"А с кем Вы хотите быть – с Россией, с Украиной, с "ДНР"?" - Журналіст розповів про настрої мешканців Авдіївки

Статтю "Страх і ненависть в Авдіївці" військовий журналіст "ТСН.Тижня" Андрій Цаплієнко написав для найстарішої щотижневої газети в світі - датської Weekendavisen. Через призму війни і людей на війні він спробував розповісти Данії, що ж відбувається в Авдіївці, і чому ситуація там ще складніша, ніж здається. З дозволу видання і автора ТСН опублікував переклад статті на російську, зазначають Патріоти України.

Вы когда-нибудь слышали, как пронзительно свистит, рассекая воздух, крупнокалиберный снаряд? Это поистине адский, леденящий кровь, свист. За которым следует мощный, сотрясающий землю, взрыв. А потом с сухим треском по железным крашеным заборам бьют осколки. И тебе, еще до этой мелкой дроби, хочется вжаться в холодный снег. Рефлекс. Он включается сразу же, как только ты слышишь жуткий свист.

Но командир взвода с позывным "Санта" ведет меня по своим позициям и даже не нагибает голову. На которой, кстати, он вместо шлема носит лишь красную феску. "Свистит лишь тот снаряд, который летит мимо, - поясняет он спокойно. – А свист снаряда, который предназначен мне, я не смогу услышать. Это же физика, брат".

Мы идем вдоль небольших сельских домов, типичных для старой части Авдеевки. Еще вчера они были целыми. А теперь руины слева и справа глядят на нас пустыми глазницами огромных пробоин, напоминая, насколько хрупок человек. Насколько хрупок весь наш мир.

"Санта" и впрямь похож на смешного рождественского деда. Его люди в бронежилетах, в пятнистой униформе, с автоматами на груди, выглядят убедительно. На "Санте", вместо камуфляжа, желтый овечий тулуп нараспашку. И никакого бронежилета. Ну, и красная шапка над бородатым лицом. Чем не Санта-Клаус?

Год назад, в феврале 2016-го, "Санта" с группой добровольцев выбил пророссийских сепаратистов из Авдеевской промзоны. Именно с тех пор Авдеевка стала самой горячей точкой на карте войны за Донбасс. Почему? Ответ, я думаю, понятен любому, кто хоть раз побывал на востоке Украины. На территории, которую контролируют пророссийские сепаратисты, наблюдается страшный экономический упадок. Нет работы. Остановившиеся заводы режут на металлолом. Как говорят маркетологи, лидерам боевиков нечего "продать" своим людям, кроме военных успехов. А тут еще и поражение от "укров". Допустить этого никак нельзя.

Нынешней зимой конфликт разгорелся с новой силой. Украинские военные решили занять те позиции, которые де-юре были отданы под контроль Украины в результате двух Минских соглашений. И которые де-факто контролировались боевиками. Последним уходить не хотелось. Пророссийские силы назвали продвижение украинцев "ползучим наступлением" и ринулись в "ползучую контратаку". Но что-то пошло не так, и боевики отползли назад, потеряв на поле боя под Авдеевкой десятки погибших, сотни раненых. И одного пленного. Я оказался единственным журналистом, которому удалось с ним пообщаться.

Его зовут Александр Алексейчук. Двадцать девять лет. Сам родом из Макеевки. Гражданин Украины. Легко ранен в голову. Когда мы пришли к нему в больницу, я увидел, как медсестра обрабатывает ему глаз. Александра готовятся оперировать. Впрочем, предстоящая операция не помешала ему поговорить с нами.

"Где вы служили?" - спрашиваю.

Александр ответил, что воевал в батальоне "Восток". В одном из самых популярных подразделений сепаратистов.

"А был ли смысл идти воевать против Украины? Или вам так собственная страна не нравится?" - мой вопрос прозвучал довольно провокационно.

"Понимаете, деньги нужны были", - откровенно заявил Александр. – В Макеевке никакой работы. Либо воровать. Либо заводы на металлолом резать. Воровать я не хотел. А в металлический бизнес меня не брали. Пошел в батальон "Восток". Предложили 15.000 рублей (чуть меньше 7000 гривен – ред). Согласился. Отправили на "Алмаз-2". Это такая позиция под Авдеевкой. Там меня украинские военные и взяли в плен".

Скорее всего, Александр после операции пополнит так называемый "обменный фонд". Ведь по ту сторону линии фронта, в руках боевиков, находится как минимум шестьдесят четыре украинских военных. Но, честно говоря, меня больше интересует не будущее Александра, а его прошлое. Причем, недавнее. А именно: чьи приказы выполнял Александр? Кто отдавал ему и его братьям-по-оружию команды на обстрелы Авдеевки? Чьи снаряды еще утром свистели над моей головой?

Я слегка задумался перед тем, как сформулировать вопрос.

"Скажите, Саша, есть ли среди ваших командиров российские офицеры?"

"Есть, и много, - прежде чем ответить, парень тоже немного подумал. – Они на нашей базе. "Четверка" называется. Она в Донецке, там, где мотель. Россияне у нас типа кураторы. Начальники. Ходят по базе. Но как что-то серьезное начинается, эти начальники куда-то прячутся. К нам, на передний край, они точно не приезжают".

Не приезжают потому, что, наверное, боятся попасть в плен. Вот так, как Александр. Действующий российский офицер в плену – это международный скандал. И конец российскому мифу о том, что в Украине идет гражданская война. А, впрочем, разве может "забытая война в Европе" стать причиной скандала, тем более международного? Вон, в Авдеевке разрушено 179 домов. Многие из них полностью.

