится, на душе осадок.

В недавней колонке политического обозревателя «Коммерсантъ FM» Дмитрия Дризе о результатах антикоррупционного митинга 26 марта сказано следующее: «Отличительной чертой новых акций стало полное отсутствие старых “болотных” оппозиционеров и примкнувшей к ним интеллигенции — Акунин, Быков, Парфенов, список можно продолжить. Старый протест либо ликвидировался, либо прекрасно уживается с системой». Как вы это прокомментируете? Есть еще «старый» протест и появился ли «новый»? Уживаетесь ли вы теперь с происходящим в стране или просто разочаровались в протестной активности и отошли от этого?

Я как «старый болотный оппозиционер» с происходящим в стране совершенно не уживаюсь и не бывал в России с 2014 года. В протестной активности я нисколько не разочаровался и отношусь к активистам с еще большим уважением, чем раньше. Но я очень хорошо понимаю, что на новом этапе протесту понадобятся новые голоса. Мы свой подход к штанге уже исполнили и веса не взяли. Значит, будем помогать новым спортсменам.

Выход вашей книги «Черный город» затянулся, потому что вы принимали участие в московских протестах 2011–2012 годов. Вы не жалеете о том, что работу пришлось откладывать, притом что протесты успехом не закончились?

Я ни о чем не жалею. Это было замечательное время. Я делал то, что считал правильным, и не испытывал никаких сомнений. Последнее в писательской жизни бывает нечасто. Общественный деятель из меня, правда, довольно паршивый, ну так я в вожди и не лез.

Хотели бы вы что-нибудь изменить в своих произведениях после их публикаций?

Мне многое не нравится в вышедших книгах, но менять там ничего нельзя. Книга — это как прожитая жизнь. В прошлое не возвращаются.

В 2013 году пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков обвинил вас в «общественном нигилизме», потому что вы отказались участвовать в Российском литературном собрании из-за преследований политзаключенных. Считаете ли вы себя общественным нигилистом и что это вообще значит?

Я тогда отказался, потому что это был формат встречи с Владимиром Путиным. Изображать массовку в пиар-мероприятии для правителя, который держит в тюрьме людей за их убеждения, показалось мне неправильным. Что такое «общественный нигилист», я не знаю. Не думаю, что надо всерьез задумываться над речами господина Пескова.

Вы переехали из России, потому что «атмосфера в России стала нездоровой и страна оккупирована врагом». Что это значит?

Именно это и значит. В 2014 году режим перешел некий роковой рубеж — превратился из вялой плутократии в настоящую агрессивную диктатуру. Нынешняя система ценностей, которой придерживается путинский истеблишмент, для меня совершенно неприемлема: имперская риторика, нетерпимость ко всякой инакости, милитаризм, ксенофобия, агрессивная пропаганда и так далее. И большинство населения со всем этим уживается. Не бывать в такой России — это, если угодно, моя личная акция протеста. Всем на нее, разумеется, наплевать, но мне самому не наплевать, и этого достаточно.

При этом вы один из самых популярных писателей в России и ваши книги покупают жители оккупированной врагом страны. Как вы к этому относитесь?

С чувством глубокого удовлетворения. Потому что к оккупантам я отношусь плохо, а к жителям очень хорошо. Спасибо им.

Вас когда-нибудь пытались стыдить тем, что вы уехали? Что вы думаете об этих попытках и людях, особенно тех, кто делает это искренне?

Если это люди, которые активно борются с режимом, у них, наверное, есть такое право. Но от них как раз упреков я не слышал. Обычно такое пишут люди, которые сами ничего героического не совершают.

Как вы оцениваете происходящее сейчас в России? За какими процессами и событиями следите? Что вас беспокоит в происходящем здесь? Как думаете, какое будущее ждет страну?

Я слежу за всем, что происходит на родине. И беспокоит меня очень многое. Прежде всего перспектива социального коллапса, который наступит, когда у коррумпированного и неэффективного государства закончатся деньги. Я не очень понимаю, как это предотвратить в нынешней политической ситуации. Боюсь, система миновала рубеж, за которым она может реформироваться.

Какой момент в истории кажется вам наиболее похожим на 2017 год?

Мне кажется, мы находимся в ситуации, которой никогда прежде не было. Поэтому все внешне сходные параллели обманчивы. Очень приблизительно мы повторяем ситуацию 1980-х годов, только если бы у руля был не Горбачев, а какой-нибудь ленинградский Романов.

Верите ли вы, что рациональное мышление способно победить узколобый национальный мистицизм в России?

Я верю, что рациональное мышление способно победить все на свете.

Что бы делал Эраст Фандорин, если бы жил в XXI веке?

Оставался бы «благородным мужем». Спасал бы кого-нибудь, защищал слабых, гонял злодеев. А кем бы работал — не знаю. Может, по стартапам что-нибудь. Или выращивал бонсаи в свободное от подвигов время.С

Григорий Чхартишвили: