Повний ігнор: "Активистов во время "русской весны" уже резали, избивали и убивали в открытую", - українці в окупованому Донецьку (відео)

Без Табу продовжує розповідь реальних історій жителів Донецької і Луганської областей, для яких любов до України означала набагато більше загравших фраз про великих зарплатах, сказаних з телеекранів. Багато з них продовжують свою боротьбу, і свідчать проти бойовиків, тому їх дані змінені, пише блогер Олексій Чібісов, повідомляють Патріоти України.

Часть четвертая. Елена М.

"Русскую весну" мы видели по телевизору

- С чего для Вас началась "русская весна"? И как Вы поняли, что Украины в Донецке может уже не быть?

- "Русскую весну" как таковую, скорее всего, мы видели лишь по телевизору. В нашем городе она была не такой, как показывали с экранов. Там говорили, что на митинги собираются по две-три тысячи человек, а ты из окна смотришь – там человек 20-30 максимум, и просто с правильных ракурсов ведутся съемки. «Русская весна» пришла с «голубых экранов» и из интернета. Когда вешали первые баннеры «ДНР», это делали местные наркоманы. Ты живешь с этими людьми в одном районе, знаешь, кто чем дышит. И вот наблюдали за этим, не придавали особого значения. У нас то Партия регионов с палатками, то Юлия Владимировна. Никто всерьез к этому не относился. Это больше раздувалось СМИ, которые снимали картинки. У нас было непонимание, почему показывают несколько десятков привезенных человек. И ты знаешь, что их целенаправленно свозили на акции, но не можешь вразуметь, почему говорят, что эти люди отстаивают позицию Донецка. Вот так пришла "русская весна".

- Когда Вы поняли, что война неизбежна, и нужно что-то с этим делать, как-то противостоять?

- В то, что будет война, до последнего никто не верил. В нашей стране крайне сложно было это осознать. И даже когда говорила об этом людям, никто не воспринимал это всерьез. Те, кто жили в двух-трех кварталах от площади Ленина, не видели картинок с флагами. В городе бурлила жизнь, но в определенных его частях захватывали админздания и творилось что-то неимоверное. Дончане же верили, что все успокоится, что в Киеве устоится власть, и после наступления определенности, кто будет руководить армией, МВД, быстро наведут порядок. Этого ждали. А то, что начнется полноценная война стало понятно после захвата Славянска. Именно там начались жесткие боевые действия. И тогда все стало ясно как божий день.

- Как противостояли митингам жители Донецка? Что люди делали, чтобы не пришел «русский мир»?

- Поначалу, как обычно, у нас организовались самые активные - студенты. Большая часть взрослого населения все еще надеялась на то, что порядок наведут органы. Когда же поняли, что картинка СМИ не соответствует действительности, и очень активно лоббируется мысль о том, что у нас все пророссийски настроены, что мы все хотим в РФ, тогда люди 30+ задумались, что нужно как-то отстаивать свою позицию. Внутри проукраинского общества был сильный разброд. Множество деятелей банально на этом пиарились, создавали себе имя. Им никто не верил, а их лозунги были не понятны. И в Фейсбуке люди начали организовываться, мол, ребята, нам нужно что-то делать. Нас показывают, как будто мы куда-то хотим, хотя это все происходит не на всей территрии города, а лишь на площади Ленина и у ОГА. Нужно было выходить на акции, заявлять о себе. На первые митинги народ собирался относительно стихийно. Люди просто шли на площадь. Это как сарафанное радио. Приходили, знакомились. Все ждали, что это даст свой эффект. Затем же стало понятно, что никто не озвучит нашу позициию с экрана. Было страшно наблюдать по телевизору, когда нас собралось тысячи две, а сепаратистов человек 50-100 (власти Донецка всегда регистрировали митинги двух сторон в одном и том же месте, в то же самое время, - авт). И телеканалы показывают именно их, но игнорируют проукраински настроенных. Чувствовали себя идиотами, когда о нас никто не говорил. Мы делали уникальные вещи. К примеру, молитвенный марафон, когда представители всех конфессий, кроме УПЦ МП, объединились для молебна за мир. Священники, паства, молились изо дня в день, несмотря на то, что их избивали, брали в заложники. Но это не показывали ни одни СМИ, кроме западных. Когда ты проводишь какие-то акции, понимаешь, что должна быть картинка для журналистов. Мы разматывали флаг через Кальмиус. Это делалось под прицелом автоматов, но никто этого не снимал. На наш вопрос, почему, отвечали, что мы не интересны, ибо с украинскими флагами «наснимались на Майдане». Нам давали понять, что будут показывать, если мы станет у ОГА и совершим массовый суицид.

