Хіти тижня. "Колиска жаху": Репортаж з колонії, де сиділи відомі маніяки (фото, відео)

Вбивця став самогубцем. Звів рахунки з життям поширеним серед зеків способом - повісився сидячи. За допомогою натягнутого простирадла, прикріпленого до нар, - передають Патріоти України з посиланням на Журнал Житомира. Далі - мовою оригіналу:

"Люди, работающие в пенитенциарной системе, объясняют: "Это в кино показывают виселицу, сломанные шейные позвонки. Но для того, чтобы повеситься, достаточно давления на сонную артерию. Человек теряет сознание, и веса тела хватает для удушья".

В знаменитой житомирской "восьмерке", где отбывали пожизненный срок Анатолий Оноприенко и Сергей Ткач, одни из самых кровавых маньяков в истории – это третий случай самоубийства с 2001 года среди тех, кто получил высшую меру наказания. Если верить официальной версии, за последние 19 лет еще 35 убийц, в том числе все те же Ткач и Оноприенко, умерли в "восьмерке" естественной смертью.

По данным Офиса генерального прокурора, в 2018 году в Украине покончили с собой 51 заключенный. В 2019-м – 50. Из 1 513 украинцев, отбывающих пожизненный срок, 164 содержатся в режимном корпусе "Житомирского учреждения исполнения наказаний №8". Те, кто работает в системе, смерть заключенного обычно констатируют сухо и без эмоций: "Минус один".

– Эмоции – не про работу, – говорят тут. – Умер человек – и умер. Главное, чтобы не в результате преступления. Мы не имеем права на эмоцию. Она влияет на принятие быстрых и адекватных решений.

Максимум, к которому тут стремятся, сводится к простой и одновременно сложной формуле: постараться обращаться даже с самыми свирепыми убийцами, как с людьми; дать им шанс исправиться и, возможно, даже выйти на свободу. В каких условиях ждали смертной казни убийцы, чем запомнились маньяки Оноприенко и Ткач, сколько стоит налогоплательщикам прокормить убийц, и что такое современный карцер – репортеры побывали за решеткой во время прокурорской инспекции.

Запах безысходности

– Вы ни разу не были в таком месте? – интересуются сотрудники Офиса генпрокурора, взявшие репортеров УП с собой на проверку колонии. – Там такой запах, знаете?! Сложно описать. Безысходности, что ли.

Ну, вы поймете. Домой вернетесь и будете еще чувствовать этот запах.

Когда заходишь в режимный спецкорпус "восьмерки", где отбывают пожизненный срок 164 жестоких убийцы, запах – первое, на что реагирует мозг свободного человека. Странный, сладковатый, тошнотворный. Из него сложно вычленить что-то одно. Воображение пытается разложить этот коктейль на ингредиенты.

Пот? Тюремная пища? Канализация? Грех? Боль? Кровь? Точно описать эту смесь сложно.

Через несколько часов, проведенных в "восьмерке", оператор УП попробует сформулировать ощущения: "Ты не дышишь ртом, носом. Дышишь будто всем телом. Этот запах тебя, как ножами режет".

Здесь немало тех, кто отбывает наказание больше 20 лет. Они резали, стреляли, душили за деньги. Или ради удовольствия. Или чтобы почувствовать себя сверхлюдьми.

Некоторые попали сюда, когда высшей мерой наказания был расстрел. Но так и не дождались казни после того, как Украина отказалась от нее, взяв обязательства перед Советом Европы.

Уровень безопасности здесь максимальный. Говорят, из "восьмерки" еще никто не убегал. Бесконечные коридоры, решетки, замки, массивные двери. Тусклый свет, старая плитка на полу и стенах. Режимный корпус для особо опасных – пятиэтажное здание с металлической лестницей посередине.

Перед входом в каждую тюремную камеру таблички с фотографиями тех, кто отбывает пожизненный срок. Еще – статьи, по которым приговорили преступника к "вышке".

Когда тут сидел Анатолий Оноприенко, на его табличке значилось: "Склонен к нападению. Бегству. Самоубийству". Маньяк, на счету которого 52 доказанных убийства, провел в "восьмерке" 13 лет. Большую часть этого времени он находился в камере сам. Умер убийца 27 августа 2013 года.

