"Кремль молчит о главной угрозе для России. С востока на нее посматривает страна с пятитысячелетней историей, которой управляет жестокая диктатура", - журналіст

"Представьте себе, что Франция полностью изолирована от внешнего мира. Самолеты не летают, поезда не ходят, патрули в масках перекрыли пограничные КПП. Информация цензурируется. Короче, страна Наполеона, вина и собора Парижской Богоматери "под колпаком". Представили? Так вот, почти семьдесят миллионов человек оказались запертыми в китайской провинции Хубэй из-за эпидемии коронавируса. Это соответствует численности населения Франции", - пише у своєму блозі Костянтин Еггерт, передають Патріоти України, і продовжує:

"Можно, конечно, восхищаться эффективностью китайских властей, заперших в ловушке десятки миллионов человек, а теперь обещающих построить больницу на тысячу коек чуть ли не за десять дней. Будем надеяться, что она не обвалится вместе с пациентами, что в Китае случается регулярно. И давайте не забывать: это эффективность той же самой системы, которая создает так называемые "лагеря перевоспитания" для национальных меньшинств или убивает в тюрьмах диссидентов, включая лауреатов Нобелевской премии.

Примакова, бредившего "многополярностью" и геополитическими фантазиями типа "треугольника Москва — Дели — Пекин", Борис Ельцин подписал Декларацию о многополярном мире (читай: о борьбе с влиянием США) с тогдашним начальником КНР Цзян Цзэминем. Но в 1997 году наследники советской империи смотрели на Китай как на страну третьего мира, которая еще долго будет в числе догоняющих.

Теперь ясно: пустая, в сущности, декларация была одной из главных внешнеполитических ошибок первого президента России. Ради сиюминутных внутриполитических интересов он заложил политическую основу того, что с приходом в Кремль Владимира Путина стало одним из главных трендов российской политики, — неуклонного сближения и растущей политической зависимости от далеко не дружественного и потенциально опасного соседа.

Причин этого все более тесного партнерства две: взаимопомощь двух авторитарных режимов перед лицом общего врага в лице Америки и (все больше) страх Москвы перед все возрастающей мощью КНР. Признаться в том, что Россия неуклонно отстает от Китая, невозможно. Приходится делать хорошую мину при плохой игре и играть вымученные игры в "партнерство".

Неизвестно, как кончится история с коронавирусом, но уже ясно, что страна, с которой у России граница протяженностью более чем в 4 тысячи километров, — потенциальный источник пандемий. По данным Росстата, в постепенно вымирающих Сибирском и Дальневосточном округах живут 25 миллионов человек (чуть более 17 процентов населения России). Для сравнения: население трех (кстати, одних из самых бедных) провинций Китая, граничащих с Россией, — около 90 миллионов.

И хотя у Китая хватает своих неосвоенных территорий, такой демографический контраст не может не вызывать опасений, если смотреть на ситуацию с точки зрения национальных интересов. Приплюсуйте к этому китайские социальное неравенство и экологические проблемы — едва ли не самые масштабные в мире. Энергетика и транспорт Китая вносят главный вклад в глобальное изменение климата.

В военной сфере все не менее тревожно. КНР, покупавшая 20 лет назад российскую технику, теперь — второй в мире производитель вооружений после США. Китайская армия — первая в мире по численности и вторая после Соединенных Штатов по объему военного бюджета. Наконец, китайская пропаганда уверенно распространяется по миру не хуже коронавируса. Недавний доклад на сей счет организации Freedom House должен встревожить кремлевских пропагандистов из МИА "Россия сегодня". Они могут скоро не выдержать международной конкуренции с китайскими (пока еще) "коллегами".

В академической среде дело не лучше. Представители Института Дальнего Востока РАН, который, по идее, должен быть главным центром объективного и всестороннего изучения китайской проблематики, подозрительно часто выдают вместо этого китайскую пропаганду — естественно, подогнанную под кремлевский миф о "вставании с колен".

Каждое перемещение трех батальонов передового развертывания НАТО в странах Балтии или американской бригады в Польше вызывает немедленную реакцию российского Генштаба: мол, "угрожают" и "дестабилизируют". Военные объясняют, что не верят ничьим декларациям о мирных намерениях, а анализируют факты и конкретные действия.

Получается странно: батальонные учения под литовским Шауляем — это проблема, а двухмиллионная армия с полумиллионом резервистов относительно недалеко от Хабаровска и Владивостока — не проблема. Латвийские шпроты в любой момент могут оказаться небезопасны для здоровья россиян и занять пару часов в эфирах Норкина и Соловьева, а глобальная эпидемия коронавируса порождает лишь желание рассказать о том, как быстро и красиво построят тот самый госпиталь в Ухане.

Достоверные данные о китайской миграции в Россию найти нелегко, но приезд в любой российский дальневосточный город дает массу наблюдений для того, чтобы как минимум обсудить происходящие процессы.

С востока на Россию посматривает страна с пятитысячелетней историей, которой управляет жестокая диктатура во главе с несменяемым лидером, никому не подотчетная, богатая, коррумпированная и скрытная, погубившая в прошлом веке десятки миллионов собственных граждан. Она в глобальных масштабах скупает активы и влияние, грозит войной отколовшемуся от нее Тайваню. Все это густо замешано на собственной ксенофобской теории "вставания с колен", называющейся "Китайская мечта". В полном варианте, предложенном пожизненным главой страны Си Цзиньпином, — "Китайская мечта о великом возрождении китайской нации".

В Пекине тоже бредят реваншем — за западный и российский колониализм XIX — начала XX века, и за конфликт с СССР 1960–80-х годов. Ведь для китайцев Россия — это такой же Запад, как Польша или Португалия, просто победней и позакомплексованней. А значит, послабей. Но свои мнения в пекинском политбюро умеют держать при себе. Почти как данные о причинах появления и масштабах распространения коронавируса.

Лично у меня (как у все возрастающего числа российских граждан, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке) происходящее в Китае и исходящее оттуда все чаще вызывает дискомфорт. После коронавируса — особенно. Я понимаю, что вирус — штука непредсказуемая, живет где хочет. Но хотелось бы узнать, почему именно наш восточный сосед так богат новыми штаммами. Может быть, я не прав и зря паникую. Но откровенных разговоров на китайскую тему в публичном пространстве нет, и вести их, похоже, некому. Парламент — "не место для дискуссий". Большинство СМИ — место для дискуссий, заранее согласованных на Старой площади. Академические и бизнес-конференции периодически напоминают место для дискуссий, предварительно проплаченных Пекином. Оппозиционные форумы — не место для дискуссий о внешней политике вообще, потому что "нашу целевую аудиторию интересуют зарплаты, пенсии и воровство чиновников!"

Но, в отличие от того самого покойного родственника, Китай жив и все чаще поступает так, как ему заблагорассудится. У меня нет уверенности, что, ослабни Россия еще больше, пекинские товарищи не начнут нетерпеливо покрикивать на нас. Собственно, уже покрикивают: спросите у редакции "Независимой газеты".

Есть только одна надежда: может быть, российский Генштаб научился у китайцев спасительному лицемерию и полагается не только на ядерное сдерживание, а еще на что-то? И может быть, после совместных банкетов с коллегами из Пекина под водку с трепангами они в тиши кабинетов пишут, как и полагается стратегам, планы, скажем, обороны Уссурийска или превентивной операции спецназа в соседнем с Благовещенском Хэйхэ? Как говорится, на всякий случай. Мне так было бы спокойней".