В целом же, у проукраинского движения не было единого лидера. Люди опасались доверять друг другу. Уже тогда пропадали ребята-активисты. Их брали в заложники. Кто с кем близко общался, те и устраивали акции но масштабного единения не было. Для нас окончательное понимание, что мы не существуем для украинских СМИ, наступило, когда Яценюк приехал в Торгово-промышленную палату общаться с донецким бизнесом. У нас был один вопрос, почему общаются с предпринимателями, с людьми, которые сидят в российскими флагами в захваченных админзданиях, но никто не говорит с нами, жителями украинского Донецка. Где будет премьер, никто не знал. Журналисты написали, что он в ТПП. Кто знает шахтерскую столицу, понимает, что добраться туда не слишком легко из-за пробок. В общем, приехали те, кто успел. Было мало – всего 12 человек. Торгово-промышленная палата - это ворота, ступеньки, и само здание во дворе. Когда охрана увидела первые украинские флаги, ворота закрыли. В Донецке уже тогда работали так называемые мобильные группы сепаратистов. Бабушки, дедушки. Их свозили с лозунгами и плакатами в те места, где проходили какие-то акции. За ними обычно шли группы «самообороны» «ДНР» - с дубинками и битами. Пророссийских активистов также привезли в туда.

Они расположились за нами, перекрыв пути отхода. Мы понимали, что убивать не должны, поскольку присутствовали международные журналисты. Среди нас была девочка с маленьким ребенком. И мы просили запустить на территорию хотя бы ее, потому что к тому моменту проукраинских активистов уже нещадно били. Нам всем доставалось уже неоднократно. Охрана сказала, чтобы мы забирали свои украинские флаги и уходили отсюда. Идти страшно. Перед камерами тебя не побьют, но после того, как отойдешь – легко. Нам звонили ребята-афганцы, говорили, что не успеют нас вывезти, и просили немного подождать на месте. Мы понемногу увели всех, и остались вдвоем с одним из мальчиков, когда из здания начали выходить журналисты. Лозунги «Свободу Губареву» неслись со всех сторон, и я сказала, что если мы ничего не сделаем, то Донецк окончательно станет городом, который «действительно хочет в Россию». И тогда мы развернули флаг Украины, начали кричать патриотические лозунги. Пришли все телеканалы, у нас брали комментарии. Но каково же было удивление, когда нас показали только иностранцы. На наших каналах толпу пророссийских коллаборантов продемонстрировали, предварительно нас вырезав. В тот момент пришло понимание, что нас выпихивают из страны руками и ногами. Было похоже, что нас подвергли цензуре. Но на некоторых «разрешенных» митингах, когда нужно было показать, что проукраинское движение есть, откуда ни возьмись появлялись и журналисты, и милиционеры в полном обмундировании. Последние обычно заявляли, мол, зачем мы тут ходим с флагами. «Уходите отсюда, не провоцируйте. Вы не понимаете, в России будет лучше», - это фраза, которую правоохранители говорили перед тем, как нас начинали избивать сепаратисты.

-Тем не менее, проукраиские акции продолжались?