Опасаясь массовых волнений и вандализма, Оноприенко решили не хоронить на кладбище в Житомире. Тело в условиях секретности отвезли в Киев и сожгли в крематории примерно за 800 гривен.

Вадим. Убил подручными средствами

Сколько стоит жизнь человека? На этот вопрос 43-летний выходец из Бердичева Вадим отвечает уверенно: "Не можна вимірювати грошима людське життя. Якщо нема життя, то нема нічого".

К этой азбучной истине Вадим пришел не сразу. В 1995-м, когда ему было 17, он расправился с двумя людьми во время разбойного нападения на частный дом. Убивал, как говорит сам заключенный, подручными средствами. В нищие и беспринципные 90-е жизни своих жертв Вадим с четырьмя подельниками оценил в бытовую технику, которую вынес из дома. И в пачку купонов, в эквиваленте не больше 200 долларов.

Спустя четверть века, его заводят в комнату, похожую на небольшой актовый зал. С заведенных за спину рук снимают наручники. Если не знать, за что Вадима приговорили к "вышке", можно вполне проникнуться его судьбой. Судьбой человека, существование которого навсегда ограничено массивными дверьми, решетками и пайкой от государства на 36 гривень в сутки.

Вадиму повезло – он один из немногих, у кого есть работа. Он приклеивает полоски "змеиной" кожи к каблукам для женской обуви. Складывает в коробку с надписью "Made in Italy", уходящую в неизвестном направлении. За это Вадим и еще несколько работников получают от тысячи до полутора тысяч гривен в месяц.

Он сидит перед объективом уверенно, широко расставив ноги. Но просит не называть фамилию. Его тело и лицо расслаблены. Голос – мягкий. Взгляд – не озлобленный, с проблесками надежды.

– Молодий був, – оправдывается он. – Дуже багато хотів від життя. Не вистачало грошей. На розваги, дівчат. На інші забаганки. Вони (убитые – ред.) прийшли, коли ми грабували їх будинок. Це був молодий хлопець років 25 та його мати. Вони бачили моє обличчя. Так сталося… Я вирішив, шо треба позбутися свідків.

– Грошей, які ми грабували, вистачало, щоб ходити в ресторан, покупати одяг. Тоді часи були такі. Оточення, середовище сильно впливало, – продолжает заключенный, а с его лица не сходит снисходительная улыбка.

Находясь за решеткой 25 лет, Вадим, похоже, принял и простил себя того, 18-летнего. Неразумного и жестокого сына из приличной семьи, убившего ради денег. Возможно, это принятие вины и себя помогают ему не сойти с ума и не превратиться из убийцы в самоубийцу. Теперь он много читает, любит философию, следит за политикой. Как и многие пожизненники, надеется получить президентское помилование и выйти на свободу.

Его козыри – примерное поведение. Ни разу не был в карцере. Осознает вину. Изъявляет, по крайней мере на словах, желание стать полноценным членом общества. Там, за столетними, аварийными стенами режимного корпуса "восьмерки", еще живы его родители – бывшая воспитательница детсада и заводской рабочий.

Маме уже тяжело приезжать, но 69-летний отец продолжает наведывать сына и лить слезы.

– Я для всіх був дуже добрим хлопцем, – сентиментально и с каким-то самоуничижением прищуривается Вадим. – І навіть прикладом в чомусь – непогано вчився, займався боксом. Спочатку вони не хотіли вірить в те, що я скоїв. Коли батько приїжджає, на нього страшно дивитися. Особливо коли у нього сльози на очах. Ти розумієш, що це – мужик, в конкретному сенсі. І коли він плаче, то думаєш про те, що ти це спричинив.

Злость. В ожидании расстрела

Злость. Много злости чувствовал Вадим, когда его задержали в 1995-м. Он был зол на себя за то, что попался. Зол на тех, кто поймал его во время очередного разбоя. Раскаяние пришло позже.

– Була злість на те, що є міліція, такі люди, які ловлять тебе, – улыбается он. – Навіщо вони це роблять? Ти хочеш робити, що робиш, а вони тобі заважають. Ти просто не розумієш, що робиш щось погане.

