Походи "в гості", мародерство і полонені сепаратисти: Український розвідник розповів відверту історію своєї "особистої" війни (фото)

На Донбассе настроения были похожими. Никакой любви к Украине, особенно в промышленных районах и городах, там никогда не было, как бы в это ни хотелось верить ура-патриотам. При коммунистах туда десятилетия съезжались люди со всего Союза: шахтерам платили много, на пенсию они выходили рано, и от желающих спуститься под землю не было отбоя. Большинство приезжих были, скажем так, не самые благополучные в социальном плане. Много с судимостями, люди без родины – им все равно было куда ехать, лишь бы платили. Донбасс всегда был в Украине вполне автономным – чужим там делать было нечего, все хлебные места занимали только местные. И это касалось не только государственной службы, но и криминалитета. А при Януковиче донецкие вообще получили возможность рулить всей Украиной. При этом они не отличались особой деликатностью по отношению к другим гражданам, что и породило множество легенд (зачастую правдивых) и анекдотов.

Когда началась первая стрельба на Донбассе, именно этот нюанс серьезно встревожил. Я слишком хорошо знал – были отношения по бизнесу когда-то, — что если тамошних бандосов не остановить, они не остановятся. И резня будет по всей стране. Поэтому решил оставить на родных бизнес и ехать защищать Родину. Поначалу думал вступить в какой-нибудь добровольческий батальон. Остановил выбор на одесском «Шторме» (батальон патрульной службы полиции особого назначения, — Ред.) — его задумывали как подразделение территориальной обороны. Но когда узнал, что он будет действовать под крылом МВД, идти туда расхотелось – я слишком хорошо знаю ментов, и желания воевать под их знаменами не было вовсе. Начал созваниваться с друзьями, многие хотели в 2014-м ехать драться. Но не за каких-то политиков, а за страну. Все понимали, что останавливать бандитов нужно там, где они начали стрелять.

Вскоре все решилось — на моем предприятии собралось с десяток человек. Все были при своем оружии – легальном, конечно. Снаряжение было, многие из моих друзей охотники, многие служили раньше в разных «интересных» войсках. Навыки войны тоже были. С нами на контакт вышла украинская спецслужба, которой были нужны добровольцы. Приехал офицер с полномочиями, пообщались. В общем, нашей группе предлагалось выехать на фронт и работать в связке со спецназом этого ведомства.

Приехали в прифронтовой город Донецкой области. С нами встретился офицер сектора и наш будущий куратор – командир. Сухой, поджарый, ничего лишнего ни в теле, ни в словах. Кратко обрисовал задачи, предложил самим поделиться на двойки-тройки.

Предпочли делиться на двойки. Так легче работать. Основная задача была такой – поддерживать работу спецназа, выполняя рейды на территорию противника. Мы это называли «ходить в гости». Конечно, никакой самодеятельности или анархии не было, все делали по согласованию со штабами секторов. Но только до «нуля» (нейтральной полосы), в самих «гостях» никакого начальства над нами не было, приходилось работать на свой страх и риск.

Поначалу никаких карт у нас не имелось, были проводники из местных. Помню как-то пошли «в гости», я замыкающим иду, чуть в стороне идет напарник, впереди проводник. Ночь на исходе, самые сонные часы. Туман такой, что не видно ничего дальше вытянутой руки. Идем час-другой через какие-то буераки, посадки, болото сплошное кругом, грязи по колено. Понемногу начинаем падать на измену, а ну как проводник – казачок засланный? И ведет нас в засаду. Напарник громко так шепчет: «Братан! А давай этого проводника завалим? Чую, что в непонятку он нас ведет, прямиком к сепарам. Потом будет с ними вместе наши кишки разматывать…».

Сепары и россияне тогда очень хотели, чтобы хоть одна украинская диверсионно-разведывательная группа в плен попала. Это было бы настоящей победой для российских СМИ – пленных показывали бы по всем телеканалам круглосуточно! И ведь способов разговорить есть великое множество. Наши бы признались во всем, вплоть до убийства президента Кеннеди отравления фараона Хеопса.

Слава Богу, тогда обошлось. Проводник оказался нормальным, привел нас туда, куда нужно. Отработали – вернулись.