- Было ощущение страха и беспомощности. Доходило до того, что проводили мероприятия там, где не побьют. До этого люди пропадали «по-тихому»: кого-то забирали из дома, кого-то – по дороге с работы. А 13 марта уже резали, избивали и убивали в открытую. И к 13 апреля, спустя месяц, в соцсетях люди отписывались, что нужно провести хоть какое-то мероприятие. Все знали, что дончане будут выходить на улицы, и это нужно сделать не спонтанно, чтобы как можно больше обезопасить всех. Лучшим на тот момент решением показалось пойти к дому Рината Ахметова. Нет, мы не думали, что чего-то сможем добиться. Было понимание, что там не будут бить. Просто охрана олигарха не должна была дать пролиться там крови. Опять таки, если ты собираешь людей, ты должен с ними идти. Знала, что протестами ничего не решишь, но нужно было делать хоть что-либо. Мы писали Турчинову и Авакову с просьбой начать АТО в Донецке. Да, может, это и казалось кому-то наивным. Но это очень страшно, когда у тебя город наводнен людьми с автоматами. Тем не менее, собирали подписи. Тогда наш город уже полностью был под контролем боевиков. Как только где-то нас видели с украинскими флагами, через пять минут уже подъезжала маршрутка с вооруженными террористами. Сначала они просто вежливо фотографировали каждого, утверждая, что знают наши адреса. Потом уже забирали с собой на подвалы. За полторы недели, пока собирали подписи, к нам приходили многие жители города. Однажды приехала группа стариков, которые попросили поставить автографы и за своих знакомых, которые не могут передвигаться. Спрашивали, указывать ли место жительства, а на вопрос, понимают ли, что подвергнут этим себя опасности, отвечали: «Вам жить в этой стране. Мы уже свое отбоялись. И вам решать, куда мы должны идти». Когда ты видишь такое, понимаешь, ради кого это делаешь. Было желание донести до всей Украины, что то, что показывают по телевизору, не совсем правда. Потом эти подписи привезли в Киев, но не дали провести ни одной пресс-конференции по этому поводу.

Точка невозврата

-Пока вы занимались своим делом, Донбасс не переставали раскачивать...

- Да, после захвата Славянска и Краматорска, когда там уже шли бои, а Донецк был затерроризирован полностью, с нашей стороны были какие-то одиночные пикеты. Все боялись, так что сидели по домам. После массового исчезновения людей наступила точка невозврата. С каждым днем нарастало настроение, когда все перестали бояться. В самом начале ждали, что закроют границу. Ведь как только начинался российский митинг, я, живущая в центре, наблюдала, как весь двор заполняли автобусы и с номерами РФ.Выходила в магазин после пророссийских акций, и там стоит мальчик с российским паспортом, просящий деньги на проезд, потому что отстал от группы, а приехал он «за нас бороться»... эти люди не могли раскачать Донецк. Их риторика менялась каждую неделю. Сначала выступали против Майдана, но народ на митинги не приходил. Потом пытались бороться с олигархами, из серии «заберем все у богатых и раздадим бедным и Ахметов – плохой и злой». Пиком всего было, когда один из спикеров, лет 50, вышел на сцену, и рассказал, обратился к присутствующим: «Поднимите руки, кто тут шахтеры». Ни одного человека. Потом: «Кто здесь металлурги?». То же самое. Он замялся и ушел, не понимая, что рассказывать не местным.

- Вам всерьез противодействовало местное население?

- В апреле мы поняли, что быстрого решения проблемы со стороны властей не будет. Рассказы о заблокированных войсках смешны. Я понимаю, можно остановить войска на Западной Украине, где горы, в Киевской области, где леса, но заблокировать передвижение на Донбассе, где поля и степи просто невозможно. На танке ты можешь проехать по полям и дорогам. Когда по телевизору говорили, что войска заблокированы, ребята мчались из Донецка, чтобы разблокировать. Да, действительно, перед танками стояли бабушки и местные алкоголики в количестве 10 человек. Они перекрывают одну дорогу, но есть еще пять, по которым можно проехать, если не считать варианта пойти через поля. На прямой вопрос, почему военные никуда не двигались, ответ был потрясающий: «У нас нет приказа».

Я помню свой диалог с подружкой, которой говорила, что будут происходить страшные вещи. Она отвечала, что в городе все тихо. Потом она ехала на выходные в Святогорск, звонит мне, мол, что происходит. Такое впечатление, что сейчас лето, и вся Россия едет в Крым. Им навстречу в Донецк направлялись авто с российскими номерами одно за другим. Почему открыта граница? У нас было вопросов больше, чем ответов.

- Можно ли было остановить надвигающуюся войну митингами?

- К 20-м числам апреля на площади Ленина у боевиков каждый день была «разводка». Человек 10 командиров собирали подчиненных, давали им задания и отправляли на патрулирование города, борьбу с несогласными. На площадь начали выходить люди. Сначала человек пять с украинскими флагами. Их быстро увезла милиция. Через день – другие ребята. И ты понимаешь, что боязни у людей уже нету. В соцсетях писали, что осознают, что в них будут стрелять, убивать, но предлагали провести последний марш. Споров и ругани между активистами было много. Единого мнения не было. Но дело было не в том, что кто-то решил провести митинг. Все знали, что люди соберутся на акцию и без организации. Гораздо страшнее для них было вообще ничего не делать. Многие знакомые сейчас жалеют о том, что сидели дома. Говорят, если бы нас вышло не 15, не 20 тысяч человек, а 100-150 тысяч, может, это что-то поменяло бы. Но я по сей день думаю, что войны было не избежать. И даже тысячи мирных жителей были бы смяты танками России. Для этого ее войска вторгались на Донбасс.

