"Ко мне мысль "Все. Конец" пришла, когда к нам в окоп прилетела мина. Я увидел вспышку, почувствовал жар на лице", - боєць ООС

Микола Анацький народився і виріс у Донецькій області. Після того, як його рідний Бахмут було звільнено від окупації, він пішов добровольцем у батальйон "Донбас". У його складі більше 2,5 років воював у найгарячіших точках на сході України. Потім – перевівся до лав батальйону ім. Кульчицького.

Зараз молодший лейтенант Микола Анацький – офіцер групи інформації та комунікації Національної гвардії України. Його історія – яскравий приклад того, як війна впливає на життя людей. Уривок цієї історії – про один із найзапекліших епізодів війни на сході України: бої за Широкине.

"В Широкино ротации были по пять дней. Вот не скажу, сколько ротаций было, перестал считать. Там было весело, было опасно. Чтобы добежать до нашей позиции в четырехэтажках (а это – самая ближняя позиция, до сепаров – метров 150, там постоянная стрельба была), надо было перебегать по открытой местности. Пока мы перебегали, у сепаров прямо мишени в тире получались. Как перебегали? Подходишь к углу здания, где тебя еще не видно, останавливаешься, собираешься с мыслями, или вообще полностью думалку выключаешь, дышишь, вдыхаешь и на выдохе начинаешь очень быстро перебирать ногами. У меня товарищ бегал с гордо поднятым средним пальцем всегда. Ну, кого первым будут фокусить? Понятно, что того, кто бежит со средним пальцем. После того как несколько раз пули совсем рядом с ним пролетели, он перестал поднимать палец, резко поумнел и стал просто бегать.

Когда с ротаций приезжали – отсыпались. Там же на позициях круглосуточное дежурство было, все время что-то происходило, у каждого несколько бойничек. Когда начинается какой-то движ, все, даже те, кто отдыхает, поднимаются и идут стрелять. А происходило что-то часто. Когда страшно – надо шутить. Оно как-то непроизвольно получается. На войне без шуток – вообще никак. У меня где-то видео есть, где товарищ стоит, стреляет из окна, у него проблема, тут же подбегает к нему второй – и стреляет из лука. Без юмора там просто психика не выдержит. Я еще тогда шутил, что когда мы приезжаем с ротации, то у каждого ангел-хранитель, по любому, уходит в запой. У него работы за это время было много, и эта работа была нервной.

В Широкино для меня самое сложное что было? Каждый выезд были какие-то сложности. Было очень по-особому на позиции "Окопы". Грузины нас не учили ни позиционной, ни окопоной войне. Моя вторая ротация в Широкино – "Окопы", где идет окопная война. Когда туда заезжали, отдельно еще ехал КрАЗ с продуктами, с водой, с боеприпасами. Он отдельно ехал, потому что людей высаживали до позиций, они доходили пешком. КрАЗ доезжал до самых позиций, быстро все выгружал и очень быстро уезжал – там все на возвышенности и постоянно простреливаемое. Вот мы когда заезжали, мне командир позиции сказал, что я пойду с ним выгружать этот КрАЗ. Я тогда уже пулеметчиком был, своего барахла тащил нормально. Шел дождяра, ехать надо было по вскопанному полю. Наша машина застряла, колеса прокручиваются, минометный обстрел идет. Чуть не на ходу все из машины выкидывали. До окопов еще как-то добраться надо было – пробежать вдоль посадки, а она там уже редкая была из-за постоянных обстрелов, пробежать в сторону поселка, перепрыгнуть бугорок, перебежать бетонную дорогу, прыгнуть в окоп и еще там по окопу пробежать. Очень опасное место было, где снайпер или пулеметчик может спокойно отработать. Нас сидели ждали и снайпера, и пулеметчики. Но многое зависело от их ротации.

Раз заехала российская спецура – тогда у нас просто чудом не было убитых, у меня за пять суток было сразу три новых дня рожденья: то снайпер чуть не снял, то пулеметчик ночью стрельнул. Мы с моим вторым номером сидели в самом ближнем блиндаже к сепарам. Около трех часов ночи. Тогда по ночам стычек как таковых не было. Товарищ вылез из окопа, сидел сверху, я облокотился руками на бруствер, и мы по очереди в тепловизор смотрели. Я как раз передал ему тепловизор, глаза уже привыкли к темноте. Смотрю – где-то в километре от нас вспышки начались. Мозг не работал. Я был не то что в полудреме, но в режиме, когда не ожидаешь, что что-то произойдет, почти расслаблен. Вдруг, ни с того ни с сего, я выгнулся назад и упал. Было ощущение, что меня просто со всей дури кто-то потянул назад. Потом мышцы спины болели около недели, с такой скоростью дернулся. Пока падал, услышал, как входят пули в землю совсем рядом. Краем глаза увидел, что мой товарищ скатился вниз. Подбежал к нему – а вокруг трассера пролетают, пули свистят – он говорит "У меня воротничок шевельнулся". Я из пулемета тогда всадил полную ленту и по нам перестали стрелять. На следующий день посмотрели товарищу китель – у него на липучке у воротничка полоска от пули запеклась.