После ареста и суда Вадима приговорили к расстрелу, высшей на тот момент мере наказания, доставшейся Украине от СССР.

– Знову була внутрішня агресія, – признается заключенный. – Злість на себе, на суддів, на всіх.

Коли винесли вирок, мені виповнилося якраз 18. Якщо б рішення було місяць до того, то й вироку не було. Мені, як малолітньому, більше десяти років ніхто не дав би. Я тоді тільки з цього приводу жалкував.

Исключительная мера наказания. ИМН. С такой аббревиатурой на робе юный Вадим коротал в 90-х дни и месяцы в ожидании расстрела.

– У них вместо нар было что-то вроде голого, бетонного постамента, – рассказывает психолог "восьмерки" Андрей Власюк о том, как жили расстрельники до моратория и отмены смертной казни. – Сверху клали доску ДСП, а потом стелили тонкий матрас.

При себе они могли держать только зубной порошок, щетку, деревянную ложку, платок, расческу. Больше ничего. Хотя и расческа не нужна была – их брили каждую неделю наголо.

На прогулку "расстрельников" не выводили.

– Если вели куда-то из камеры, надевали на голову мешок, чтобы не смогли увидеть, как устроена тюрьма, и сколько персонала.

Их сопровождал конвой из нескольких младших инспекторов, офицера и кинолога с собакой. Такие были правила, – констатирует Власюк.

По его словам, Вадим был первым, кто согласился выйти во внутренний дворик.

– Их (приговоренных к ИМН – ред.) тогда человек пять мужчин было и одна женщина, – вспоминает Власюк. – Помню день, когда наложили мораторий и разрешили прогулки.

К камерам подходит персонал: "На прогулку пойдете?". Никто не захотел. Они подумали, что их зовут на расстрел. Один только Вадим говорит: "Давай".

– Почему? – уточняем.

– Ожидание смерти хуже самой смерти, – отвечает психолог. – Видимо, он определился. Решил, что нечего тянуть.

И вот его заводят в наручниках во внутренний дворик. Он голову поднимает, смотрит на небо. Глубоко выдыхает, ожидая выстрела. А ему: "Вадим, никто стрелять не будет. Прогулка. Всё! Можно гулять".

– Когда он понял это, обрадовался, – продолжает Власюк. – Теперь он может жить и видеть небо.

Раньше не было, как сейчас – открыл форточку, и что-то видно. Раньше окна с двух сторон были защищены так называемыми "намордниками", "баянами", чтобы не было "дорог" (веревочная система, при помощи которой зэки незаконно получают посылки – ред.).

Оноприенко и Ткач. "Состояние Бога"

В далеких 60-х в селе Ласки Житомирской области маленький мальчик Толя Оноприенко разбил камнем голову другому малышу. Через годы Оноприенко вырос в серийного убийцу, а тот пострадавший мальчик стал подполковником КГБ.

По иронии судьбы, тот самый психолог Андрей Власюк, который с конца 90-х работает в "восьмерке", – племянник подполковника. Андрей – один из немногих, кому довелось общаться с осужденными Оноприенко и Ткачом.

Власюк рассказывает о своем опыте работы с маньяками тихим, спокойным голосом, немного опустив голову. В руках вертит связку ключей.

– О покойниках либо хорошо, либо никак. То были (Оноприенко и Сергей Ткач – ред.) нехорошие покойники, – отмечает он и соглашается поделиться наблюдениями.

По словам Власюка, Оноприенко был человеком неконтактным, с психическими отклонениями. Но он показал себя "прилежным осужденным", не нарушающим режима.

– Думаю, он боялся только за свою жизнь, – считает психолог.

Когда маньяк попал за решетку, следили за тем, чтобы его не ликвидировали другие заключенные. Напротив камеры установили дополнительный пост для круглосуточного наблюдения.

Пока шло следствие и суд, со всех продуктов питания, которые попадали к Оноприенко, снимали "пробу", чтобы серийного убийцу не отравили.

Люди жаждали расправы.

– Оноприенко не просто убивал. Он разрушал человека, – отмечает психолог. – Детям отверткой выкалывал глаза, стрелял из обреза в затылок.

Конечно, он получал от этого удовольствие. Хоть и говорил потом, что выполнял приказы голоса свыше.

Убить человека – вообще не просто. Этот порог нужно переступить. Он переступил. Попробовал, почувствовал безнаказанность.

Как говорит Власюк, он так и не увидел раскаяния со стороны Оноприенко и Ткача.

– Оноприенко никогда не плакал, – отмечает он. – Хотя незадолго до смерти он исповедался. Раньше отказывался, а тогда согласился.

Я его встретил – он шел с одышкой, были проблемы с сердцем. Он страдал ревматизмом. Ноги передвигал, как колоды. Тяжело говорил, тяжело дышал. Было видно, что осталось ему недолго.

По словам психолога, и Ткач, и Оноприенко, попав за решетку, считали, что не завершили свою "миссию". Там, на свободе, они планировали совершить еще больше убийств.

Сергей Ткач признался в ста преступлениях на сексуальной почве, хотя доказано было всего 37. Из-за этого маньяка в разные годы ошибочно осудили не меньше 10 человек. Кто-то отсидел вместо него реальные сроки, кто-то покончил жизнь самоубийством.

– С Ткачом мне было интересней работать, чем с Оноприенко, потому что он больше шел на контакт, – говорит Андрей Власюк. – Убийства для него были пусковым механизмом, чтобы удовлетворить половую страсть.

Ткач очень любил холодное оружие, держал под подушкой любимый кинжал. Но никогда не брал его с собой. Убивая, он всегда рассчитывал только на свои силы.

– Ткач – глубоко не дурак, – говорит Власюк в настоящем времени, будто кости маньяка, умершего в 2018-м, не покоятся на житомирском кладбище. – Он служил в милиции. Выезжал на преступления. Знал, как уничтожать улики, заметать следы. Прекрасно ориентировался во времени и пространстве.

На вопрос, какие слова приходят на ум в связи с этими двумя убийцами, Власюк, сделав небольшую паузу, отвечает: "Колыбель ужаса".

– Ткач и Оноприенко считали себя сверхлюдьми. У них "состояние Бога" было. Синдром Герострата, – резюмирует он.

Карцер. Сваи на болоте и аварийное состояние

Подъем в 6 утра, отбой в 22.00. Питание три раза в день. По такой схеме в "восьмерке" отбывают наказание пожизненники. Месяц за месяцем. Десятилетие за десятилетием.

Если ведешь себя прилежно, несколько раз в год позволяют долгие свидания с родными до трех суток, в специально отведенных для этого комнатах.

В режимном корпусе можно пользоваться мобильной связью только под надзором. Администрация хранит у себя телефоны, держать которые в камерах запрещено.

Есть возможность пользоваться компьютером в "Интернет-классе". Но перечень сайтов, на которые могут заходить пожизненники, скуден. Новостные ленты и соцсети заблокированы.

Доступ открыт только к официальным страницам Европейского Суда по правам человека, сайту президента, Верховной Рады, Минюста и других. Поэтому главным источником информации из внешнего мира остается телевизор.

Если не соблюдаешь устав – карцер. До десяти суток, в зависимости от нарушения. Тут запрещено курить. Нет прогулок. Ограничено общение и нет свиданий.

Карцер занимает блок из трех этажей, Сильно воняет канализацией и даже в феврале можно встретить живого комара.

Нижний этап подтоплен. Тошнотворный запах идет оттуда.

– Проблему с канализацией поднимали последние три года, но вопрос так и не решен, – утверждают в администрации. – Этот корпус строили, когда тут было болото. Фундамент стоит на мореном дубе.

Пробовали откачивать воду с нижнего яруса, но дуб начал трещать. Специалисты сказали, лучше сваям оставаться в воде. Дольше сохранятся.

В 2019-м году на содержание всех исправительных учреждений и СИЗО из госбюджета выделяли 6 миллиардов 162 миллиона гривень. В 2020-м заложено больше – около 6,5 миллиардов. Но этих денег, часто оседающих непонятно как и где, не хватает.

В житомирской "восьмерке" жалуются, что здание – в аварийном состоянии.

На капремонт канализационной системы здесь просят больше 2,5 миллионов гривень налогоплательщиков. Для ремонта крыши – еще почти 1,5 миллиона.

В прошлом году здесь получили на ремонт 1 миллион 374 тысячи. В основном их потратили на теплосеть. И крышу админкорпуса.

Начальник. "Убийца есть убийца. Вот и весь разговор"

– "Житомирское учреждение исполнения наказаний №8" – "красная зона", – рассказывают те, кто в теме.

"Красная" – значит, что все в своих руках держит начальник администрации.

Есть в Украине и так называемые "черные зоны", где правят бал те, кто находится на вершине тюремного мира – воры в законе.

Крепкое телосложение, суровое лицо и сверлящий, пронзительный взгляд – когда смотришь на начальника "восьмерки", легко поверить в его авторитет.

Полковник Петр Титовец начинал службу опером. Его вряд ли чем-то удивишь. В работе с убийцами и маньяками нет места сантиментам.

– Я четко понимаю, с какой категорией людей общаюсь. Мне нужно их воспринимать такими, какие они есть. Вы все время ищете какую-то психологию, эмоцию. Но нет такого! – восклицает он за чашкой чая.

Титовец и его подчиненные – те, кто должен обеспечивать баланс: обращаться с заключенными без жестокости и желания расправиться; но при этом и жалости не испытывать.

Полковник вспоминает, как 12 лет назад тюремного медика во время работы ударили заточкой в сердце. Пострадавшему почти повезло – он выжил. Но ушел по инвалидности на пенсию и через несколько лет умер из-за ранения.

Есть ли разница между преступником, убившим одного человека, и Анатолием Оноприенко, забравшим 52 жизни?

– Для меня ее не должно быть, понимаете? – отвечает полковник Титовец. – К кому-то что, лучше должны относиться? Убийца есть убийца. Вот и весь разговор.

Правозащитники, гуманисты, представители различных церквей точку в этом разговоре не ставят. Это позволяет таким, как Вадим из Бердичева, сознательно убивший в юности ради денег, жить надеждой на помилование.

Удивительно, но за четверть века в колонии Вадим не утратил связь со свободным миром. Он знает, что такое IT, гаджеты, фейки и соцсети, которыми он никогда не пользовался.

Попав в тюрьму в 1995-м, он, по его словам, стал "патриотичным гражданином". После Майдана в 2004-м смастерил красно-черный повстанческий стяг, висящий до сих пор на стене тюремной мастерской.

Он следил за расстрелом Небесной Сотни по телевизору в 2014-м. Боролся с порывом быть там, в гуще событий. И едва сдерживал слезы.

Он продолжает переживать за военных на Донбассе и так смотрит на украинскую историю последних лет: "Майдани допомогли заявити людям, що таке є Україна. Ми були дуже залежні від сусідів. Я розумію, що таке погане оточення. Воно на мене вплинуло. Так і з країною: краще водитися з гарними хлопцями, з гарними країнами, які можуть дати щось добре, корисне".

Помогут ли раскаяние, примерное поведение и гражданская позиция выйти таким, как Вадим, на свободу? Мысли и время – все, что у него есть.

– Чего боишься больше всего? – спрашиваем на прощание.

– Буває, коли думаєш про батьків. Про те, що не зможеш з ними попрощатися. Коли думаєш, що не зможеш влаштувати життя, коли звільнишся. Але це не страх. Це те, чим ти себе стимулюєш, щоб бути в тонусі. Ти готуєш себе для цього.

Треба підготуватися, щоб не боятися. Треба бути готовим, що можеш померти тут.

***

Во время проверки "Житомирского учреждения исполнения наказаний №8" прокуратура нашла ряд нарушений.

Пожизненники "восьмерки" находятся по двое в камерах, площадь которых от 5,17 до 6,93 м². При этом по европейским нормам и украинскому законодательству на одного должны выделять не меньше 4 "квадратов".

Среди других нарушений – отсутствие достаточного количества рабочих мест для заключенных. При том, что 82 пожизненника в "восьмерке" обязаны выплачивать деньги родным пострадавших по решению судов.

Сейчас в "восьмерке" всего шесть рабочих помещений, каждое из которых рассчитано на 10 человек. Но оборудовано по сути только одно. В других не закончен ремонт.

Администрации "восьмерки" дали время устранить нарушения – до конца февраля."