- Какой день можно считать началом войны?

- 13 марта (этот день, когда в Донецке погибли первые украинцы, стал отправной точкой для многих тысяч донецких патриотов, принявших решение бороться с оккупантами, - авт). Тогда я не ходила на митинг. Всячески от него отговаривала. За два дня до этого на площадь привезли российских журналистов. Их выставляли на контрольные точки. Абсолютно пустая площадь Ленина. СМИ расставляют, показывают углы съемок. На тот момент не было понятно ничего. А потом стало ясно. В город привезли и расселили в хостелы людей с русским ацентом. Хозяев отелей настоятельно просили купить самые дешевые спортивные костюмы и самые дешевые кроссовки, мол, они сделают свое дело и уедут. Все шептались между собой, что привезли зэков. Для чего перед митингом можно привозить заключенных? Ясно, что будет провокация, чтобы был повод ввести войска, как это сделали в Крыму. Кого могла, отговаривала. Это были первые убийства. Потом уже с этим свыклись, а на тот момент было очень страшно. Как это, в мирном городе, в мирное время будут убивать людей? Это было предельно ясно.И когда наблюдаешь за этим митингом из окна. Видишь, как этим пророссийским движением управляют. Это была маленькая военная операция. Все знали, куда пойти, кого спровоцировать. Когда начали раскачивать автозаки, милиция оттянулась туда. А в это время сквозь оцепление с другой стороны в тыл нашим ребятам побежала толпа зеков. Парней потом перед камерами отпустили, но лишь по одному пути – где нет никаких остановок общественного транспорта. И по этим проспектам парни бежали к заградотрядам. Местные жители вытаскивали многих из толпы. Как могли, побитых, отмывали, переодевали. В больницу везти нельзя было, ибо оттуда их забрали бы милиционеры. Их прятали дома, и выпускали, когда все немного успокаивалось. Была полная растерянность: институты власти не работают. Врачи забирают побитых проукраинских ребят с митингов, но в итоге милиция говорит, что они во всем виноваты. И у родных стоит задача быстрее их забрать. Не идти в милицию, а перехватить их, чтобы вообще никто не знал, что у них есть побои, что они были на акции.

Когда все закончилась, приехала милиция, чтобы увозить трупы и пострадавших. На месте гибели ребят поставили доску с фото «беркутовцев». Человек с «колорадской» ленточкой тут же рассказал российским каналам, как они вышли почтить память силовиков, а на место пришли «злые неадекватные укры и начали их избивать». Милиция пыталась собирать улики – заточки, осколоки, арматуру. И тут появился отряд, человек 20, которые, как саранча, пробежали и похватали все улики».

- По официальным данным, тогда погиб лишь один человек.

- На утверждение, что было пять трупов, могут потребовать доказательства. Но когда ты видел, как вывозят мешки с телами, а затем эту информацию подтверждали знакомые патологоанатомы. Это, как говорила Лукаш на суде в 2004-м, общеизвестный факт. Если бы Дима Чернявский не был пресс-секретарем партии «Свобода» в Донецке, то вопрос, сказали ли бы о погибших вообще.

Спасибо, что попала в одну камеру с кадыровцами

- Как вы выезжали на свободную территорию, и почему приняли решение заняться волонтерством, а не, как многие, обеспечивать семью?