А задачи бывали разные. О многом говорить не могу, но в общем так: где нужно заминировать – там минировали; где нужно было засадить из РПГ в сепарский блокпост, там засаживали. Редко, но бывало, что приходилось совсем тихо работать. Многую нашу работу после приписали себе совсем другие люди. Мне смешно, что потом одних лишь партизанских групп под названием «Тень» появилось с десяток – и все они хвастались одними и теми же достижениями. Да и диверсантов с позывным «Лесник» появилось потом столько же, сколько и «киборгов». Куда не плюнь, все в ДАПе воевали и ходили в диверсионные рейды.

Пленных тоже брали. Тащили через «ноль» к себе, если штаб давал заказ на доставку языка. Впрочем, такой заказ всего раз был. Какими способами заставляли разговориться, описывать не буду. Они все одинаковые, у любого спецназа любой страны. Но если честно, таких случаев, когда заставляли говорить прямо там и потом ликвидировали, было очень мало. Ни одного «левого» пленного не было – только те, которых брали с оружием, с колорадскими ленточками и шевронами.

Несколько раз сталкивались с очень странными случаями. Как-то добрались до нужной точки на той стороне. Окраина села, сарай. Заходим, а там мухи тучами жужжат, вонь тошнотворная, пол скользкий. Напарник пригляделся и бегом бросился из сарая блевать. На полу сарая – лежало с десяток трупов, давнишних уже. Одни в камуфляже, другие в обычной одежде. Почти все с колотыми и резаными ранами, но попадались и огнестрелы. Кто этих людей порезал, как баранов, до сих пор не знаю…

Работа у нас была тяжелая. Это только в кино разведчики лихо так заползают во вражеский тыл, режут всех врагов, кидают лихо ножи и потом возвращаются в чистых мундирах и с офицером-фашистом на спине. На самом деле, все по-другому. Выходишь «в гости» ночью, не знаешь, когда вернешься. Приходится брать с собой спальник, одеваться соответственно. Ночью холодно до безумия, днем жарко. Идешь грязный, вонючий, пот течет ручьем под снарягой. На себе килограммов двадцать тянешь. И вовсе не факт, что доберешься до нужной точки и сделаешь то, что нужно. «Обстоятельств» огромное количество. Перед рейдом нужно даже питаться соответственно, чтобы пищеварение не подвело – на той стороне времени на эти дела уже может и не быть. Иногда приходилось сидеть в посадках сутками, почти рядом проходили колонны сепаров и русских. Даже дышать приходилось украдкой. Страшно было всегда. Я не видел ни одного человека, которому было бы не страшно «в гостях». Все наши знали, что если прилетит и будешь ранен, то рассчитывать на то, что тебя будут тащить в тыл товарищи десятки километров, глупо. Поэтому у всех наших всегда при себе граната в разгрузке – поближе к зубам. В плен нельзя, там тебя на ленты порежут. Все расскажешь, а потом казнят лютой смертью.

Но было страшно не только в рейдах. Как-то на переднем крае начался обстрел. Очень плотно насыпали 120-м калибром. Я шел с группой, задача была просто сопроводить одного человека. Обстрел начался так внезапно, что застал почти врасплох. Куда прятаться, неизвестно. И тут все увидели канализационный люк. Начали по очереди прыгать туда. Я подоспел последним и… застрял! Бронежилетом зацепился за края – ни туда, ни сюда. Снизу меня парни ухватили за ноги и тянут к себе. И еще больше клинят меня в люке! Передо мной, как в замедленной съемке, прямо в лицо сыплются осколки, щепки, земля, гравий летят! Я ору парням: «Отпустите, падлы, ноги, я броник сброшу!». Они не слышат: вокруг рев, грохот, все переворачивается вверх дном. И у меня одна мысль в голове – похоже, парни меня используют как бронированную пробку… «Если не сдохну, брошу гранату к ним в люк». В общем, когда все закончилось, я не смог им даже слова сказать – пропотел от ужаса так, что зубы склеились. Не будь обезвоживания, обделался бы точно.