По городу за неделю выпущено семь с половиной тысяч снарядов. По тысяче в день. И никакого международного конфуза. Откуда столько снарядов у сепаратистов, если на территории, которую они контролируют, до войны не было ни одного склада артиллерийских боеприпасов? Ответ, по-моему, очевиден. Но слишком неудобен для мирового сообщества.

Хотя, надо признать, в Авдеевке даже среди тех, кто попал под снаряды пророссийских сепаратистов, есть люди, готовые кричать "Путин, введи войска!"

На следующий день, после беседы с пленным боевиком, я снова оправился в старую часть Авдеевки. Считать новые раны в стенах домов. Проходя по улице, я заметил немолодого человека, разбиравшего завал во дворе.

"Можно зайти?" - спросил я.

"Пожалуйста", - устало ответил мужчина.

И открыв калитку, протянул мне широкую твердую ладонь: "Артур Пастернак, работаю на заводе".

Ничего удивительного. Так мог бы представиться каждый второй мужчина в этом городе. Пол-Авдеевки работает на коксохимическом заводе, который принадлежит самому богатому украинскому олигарху Ринату Ахметову. Во время обстрелов завод остановился на несколько дней. Трубы перестали плеваться отравленным чадом. Воздух стал чище. Но при этом отключилась теплосеть и заводская электростанция. И город оказался на грани катастрофы. Отравленный запах коксохимической гари для местных жителей – это запах жизни и стабильности.

"Даже если выжить под обстрелом в разрушенном доме, то тебя добьет мороз в минус двадцать", - говорит Артур, разбирая строительный мусор, в который превратил полдома реактивный снаряд от системы "Град".

На крыльце появляется восьмидесятилетняя мать Артура. Я поинтересовался, как ее зовут. "Валентина", - называет она себя.

"Как думаете, кто это так по вам стреляет?" - спрашиваю.

"А что мне думать? - почти кричит старуха. – Это украинцы. Бандеровцы! Ненавижу их. Пусть "ДНР" к нам приходит. Пусть русские придут!"

"Бандеровцами", полумифическими последователями украинского националиста Степана Бандеры, пугала людей сначала советская, а теперь российская пропаганда.

Артур отводит меня в сторону и тихо говорит: "Не слушай ее. У меня уже сил нет ее переубеждать. Моя мать никогда не поверит, что в дом попал русский снаряд".

Пророссийские настроения в контролируемой Украиной Авдеевке – обычное дело. Причин тому несколько. Подавляющее большинство здесь считает русский своим родным языком. У некоторых жителей Авдеевки (и они этого не скрывают!) родственники воюют против Украины на стороне непризнанной "ДНР".

Но главная, на мой взгляд, причина вот в чем. Старики, уходящее поколение, испытывают ностальгию по СССР, воспринимая путинскую Россию как некую реинкарнацию Советского Союза. Некоторые, такие, как Валентина Пастернак, готовы в ожидании Путина даже жить под свист сделанных в России снарядов.

Но молодежь в Авдеевке думает иначе.

Еще один разрушенный дом. Еще один мужчина разбирающий завал. На этот раз молодой. Лет двадцать пять, не больше. Снова прошу пустить меня на подворье. Снова широкий гостеприимный жест.

"Антон Толстой, житель этого несчастного города, - тихо произносит он. – Работаю слесарем на коксохимическом заводе".

Ну, кто бы сомневался? Иначе здесь и быть не может.

Сквозь провал разбитого окна замечаю детскую кроватку. Она пуста. Над ней ветер раскачивает разноцветные игрушки на шнурке. От этой картины у меня мурашки по коже. Антон тоже смотрит на кровать и грустно улыбается: "Ребенку два месяца. Вчера вечером, как только начался обстрел города, я успел вывезти жену с малышом к родичам. А утром прилетел снаряд. Какое счастье, что нас не было дома".

Вот оно, семейное счастье по-авдеевски. Когда все твои близкие живы. А крыша над головой еще появится. Когда-нибудь.

"Скажите, Антон, - осторожно спрашиваю я человека с фамилией великого русского писателя. – А с кем Вы хотите быть – с Россией, с Украиной, с "ДНР"?"

"Наше будущее только с Украиной, - говорит Толстой. – Украина для меня это стабильность. Но, главное, чтобы эта война закончилась. Чтобы просто прекратили стрелять. И с той, и с этой стороны".

Я не знал ни одного из погибших за эту неделю мирных жителей Авдеевки. Но зато я знал некоторых из тех украинских военных, которых никому уже никогда не суждено увидеть. Большинству из них не было и тридцати. Накануне один из них водил меня по передовым окопам украинской армии.

Капитан, обвешанный боекомплектом и в пятнистом кевларе на голове, выглядел довольно грозно. Но когда он снял шлем, я заметил, что у моего фронтового гида еще совсем юные, немного округлые, как у детей, черты лица. Не обработанные ни временем, ни опытом. Таких, как он, двадцатилетних воинов, я видел много в тот день. И тогда у меня промелькнула странная мысль, что это война детей, которые вместо взрослых воюют за будущее несчастного города. Несчастной страны.

Так, кажется, сказал слесарь с фамилией великого писателя?

Вот уже две недели, как юного капитана нет в живых, и по передовой меня водит мой друг, бородатый "Санта", повидавший за эту неделю в Авдеевке столько смертей, сколько до этого не видел за год.

"Словно мы в каком-то кино, где все горит, летит, трещит! - говорит он мне, прислушиваясь к разрывам, - Чтобы крыша не съехала, я представляю, что снимаюсь в кино про Сталинград, и что со мной ничего не произойдет".

Что бы ни произошло, "Санта", свою Сталинградскую битву ты уже выиграл.