- Нас вывозили «Автомайдановцы» после окончания последнего проукраинского марша (28 апреля 2014-го, - авт). Мы слишком засветили лицами. Если раньше получалось организовывать акции и участвовать в них, но делать это более-менее скрытно, то в тот момент было уже понятно, что ко мне придут и заберут. Нас посадили на поезд к проводнику. Это было одномоментно. Мы приехали в Киев. Были фактически первыми переселенцами. Судьба распорядилась так, что попали к одним из служащих в администрации президента, которые действительно понимали, что будет происходить. Нас знакомили с Парубием, чтобы мы могли высказать свою точку зрения, пообщаться и донести информацию. На тот момент нам говорили: «Ребят, нам не до вас. У нас Крым. Решим вопросы с ним, а потом будем решать вопросы с Донецком». Я задавала Парубию вопрос, почему вы не начнете АТО. Есть много тысяч людей, которые ждут, что придет армия. Поймите, мы жили в плюс-минус правовом государстве, где была армия, милиция, и ты не можешь осознать, что спустя месяц силовики не будут ничего делать, что никто не придет тебя защищать. Мы в Донецке видели всего лишь ОГА и в радиусе 50 метров от нее были сепаратисты. Они ходили кучками по 15 человек. Все можно было задавить.И прямой ответ от тогда еще главы СНБО был такой: «А мы боимся начинать АТО, потому что нас там посчитают фашистами». Контрагрумент заключался в том, что тем, кто так думают, уже давно привили такие мысли. Только вот скоро таковыми могут считать киевские власти те, кто ждет прихода силовиков и освобождения от боевиков.

- Почему многие жители оккупированных территорий остаются дома, а не уезжают?

- Когда я слышу много «шапкозакидательств», мол, почему вы сидите в Донецке, почему не выезжаете. Ситуация проста. У тебя там, к примеру, лежачая бабушка. Или просто она не хочет уезжать из дома. Ты не увезешь старого человека. Соответственно, твои родители не бросят ее. Вопрос: бросишь ли ты своих родителей там, понимая, что происходит. Мою бабушку родители смогли увезти с поселка шахты Откябрьская за день до того, как туда попал снаряд и от дома ничего не осталось. К этомум моменту поселок ни один месяц подвергался обстрелам. «Грады» лупили по улицам, не было многих соседских домов, но бабушка упорно продолжала там жить. Кто-то будет готов уехать на свободную территорию, понимая, что ты там оставляешь близких? Почему вы не могли уехать? Ты можешь это сделать, когда у тебя, неважно, в Житомире, Днепре, Полтаве есть родственники. Когда есть тот же самый килограмм картошки, и есть, куда поехать. Опять же, это и ответ на то, почему многие донецкие мальчики не шли воевать. Ты вывозишь семью. Мама, ты, жена и ребенок. Тебе нужно снять квартиру. Нужно их обеспечить. Люди уезжали с одним чемоданом летних вещей, думая, что скоро все закончится. Тебе нужно зарабатывать все с нуля. Во-вторых, квартиры, бизнес. Все то, что у кого в кредитах. Многие выехали, но вынуждены были вернуться. Просили, заморозьте хотя бы проценты, ведь у нас не работает бизнес. Никто ничего не добился. А там тебе говорят, если не вернешься, все «национализируют». Вопрос: вернешься ты или нет. Тут людям с постоянным местом работы, с квартирами, тяжело с нынешними ценами. Поэтому, в первую очередь ,не возвращались такие как я. Для нас, если ты приедешь в Донецк, не факт, что не окажешься на подвале. Мы это наблюдали лично. Многие из друзей, которые приезжали за вещами или еще за чем-то, оказывались в пыточных. Девочек насиловали. Одна моя знакомая, не являясь каким-то военным волонтером, просто помогала детям-переселенцам, поехала на каникулы в Донецк. Ее там забрали, держали на подвале три месяца, пока не смогли всеми правдами и неправдами достать. Вышла она оттуда беременная. Единственное, за что она говорила спасибо, что попала в одну камеру с чеченцами. С кадровыми военными РФ. В «ДНР» был такой вид бизнеса – посадить на подвал своего же, а затем требовать выкуп. И только благодаря тому, что кадыровцы писали своим родственникам, и просили для нее витамины и еду, потому что от родных боевики передачки не принимали, она выжила. И они же уступили ей место на кровати. Ее готовили к тому, что будут вывозить. Была договоренность с российскими журналистами, что ее будут показывать по телеканалам как плохого «укрофашиста».

- Как Вы стали волонтером?