В Широкино было много интересного. Рота почетного караула морской пехоты – не знаю, как она там оказалась – притянула ПТРД 1941 года выпуска и два ящика патронов к ней. Это была веселая ротация. Стрелковых боев почти не было. Мы доставали эту шайтан-трубу, то есть шайтан-ружье (19 килограмм, 2 метра в длину, один выстрел стену пробивает насквозь), и с ним работали. На четвертую ротацию там погиб наш взводный – его снайпер снял в голову. Позывной "Сотник" или "Чексит" у него был. Мы с ним сдружились хорошо. Он говорил, что подтасовал документы, чтобы попасть в АТО. Он занимался пейнтболом, военной тематикой, ему все это очень нравилось. Он меня первым взял к себе во взвод. С нашей роты в прошлом году ротный погиб, в Марьинке на растяжке подорвался. Много пацанов полегло.

Должна была пройти операция совместная, с ВСУ. Надо было зайти в Широкино и полностью его зачистить. Нашей задачей было спуститься по посадке, зайти слева от Широкино и выйти на сепарский блокпост. Выбить их оттуда, занять пост и ждать нашего подкрепления. Я сразу понял, что это – дорога в один конец. Должны были идти 10 человек. На блокпосту у сепаров по-любому был "Утес", АГС. Думаю, шансов у нас было бы не очень много. Плюс, получалось так, что с другой стороны к сепарам бы тоже постоянно заходило подкрепление. Мы пока сидели и ждали приказа, я со всеми своими попрощался мысленно. Чтобы жизнь перед глазами прошла – такого не было. Но я ни от кого не слышал, чтобы вот прямо жизнь вся пролетала. Был пулеметчик, который перед этим выездом говорил: "Я тебя не пущу, пойду вместо тебя". Я отказывался, не понимал, чем я лучше, что меня оставлять надо. Идти, если честно, не хотелось. Но если уже приехал воевать, то там не должно быть такого "хочу" или "не хочу". Он потом говорил, что не пустил бы меня. Но, в конце концов, операцию отменили в самый последний момент.

Ко мне мысль "Все. Конец" пришла, когда к нам в окоп прилетела мина. Я увидел вспышку, почувствовал жар на лице, мне ресницы опалило. Мина попала в стенку окопа. Меня откинуло, развернуло и кинуло на нашего снайпера. Следующая мина прилетела чуть-чуть дальше и нас землей присыпало. Когда вернулась способность думать, первая мысль – "Что я тут делаю?". Потом пришел в себя, вернулось понимание, ЧТО я тут делаю, все стало на свои места. Лежал, присыпанный землей, и мысленно пересчитывал: правая рука есть, шевелится; левая рука есть; ноги работают, позвоночник целый. Потом испугался, что глаз нет! А их землей запорошило, щепка какая-то в правом глазу торчала. Землю расчистил – глаза есть, слава Богу! Смотрю – лежу на снайпере. Он лежит, контуженный, пластом, потерял слух и зрение. Я вылез, поднял снайпера. Потом – начали жестко насыпать. САУшки начали работать. Понимаю, что наш блиндаж не выдержит попадания – надо было подняться вверх и перебежать к центральному блиндажу.

Ждали начала обстрела: прилет САУшки, потом опять – залп, снаряды секунд 7 летели к нам, потом – опять взрыв и новый залп. Только разорвался последний снаряд – мы выбегаем, чтобы за эти секунды, пока они летят, успеть подальше пробежать. Я бежал последним и толкал снайпера, который терял лево и право. Передо мной товарищ, который мой второй номер был, пока бежал, упал на четвереньки и на четвереньках начал бежать так, что мы не могли его догнать, как кузнечик. Только мы выбежали – накрывает АГС и начинает работать 80-й миномет. Момент был запоминающийся. Мы бежим, а то с одной, то с другой стороны – бах! – земля в окоп начинает лететь. Как в фильмах показывают. Добежали, упали в центральный блиндаж, и начали ржать. Нам всем довольно жестко дало по голове, плюс – рассмешил побратим наш этот, который на четвереньках бежал, мы все никак не могли его развидеть".