"К стране, где избиение женщин приравнивается к выражению любви, надо подходить с другими мерками", - блогер із Одеси

"Мне было 23 года, когда я впервые оказался в России. Послали служить в Забайкалье. В этом далеком краю самое сильное впечатление на мое сознание оказали две вещи. До этого я не подозревал, что в семье с бабушкой, родителями и детьми за общим столом может вестись непринужденная беседа матерными выражениями устами всех поколений. Второе открытие случилось на свадьбе в поселке Тарбагатай неподалеку от Улан-Уде.

Хотя станция называлась по имени безобидного сурка, ее жители десятки лет знали друг друга, а событие предполагало только веселье - все закончилось перестрелкой из охотничьих ружей одной стороны улицы с другой. Причина конфликта осталась неизвестна. С таким явлением я не сталкивался, поэтому тогда счел его исключительно забайкальским феноменом. Со временем изменил точку зрения. К началу 90-х не сомневался в сакральном значении насилия для любого россиянина.

На днях к моему суждению давних лет присоединился один из редакторов Spiegel, пишущий (или пишущая) под псевдонимом Юнона Вай. Автор большой статьи рассказал о терпимости к насилию в российских семьях, об издевательствах в армии, тюрьмах и других закрытых учреждениях. Удивился почему матери пленных россиян верят пропаганде больше, чем сыновьям, а те насилуют, грабят и убивают мирных жителей. Констатировал, что российская власть сама поддерживает насилие законами и словами. Словом, представил весь букет причин и следствий буйного роста цветов зла на огромной территории.

Но русское насилие особенное, по сравнению с общепринятым поведением, направленным на причинение вреда. Оно всегда соединено с глумлением. Мало просто бросить противника в тюрьму, надо еще мочиться на голову арестованного, мало просто избить молодого солдата, надо заставить его часами стоять на одной ноге… Издевательства на уровне личного рессентимента поднимаются на государственную высоту. Бульдозеры утюжат продукты из Европы в назидание населению. Пусть сыры и яблоки пропадут, чем достанутся голодным в детских домах. Пусть в этих домах влачат жалкое существование обездоленные сироты, зато их не усыновят американцы. Тоже одна из форм глумления, унижающая своих, ради возможности плюнуть в лицо чужим.

Пишу эти строки, когда ракеты летят на морские курорты вокруг Одессы. Не просто военный обстрел. Это месть за остров Змеиный, акт демонстрации злорадства, когда летчик наслаждается безнаказанностью стрельбы с дальнего расстояния, также, как тюремщик упивается превосходством над заключенным, которому можно мочиться на голову.

Во всех войнах пропагандистские машины государств занимались дегуманизацией противника. Особенно в Первой и Второй мировых войнах. Но пропаганда не отменяла законы цивилизации. Немецкий офицер Эрнст Юнгер, воевавший на Западном фронте, записал в своем дневнике, как, «несмотря на все более невыносимые условия и изобилующее насилие, солдаты признавали и восхищались храбростью каждый раз, когда они сталкивались с ней, даже когда это касалось врагов. Время от времени они договаривались о периодах перемирия, чтобы вернуть убитых и раненых товарищей, и даже использовали перемирие на Рождество или Пасху для братания с вражескими солдатами.» (Цитирую по «Истории Первой мировой Войны On Line»). Надписи на немецком «Здесь живут старики», «Здесь беременная женщина» появлялись на дверях французских домов в Первую и во Вторую мировых войнах. Несмотря на мерзость режимов и человеконенавистнических доктрин, немцы и французы принадлежали одной цивилизации и одной наднациональной культуре.

Иное дело Восточный фронт, где сталкивались разные миры…

Сейчас российская пропаганда дегуманизирует украинцев, называя нас нацистами, распинающими мальчиков Донбасса. Прием для уравнивания своих мерзостей, устроенных на нашей земле. Мол, мы врем о них, они врут о нас. Такова логика информационной войны. Однако для внутреннего и внешнего использования, они упускают факт вероломного нападения на чужое государство и намерение уничтожить его вместе этносом, заменяя термин «агрессия» глаголом «освобождение».

Американский психоаналитик Хайнц Кохут одним из самых мощных мотиваторов насилия считал характер интерпретирования обществом собственного опыта унижения, который затем разоблачается и преувеличивается лидерами. В российской среде он богат и разнообразен. Здесь месть, убийство и глумление – средства избавления от комплексов: убивать значит исцелять. «Насилие становится моральным императивом, придавая тому, что обычно является апокалиптической причиной, важное и мощное этическое измерение». Это уже цитата из статьи Чарльза Б. Строзиера и Деборы Март «Психоаналитические взгляды на войну». Издевательство – в порядке вещей, как нож в правой, а вилка в левой руках. Оно стало традицией бичевания собственных изъянов на теле врага.

Однажды мне пришлось посмотреть советский фильм «Любить по-русски». Кинематографический рассказ о разных формах унижения и насилия на бытовом уровне не случайно назван любовью. Как не случайно любят украинцев многочисленные граждане России, поддерживающие спецоперацию. Их рефлексия искренна в пространстве, наполненным спрятанными чувствами собственной низости и покорности перед мистическим гнетом исторической несостоятельности. Они всегда живут силой страсти и страстью насилия, подобно коллективному Раскольникову, не сожалеют о содеянном, обвиняя в преступлениях окружающий мир. Почему? Ответ находим у отмененного Достоевского: «Может быть, по одной только силе своих желаний он и счел себя тогда человеком, которому более разрешено, чем другому.»

Доктрина русской исключительности поставила государство вне международных законов, а человека вне морали остального мира. Русским можно все, чего они страстно желают, и чего редко удается дробиться без насилия. В этой парадигме унижение служит основой мобилизации. Нас унизил Запад, но он силен, поэтому мы должны отомстить, унизив Украину, которую проклятый Запад любит больше нас. Вот ключ от русского ящика Пандоры, который там именуется раем. Он висит на шее у каждого помеченного буквой Z".