Отношение к пленным было разное. Мы их тащили к себе, потом сдавали территориалам (сотрудникам военной контрразведки СБУ, — Ред.) или в штабы. Как-то было, сидят кучкой пленные сепары на корточках, руки за спиной повязаны монтажными стяжками. Только у одного руки не связаны. Просит: «Дядя, дай сигаретку, курить вусмерть хочется». Дал им пачку каких-то донецких говносигарет. Он тут же по сигарете своим товарищам рассовал, поджег. Сидят, курят. «Спасибо» говорят. Через час вижу: один из их охраны своих дружков угощает – как раз из моей пачки, она порванная была с краю. Узнал сразу. Подошел, взял за жабры: «Ты что, сука, творишь? Тебе сигарет не хватает? Сейчас у меня так накуришься, до смерти…».

Ну, таких мразей было среди наших до хрена и еще больше. Многие из тех, кто рванул в добробаты, были, как говорят, «с прошлым». Не совсем хорошим. Мародерства было столько, что иногда стрелять хотелось в своих же. Как-то друзья-одесситы привезли на передний край планшеты, бинокли, ПНВ (приборы ночного видения, — Ред.) и разной снаряги по мелочи. На пару дней задержались поблизости от передка и вдруг увидели, как привезенное имущество уже на «Новую почту» тянут – в тыл отправлять.

Некоторые добробаты и батальоны территориальной обороны вообще стали чемпионами в мародерстве – тянули из разрушенных поселков все, что можно было спереть. Вплоть до гвоздей и всякого барахла! Нормальные пацаны в этих подразделениях пытались как-то остановить беспредел, и из-за мародерства даже драки с перестрелками возникали. Но это было как эпидемия, воровали все подряд. Многие мародеры кричали: «Почему вы нам мешаете? Это же барахло сепаров! Это наши трофеи». Лишь потом, через год-полтора удалось остановить мародерство. И то не полностью – до сих пор многие этим грешат.

К кадровым военным, особенно к офицерам званием выше старшего лейтенанта, у меня отношение плохое. Все, от полковников до майоров, – это офицеры еще старой, советской школы. На солдат, Родину, государство и честь, им насрать с высоченной башни. Они никогда не думали, что будут воевать на настоящей войне, шли в армию лишь бы не работать. 99 процентов наших офицеров не может сказать о себе: «Есть такая профессия – Родину защищать». Старая советская традиция – подхалимничать, подлизывать начальству и целовать его в сраку – вот традиция нашей армии до недавних пор. Только недавно в Вооруженные силы Украины начали приходить офицеры новой формации, которые выбрали эту профессию, чтобы защищать Родину. За ними и будущее ВСУ. Не было бы счастья, да несчастье, война помогла.

Был случай такой – вышло несколько наших групп, двоек, после работы «в гостях». Вывели нас на отдых в бывший пионерлагерь. Там стоял уже один из батальонов N-ской бригады. Затопили нам баню, позвали на фуршет совместный с офицерами этой бригады. В нашей группе на передке был абсолютный сухой закон, но в ВСУ образца 2014 года «на стакане» сидели абсолютно все офицеры. Бухали везде – от передка до глубокого тыла. Как с цепи все сорвались, такой алкоголизм был… Ну, мы решили: на отдыхе можно и посидеть с ними за столом. Сам я не пил, потому как видел, что бывает с людьми от приема водки после выброса в кровь адреналина на передке.

Так вот, мой товарищ по группе решил пошутить, сказал комбату: мол, я – засекреченный агент и генерал СБУ. После этой шутки настроение у меня было напрочь испорчено: комбат, кадровый офицер, «белая косточка и голубая кровь» рвался исполнять любые мои пожелания, чуть ли не стоял надо мной в образе полового из трактира с полотенцем наперевес…

С 2014-го года не люблю также ура-патриотов и тех мразей, которые с побрякушками и в камуфляже в тылу ходят и выпендриваются. В моей группе, которая в 14-м уехала на восток страны и воевала в самых лютых местах, все разговаривали на русском языке. И все дрались за Украину. Не за украинский или русский язык, не за правительство, не за судей с депутатами. За Украину — большую, многомилионную, разную и свою. За Родину. А упоротых, которые на войне рассказывали бы за величие или «приниження рідної мови», я не видел. На переднем крае всем похуй, на каком языке ты говоришь. Там главный язык – язык войны. Выжить и остановить сепаров! И нам это удалось, несмотря ни на что.