-Сказать, что я начала помогать армии, потому что это была моя идейная позиция, не могу. На фронт пошли многие пацаны из Донецка. И, зачастую, просто студенты, у которых ничего не было. У меня есть друг, который в мирное время был миллионером. Его бизнес был ориентирован на Российскую Федерацию. Он закрыл свое дело, а деньги вложил в АТО. И он воюет по сей день. Он мог позволить себе аммуницию, машины для батальонов. Но были ребята, которые оставались голые и босые. Они уезжали, а у них в плен брали родителей, чтобы они вернулись. И не помочь им, когда одни, вторые, третие обращаются к тебе, невозможно.

- Попадали ли в передряги во время волонтерской деятельности?

-Я категорический противник того, что волонтеры, особенно девочки, должны ездить на передовую. Но тебя по-другому не будут поддерживать. У нас в фейсбуке как, нет фотографий с передовой – ты обманщик, ничего не показываешь, что-то скрываешь. Расскажу, что такое ездить на передовую и снимать картинки. Мы работали с диаспорами и просто фото ребят с посылками на «передке» наших спонсоров не устраивали. Ты должен лично поехать, и доказать всему фейсбучному сообществу, что был там лично. Во-первых, чувствуешь себя неуютно, когда друзья в Киеве экипируют в каски и броники морских котиков США, когда ты самый защищенный, в отличие от ребят, которые стоят в бронежилетах от, максимум, травматов. Когда ты ночуешь под Днепром на военной базе, а комбат дает броневик, чтобы тебя отвезли. Я девочка, и военные были заняты не войной, а моей защитой. Меня везут на передовую, чтобы могла сделать эти фотографии. Один из самых страшных моментов случился под Авдеевкой. Мы ехали в броневике, а парень, военный, прошедший не одну горячую точку, рассказывает мне о разных видах оружия и показывает пистолет. Мол, он нужен для того, чтобы застрелиться и избежать плена. На месте услышали какие-то звуки. Не слишком сильные бахи. Ты стоишь, смеешься, смотришь на военных. Они вроде напряженные, но продолжают о чем-то переговариваться. А потом ты узнаешь, что бойцы сами не знали, что делать. Прилетали «Грады», а они смотрели на нас, безумных волонтеров, и не понимали, то ли накрывать нас собой, то ли делать что-то другое. Так что волонтер-не мужчина, без военного опыта, подставляет бойцов, поскольку вместо того, чтобы воевать, они отвлекаются на твою защиту.После выезда с той базы мы, двигалясь обратно, вывернули из поворота. Шли первые в колонне. И тут из лесополосы выскакивает человек 15-20 в камуфляже. Ты понимаешь, что единственный полк, который там стоит – те, к кому ты сейчас ездил, и они все на месте дислокации. В этот момент меня пытаются прятать вниз и при этом протягивают пистолет, и говорят: «ты же помнишь, для чего он».

- Что можете сказать об отчетах волонтеров и работе СМИ на «передке?

- Немалую угрозу являют собой фотографии и видео с передовой. Мы вынуждены были щелкать кадры, а потом убирать оттуда все столбы, деревья и прочией ориентиры для артиллерии. То, что бездумно фотографируют и выкладывают в сеть, может стать фатальным для парней. А потом все ищут наводчиков. Поверьте мне, в Донецкой и Луганской областях не так много неприметных мест, которые находятся на равнине.

- Помогали ли кому-то, кроме военных?

-Занимались помощью детям. На оккупированной территории работает интернат, где воспитывают детей-аутистов. Их нельзя просто так вывезти. Кто в курсе, это очень сложный процесс. Даже в мирное время их крайне сложно банально перевезти в другое помещение. Им нужны определенные условия. Запрещен к упортреблению глютен, то есть нельзя кормить макаронами и так далее. Этих детей никто не вывозил, а местные жители обращались за помощью к нам, а не в «ЛНР». Мол, у воспитанников заведения остались лишь макаронные изделия, а к 90 аутистам добавились еще 17 местных детей, которым нечего было есть и их привезли к интернат. Это, опять таки, весомая причина того, что волонтеры не всегда говорят о том, что делают. Спасибо бизнесменам, которые оставались на территории «ЛНР», и оттуда договаривались о перевозке продуктов. И, тем не менее, водителей фуры, которая ехала в Перевальск, все же задержали боевики. Они провели там пять дней. Есть моменты, о которых не принято говорить. О помощи на оккупированной территории. А у нас там много детей с ограниченными физическими возможностями. И когда ты делаешь что-то для них, тебя могут обвинить в сотрудничестве с оккупантами.

Видеоверсия интервью: