Хіти тижня. Традиції московської пропаганди: Як з військової поразки від японців у Сталіна зліпили "велику перемогу над самураями"

"В советской, а затем и в российской историографии сражение на Халхин-Голе, 80-летие которого отмечается в этом году, называют попыткой японцев взять реванш "за позорный разгром" на озере Хасан в 1938 году. Но была ли победа армии Сталина у озера Хасан?", пише Радіо Свобода, передають Патріоти України. Продовжуємо мовою оригіналу.

6 июля на вершине высоты Заозёрной вновь зафиксированы советские конные дозорные. Затем появились и бойцы, приступившие к рытью окопов. 7 июля из Посьета, из штаба 59-го погранотряда, последовала очередная просьба разрешить захват высоты, которая фактически уже была занята: первому заместителю наркома внутренних дел СССР Михаилу Фриновскому нужно подшить в дело документ, исходящий от подчиненных. По словам комкора Григория Штерна, 8 июля "по решению командира 59-го отряда погранохраны высота была занята и поставлен один станковый пулемет". Ни о какой самодеятельности начальника погранотряда и речи быть не может: приказ лично отдал Фриновский. Но устно. Письменно же всё оформили как слёзную мольбу полковника Гребенника: "Японцы подготовляют захват высоты с отметкой горизонтали 100, проводят телефонную линию, дошли до западных скатов этой высоты… Могут упредить захват…" Тут же следует распоряжение полковника Федотова: высоту охранять постоянным нарядом. И уже по приказу начальника Посьетского погранотряда высота Заозерная захвачена сначала постоянным нарядом (10 человек), а затем подошла и резервная застава – ещё 30 бойцов. В ночь с 8 на 9 июля 1938 года советские пограничники, выполняя приказ командования, стали устанавливать проволочные заграждения и рыть окопы полного профиля. Из донесения в Хабаровск: "Сооружено проволочное заграждение, окопы и проволочное заграждение находятся на самой линии границы по вершине высоты… чтобы предотвратить занятие этой высоты японцами как выгодной для постоянного наблюдения за нашей территорией. Нарушения границы не было". 10 июля 1938 года заместитель начальника Посьетского пограничного отряда майор Александр Алексеев доложил в Хабаровск: "Высота занимается резервной заставой, дополнительно нарядом заставы Подгорная, Пакшекори… Начаты окопные работы, идет заготовка кольев…" Окопы пограничники вырыли не только на советском склоне сопки, но и на маньчжурской территории – с военной точки зрения так удобнее… И не только окопы: на склонах сопки устроили камнезавалы и заложили несколько фугасов – "сюрпризов", установкой этих фугасов занимался лейтенант Виневитин. 15 июля полковник Гребенник рапортует: "Готовность окопных работ на 80%, заграждения 50%. Окопов отрыто 3 ячейковые в полные профили, каждый на одно отделение…" Разумеется, японцы протестовали, требуя восстановить статус-кво, но советский НКИД категорически отрицал как нарушение границы, так и факт строительства укреплений.

Тем временем спецгруппа Фриновского добралась до штаба 59-го Посьетского погранотряда, откуда и выдвинулась на сопку Заозёрную. Формальный предлог выхода к самой линии границы чиновника столь высокого ранга (второе лицо в НКВД) – всё то же "расследование" побега Люшкова. Для сопровождения этой свиты и был прикомандирован лейтенант Виневитин – как снайпер. 15 июля свита Фриновского, в составе которой находился и лейтенант Виневитин, возникла на сопке Заозёрной. Далее, как следует из документов, произошло нечто совершенно неожиданное: по приказу Фриновского несколько человек из его свиты пересекли линию границы и, зайдя на маньчжурскую территорию, демонстративно стали изображать там ведение инженерно-земляных работ. "Японо-маньчжуры" это засекли и выдвинули к месту нарушения небольшую группу. Не доходя до границы, жандармы вежливо попросили советских товарищей прекратить незаконные работы на маньчжурской территории. Товарищи на такую "гнусную провокацию" не поддались, и лейтенант Виневитин метким винтовочным выстрелом в голову наповал уложил настырного японца – по личному приказу тов. Фриновского. Вторым выстрелом Виневитин лишь ранил другого жандарма, но это не промах: ему дали уйти умышленно – дабы всё доложил начальству, детально и в красках. Труп же застреленного японца, обвязав веревкой, затащили на советскую территорию.

Почему Фриновский не использовал головорезов своей личной свиты, среди которых, несомненно, имелись и отменные стрелки? Так не факт, что не использовал, хотя, быть может, именно тут стрелок был нужен как раз местный – дабы и на месте остался, навсегда.

Судя по публикации сотрудника Центрального пограничного музея ФСБ, вместе с Виневитиным в засаде сидел ещё один лейтенант – Курдюков. Кто он, какова его должность – не сказано. Но согласно Боевому уставу пехоты РККА (БУП-38), "снайпер действует в составе снайперской пары, выполняя по очереди обязанности стрелка и наблюдателя". Значит, если один лейтенант – первый номер, то другой, его напарник, – второй номер снайперской пары? Позже лейтенант Курдюков засвечивается именно как командир … группы снайперов: по одному источнику, возглавляет группу из 12 снайперов, по другому – под его началом группа уже из 20 снайперов. Снайперы – персоны штучные, своей основной задачей имеющие, опять же согласно БУП-38, "уничтожение снайперов, офицеров, наблюдателей, орудийных и пулеметных расчетов … и вообще всех важных, появляющихся на короткое время и быстро исчезающих целей". Даже в пределах одного войскового объединения (округ, фронт, армия, армейская группа) их насчитывается в лучшем случае десятка полтора. Потому группа снайперов, да ещё такой численности – явление из ряда вон выходящее. Но такую группу ещё собрать надо – для конкретных целей… Группа из трех-четырех снайперов, сформированная для особо важного конкретного задания, – и то много. Но такого количества спецов с собой не привезешь: аэропланы небольшие и не ведомству Фриновского подчинены. Может, группу на месте собирали – как раз за тот месяц, что и прошел от появления Фриновского в Хабаровске до его явления на сопке? Вполне правдоподобно по срокам: группу же не только отобрать и собрать надо – проверить, обучить дополнительным навыкам, боевое слаживание провести, задачи поставить…

"У вас был месяц на подготовку"

Обстоятельства этого дела оказались задокументированы, можно сказать, случайно: командующий Дальневосточным фронтом Василий Блюхер, узнав о случившемся, направил на Заозёрную комиссию для расследования. Прибыв на место 24 июля, комиссия установила: имела место провокация, спланированная и организованная спецгруппой Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, тайно, без ведома командующего фронтом прибывшей из Москвы – через Хабаровск и Посьет. Комиссия также зафиксировала, что часть отрытых советскими пограничниками окопов и установленных ими проволочных заграждений – за линией границы, на маньчжурской территории.

На другой день комдив Соколов делает полковнику Гребеннику втык: "Где сказано, что надо допускать на линию границы командный состав, не имеющий отношения к охране границы? Почему не выполняете приказ о недопуске на границу без разрешения?.. Вы не выполняете приказ, а начальник штаба армии фиксирует один окоп за линией границы, там же проволочные заграждения…"

Установив, что инцидент спровоцирован по приказу Фриновского, Блюхер телеграфирует Ворошилову, обвинив первого замнаркома внутренних дел в развязывании конфликта. Маршал потребовал немедленного ареста и начальника погранучастка, и лейтенанта Виневитина. "Блюхер считал, что в этом конфликте виноваты мы, – говорил в своём выступлении на Военном совете Штерн. – Он считал, что в 59-м погранотряде имелись провокаторы, которые спровоцировали нас на конфликт, и самым главным виновником этого конфликта считал сапера Виневитина, который убил одного японца и одного ранил при переходе ими линии границы". 27 июля по приказу Блюхера в район Заозёрной для продолжения расследования выехала новая комиссия, но её немедленно отозвали резким окриком уже из Москвы: "Прекратить возню с комиссией и выполнять решение Советского правительства об организации отпора японцам!"

Но Блюхер всё никак не мог понять. 1 августа 1938 года, когда у Хасана уже шли бои, он выходит на связь с Ворошиловым, настойчиво убеждая наркома, что во всём виноваты пограничники, "что мы захватили чужую территорию и что мы не имеем права этого делать". Да и вообще, мол, ещё не поздно всё отыграть назад, разрешив дело мирно и переговорами. И вот тогда, сообщил участникам заседания Военного совета Ворошилов, "в это здание является товарищ Сталин и Молотов. Мы вызываем по прямому проводу Блюхера…". Но согласно документу, всё выглядело чуть иначе: когда Блюхер вышел на связь с Ворошиловым, тот вдруг заявил маршалу, что тут, мол, по коридору случайно прогуливался т. Сталин и – случайно же – заглянул в кабинет к Ворошилову и теперь хочет поговорить с Блюхером. Конечно, случайно приехал в здание Наркомата обороны, случайно зашел к наркому, случайно решил поговорить с Блюхером – именно из кабинета Ворошилова, хотя прекрасно мог сделать это и не выходя из своего кремлёвского (или дачного) кабинета, – целая цепь "случайностей". Шокированный Блюхер едва не утратил дар речи. Документально зафиксированный разговор по прямому проводу был интересный: "Скажите, товарищ Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля…" Жалкий лепет Блюхера об истинном виновнике Сталин оборвал: "Товарищ Блюхер должен показать, что он остался Блюхером периода Перекопа…" Что в подтексте означало: почему ты ещё лично не пошёл с винтовкой наперевес в штыковую атаку, чтобы погибнуть в бою героем?..

Ещё Сталин спрашивал: "Скажите-ка, Блюхер, почему приказ наркома обороны о бомбардировке авиацией всей нашей территории, захваченной японцами, включая высоту Заозерную, не выполняется?" Блюхер оправдывается плохими метеоусловиями, нелетной погодой, обещает, что "авиация сейчас поднимается в воздух, но, – добавляет, – боюсь, что в этой бомбардировке мы, видимо, неизбежно заденем как свои части, так и корейские поселки". "Мне непонятна ваша боязнь задеть бомбежкой корейское население, – незамедлительно парирует Сталин, – а также боязнь, что авиация не сможет выполнить своего долга ввиду тумана. Кто это вам запретил в условиях военной стычки с японцами не задевать корейское население? Какое вам дело до корейцев, если наших людей бьют пачками японцы! Что значит какая-то облачность для большевистской авиации, если она хочет действительно отстоять честь своей Родины? Жду ответа".

Похоже, только в этот момент Блюхер понял, что вовсе не Фриновский автор этой провокации – сам Хозяин. А ведь должен был понять сразу, ведь знал же загодя. Ворошилов проговорился, делая в ноябре 1938 года выволочку командующему 1-й (Приморской) армией Кузьме Подласу: "Подготовка к конфликту началась, как известно, 7 июля, и вы, как командующий армией, обязаны были и соответственно расставить своих людей, и предпринять ряд мероприятий, вытекающих из условий создававшейся обстановки. Для подготовки у вас был ровно месяц, примерно месяц. Вы же знали, что японцы готовят нападение, и обязаны были сообразить, что вам нужно делать". То есть на границе относительно спокойно, японцы не в курсе, что они чего-то там готовят, но товарищ Ворошилов уже знает. Это ключевой момент: значит, до тех, кому положено, уже не позже 7 июля 1938 года довели решение о развязывании конфликта. Понятно, что такие решения принимал только один человек, и вовсе не нарком. Фраза которого "обязаны были сообразить" – показательна: характерный стиль именно Сталина. Исполнитель скользких, грязных и острых акций всегда должен был как бы сам дойти до понимания того, что именно желает вождь.

В протоколе заседания Главного военного совета РККА от 31 августа 1938 года записано: "Заранее зная о готовящейся японской провокации и о решениях Правительства по этому поводу […] получив ещё 22 июля директиву народного комиссара обороны о приведении всего фронта в боевую готовность, т. Блюхер ограничился отдачей соответствующих приказов и не принял действительных мер для поддержки пограничников войсками. Вместо этого он совершенно неожиданно 24 июля подверг сомнению законность действия наших пограничников у озера Хасан", послал комиссию на высоту Заозёрная, которая "обнаружила "нарушение" нашими пограничниками маньчжурской границы на 3 метра и, следовательно, "установила" нашу "виновность" в возникновении конфликта на оз. Хасан".

Товарищ Блюхер "не понял", хотя товарищ Сталин так рассчитывал на его понятливость. Ведь ещё в конце мая 1938 года на самом верху решили, что пора переформатировать ОКДВА в настоящий фронт – Блюхер не знал, зачем это делается? В своих мемуарах маршал Захаров привёл и конкретную дату: "Еще 26 мая 1938 года по приказанию Наркома обороны Маршал Советского Союза В. К. Блюхер был полностью ознакомлен с планом развертывания и записал задачи войск на Дальнем Востоке. Кроме того, ему были даны все другие расчетные данные". Впрочем, быть может, Блюхер как раз всё понял, но попал в собственную ловушку: слишком долго заверял вождя, что "войска фронта хорошо подготовлены и во всех отношениях боеспособны" и уж "на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом…" При этом он лучше, чем кто бы то ни было, знал: войска столь мало боеспособны, что не в состоянии реализовать поставленную Сталиным задачу – ни быстро, ни малой кровью.

Китайский маневр Сталина

Рассекреченные ныне документы красноречиво свидетельствуют, что именно Кремль умышленно провоцировал конфликт, стараясь сделать так, чтобы виновниками и инициаторами выглядели японцы. Конечно, в планы вождя вовсе не входило бодание с японцами из-за какой-то пары сопок, полномасштабную войну с Японией затевать он тоже не собирался. Но задачу при этом решал стратегического масштаба. В марте 1938 года – аншлюс Австрии, присоединением которой Гитлер резко усиливает свои позиции на континенте. Затем – первый Судетский кризис апреля – мая 1938 года, грозивший вылиться в большую войну, к которой Сталин пока не готов. Попутно из-за чехословацкого вопроса обострились и отношения Москвы с Варшавой. К лету 1938 года обозначилась и неизбежность поражения республиканцев в Испании – тоже провал сталинской политики: не удалось взять Европу в клещи с двух сторон, используя испанский плацдарм. В никчемную бумажку превращается и франко-советский пакт о взаимопомощи 1935 года. Но совсем уж плохо именно на Дальнем Востоке: японские войска, начав в январе 1938 года новое и широкомасштабное наступление, одерживают одну победу за другой в центральном и южном Китае. И когда в июне японцы двинулись на Ухань, войска Гоминьдана оказались на грани полного краха. Начал сыпаться и без того шаткий союз Чан Кайши с коммунистами Мао. Но Москва не может допустить выхода Китая из войны: в её интересах, чтобы китайцы продолжали сражаться, сковывая японскую армию. По факту СССР и так уже втянут в эту войну: шлёт в Китай колоссальное количество вооружений и боеприпасы, в китайскую армию командированы советские инструктора и военные советники, да одних лишь советских авиаторов к тому времени там уже было свыше 500. Но японцы продолжают одерживать победы, а китайские партнеры уже открыто сообщают: мы больше не в силах держаться, или вступите в войну, или…

К прямому участию в войне с Японией Советский Союз не готов – его основные силы завязаны на Европу, где назревает нечто большее. Остаётся организовать такую демонстрацию немедленной и неукоснительной помощи Китаю, которая позволит оттянуть распад коалиции чанкайшистов и коммунистов, и продолжить войну, не допустив использования японцами китайской ресурсной базы. Значит, нужно организовать инцидент – небольшой, но такой, что свяжет японцам руки, не дав им возможность перебросить дополнительные войска из Маньчжурии в Китай. Место для этой демонстрации выбрали почти идеальное: стык советской, маньчжурской и корейских границ – оттуда 1-я (Приморская) армия могла ударить по коммуникациям, связывающим Японию с континентальными войсками. Да и китайским партнерам демонстрировалась готовность к немедленному и действенному оказанию помощи. И ещё предоставлялась возможность продемонстрировать потенциальным союзникам, постоянным недругам и врагам, что Красная Армия сильна как никогда.

Но в период подготовки этой демонстрации надо было не попасть под превентивный удар в самый неподходящий момент боевого развёртывания – любая армия наиболее уязвима именно в последние дни перед полным боевым развёртыванием. Именно в этот опаснейший момент к японцам и перебегает Люшков, от которого противник получает вполне определённую информацию о состоянии дел. По результатам оценки полученных данных японское командование вынуждено в спешке кардинально перерабатывать планы своих операций, теряя драгоценное время. Что и требовалось.

…На Хасане вышло не так, как задумывал Сталин: не быстро, не на чужой территории и кровью далеко не малой. Как вынужден был признать Ворошилов, "Хасан – это победа… но не увлекайтесь, эта победа маленькая, притом дорого нам стоящая, мы могли бы иметь, повторяю, ту же и более блестящую, более разительную победу малой кровью". По данным доктора военных наук Александра Корабельникова, безвозвратные людские потери советской стороны составили 1943 человека, санитарные – 3279, а всего – не менее 5222 человек. Японские потери много меньше – 1440 человек: 526 убитыми и 914 ранеными. Это не удивляет: какая уж там боевая подготовка, когда всё было брошено только на поиск "врагов народа", а командиры рот, по словам Штерна, "в среднем заменялись по 5 раз в течение 1938 года", да и в штабе армии "было не больше 15–20% личного состава".

Хвалиться было нечем, но бои на Хасане поспешили объявить триумфом и полной победой. При этом советские войска так и не выбили японцев с сопок Безымянная и Заозёрная – на момент заключения перемирия их ещё занимали японские солдаты. Красноармейцы поднялись на эти сопки, лишь когда японцы сами их покинули, после оформления перемирия. Но если вместо заказанного триумфа вышел провал, необходимо организовать празднование триумфа.

Маршал Блюхер свое последнее сражение проиграл. Проигран был и бой. Но – не стратегическое сражение. Все же своей демонстрацией "немедленной и неукоснительной помощи" Сталину удалось и распад коалиции чанкайшистов с коммунистами оттянуть, и "несвоевременного" прекращения японо-китайской войны не допустить, сорвав возможность массированной переброски свежих сил из Маньчжурии в Центральный Китай в самый ответственный момент…

Правда, мало кто тогда понял, что в реальности сокрыто в сталинской многоходовке. К тому же чрезмерно много знавших об изнанке провокации, следствием которой и стали "события у озера Хасан" (как предельно скромно советские пропагандисты окрестили сражение), вскоре убрали, зачистив концы. В ноябре 1938 года не стало Блюхера, тогда же арестован (а позже и ликвидирован) Ежов, вскоре – и Фриновский (и уж точно не выжил никто из свиты, сопровождавшей его на той сопке), в конце 1938 года арестован (затем и расстрелян) курировавший Дальний Восток замнаркома иностранных дел Борис Стомоняков. Разумеется, не мог уцелеть и лейтенант Виневитин, застреливший по приказу Фриновского японского жандарма, – такие свидетели никогда не выживают. Потому, согласно официальной версии, лейтенант Виневитин, возвращаясь в ночь на 1 августа 1938 года на свои позиции – после выполнения боевого задания по оборудованию проходов в японских минных полях, назвал неправильный пароль и был застрелен своим же часовым. Посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. Лейтенант Курдюков тоже значится среди награждённых – орденом Ленина, в указе не уточнено, посмертно или нет, но имя и этого пограничника тоже больше нигде не встречается…

(В работе над материалом принимал участие Александр Крушельницкий.)