"Думаю, те, кто отдавал приказ, не рассчитывали, что мы вернемся с задания": Учасник АТО про Іловайську трагедію

Інвалід АТО з Полтавської області Володимир Страшко, який пішов добровольцем на фронт і отримав в зоні бойових дій інсульт, живе в гуртожитку в технічному приміщенні - колишній колясочній кімнаті. Зі списку осіб, яким було гарантовано право на першочергове поліпшення житлових умов, він викреслений, оскільки ... має руки і ноги. Про це пише для Фактів Анна Волкова, передають Патріоти України і цитують далі:

"По ночам Владимиру не спится. Только под утро, бывает, вздремнет, но тут общежитие начинает оживать: кто-то спешит на работу, кто-то собирает детей в школу. А звукоизоляции в Володиной комнате практически нет.

На тринадцати квадратных метрах, где сейчас ютится 59-летний Владимир Страшко (участник АТО, бывший санитар Полтавской 8-й отдельной санитарно-автомобильной роты, сформированной по распоряжению Министерства обороны Украины летом 2014 года), раньше было подсобное помещение — колясочная и бельевая. А до этого мужчина целый год жил на рабочем месте — он пятнадцать лет проработал слесарем-сантехником в ЖЭУ № 2 города Комсомольска (ныне Горишни Плавни) Полтавской области. В комнате электриков стоял диван, который после того, как все расходились по домам, становился Володиной «собственностью». На проблему слесаря-сантехника, оказавшегося бездомным, начальник управления обратил внимание только после того, как возле его кабинета друзья Владимира устроили акцию протеста.

«Думаю, те, кто отдавал приказ, не рассчитывали, что мы вернемся с задания»

В бывшей колясочной Владимир поставил две стены, провел туда отопление и радовался тому, что обрел хоть какую-то крышу над головой. После получения статуса инвалида боевых действий у мужчины появилось право на протяжении двух лет улучшить свои жилищно-бытовые условия. Год боец АТО простоял на льготной очереди в горисполкоме под номером один. Но теперь оказалось, что его очередь (86-я) в другом льготном списке, среди «афганцев» и «чернобыльцев». Кабмин внес изменения в свое постановление «Вопросы обеспечения жильем некоторых категорий лиц, которые защищали независимость, суверенитет и территориальную целостность Украины, а также членов их семей». По сути, Владимира Страшко и таких, как он, вычеркнули из перечня претендентов на получение квартиры. Ведь защитник не потерял на фронте руку или ногу…

Владимир не должен был воевать. За десять лет до начала войны он во время тренировки по боевым искусствам получил травму левого глаза, тот перестал видеть. А в 2005 году у мужчины случился инфаркт. Шел в больницу на прием к врачу (несколько дней терпел жгучую боль в груди), но не дошел — упал. К тому же на момент начала боевых действий Владимиру Страшко было 56 лет. Но он очень хотел попасть на фронт, и главный врач военкомата, которая хорошо его знала, подписала необходимые документы.

Бывший морской пехотинец планировал служить в 25-й днепропетровской отдельной воздушно-десантной бригаде, в которой уже служил его родственник. Но в Полтавском областном военкомате добровольца отговорили. «Тут формируется санитарная рота, вам там легче будет», — предложили «непыльную» службу «деду». С позывным «Дед» он и прошел свою войну.

Тогда еще никто не знал, чем придется заниматься санитарной роте. Сначала ее состав (150 человек) больше месяца на базе одной из воинских частей готовил технику, чтобы выдвинуться в район боевых действий. В старых проржавевших «Газелях» и УАЗах, которые передали роте лечебные учреждения области, отпадали дверцы и днища, не работали двигатели и панели приборов… Ребята-добровольцы сами клепали эти машины, а волонтеры доставали к ним запчасти. Слава Богу, только одна из машин сломалась в пути, остальные собственным ходом преодолели 450 километров до линии разграничения.

И практически сразу же рота приняла боевое крещение.

— Мы еще не знали, что произошла Иловайская трагедия, — рассказывает Владимир Страшко. — Только начали окапываться в лесопосадке на границе Запорожской и Донецкой областей, как поступила команда вывезти из окружения раненых. Была ночь с 28 на 29 августа 2014 года. Наши санитарные сумки были практически пусты. В них лежало по одному шприцу с обезболивающим, одному перевязочному пакету и жгуту. Думаю, те, кто отдавал приказ, не рассчитывали, что мы вернемся с задания. Во всяком случае, офицеры с нами не поехали. А в роте только один человек, полтавчанин Олег, имел медицинское образование. Санитарная же подготовка, которую мы прошли в ускоренном темпе в Полтаве, не имела ничего общего с тем, с чем нам пришлось столкнуться на поле боя.

Когда мы отправились забирать наших раненых и погибших ребят, на блокпосту у поселка Старобешево боевики, которые уже его контролировали, разделили нашу колонну на две части. Одну направили налево, другую, в которой был я, — направо. Приказали нам оставить на блокпосту автоматы, мобильные телефоны, еду, воду, сигареты, сняли номера с автомобилей. Желая «скрасить» нашу жизнь, один из российских оккупантов (их выдавал специфический говор, хотя на рукавах формы у них красовались «колорадские» шевроны) разбил прикладом автомата витрину магазинчика на автозаправке и выдал каждому из нас по бутылке воды и пачке сигарет. Забрать тела мы должны были до 18.00. Иначе — расстрел.

«Оставшиеся в живых при выходе из котла до нашего приезда успели закопать часть убитых однополчан»

Мой собеседник включает компьютер и открывает видео, снятое журналистом одного из зарубежных телеканалов, которому боевики позволили вести съемки сразу после расстрела наших солдат в так называемом зеленом коридоре. Это документальное подтверждение масштабов трагедии. Точное число погибших до сих пор не названо.

Камера останавливается на проводах высоковольтной линии. На них… висит обгоревший труп. Телами усеяно все поле, все 45 километров от Иловайска до Старобешево. В разбитых БТРах, на сожженных «Градами» машинах, в окопах, на земле… Над разложившимися останками — рои мух.

— Вонь стояла такая, что многих из нас рвало, — вспоминает Владимир Страшко. — Оставшиеся в живых при выходе из котла до нашего приезда успели закопать часть убитых однополчан. Надеюсь, со временем все они будут перезахоронены. Мы же подбирали и складывали в одеяла останки, чтобы потом родные могли идентифицировать погибших. Сбрасывали это в кузова грузовиков — для вывоза раненых и трупов нам прислали пять машин из воинской части, стоявшей в поселке Камыш-Заря Запорожской области. А Генштаб распространил информацию, что этим занимался Красный Крест. Кстати, когда наша колонна лишь выдвигалась на фронт, по телевидению показали совсем другую, современную медицинскую технику, сообщив, что именно ее получила санитарная рота. В общем, командование пыталось что-то приукрасить, о чем-то промолчать, а то и вовсе забыть.

— А как же вы оказывали помощь потерпевшим, не имея необходимых средств?

— Свой единственный шприц с обезболивающим препаратом я уколол первому встретившемуся мне раненому парнишке. И наложил ему жгут. Для второго бойца с ранением грудной клетки использовал единственный перевязочный пакет. Дальше оказывать медицинскую помощь было нечем. Делал перевязки подручными средствами. Увидев мою растерянность, ко мне подошел парень, наемник российской армии, и незаметно сунул целую упаковку шприцев с обезболивающим лекарством. «Коли всех подряд», — произнес тихонько. Я ему до сих пор благодарен.Владимир вспоминает, что оставшиеся в живых, которых они вывозили с поля боя на протяжении четырех дней, были очень напуганы. И все время спрашивали, что с ними будет, куда их везут. Боялись попасть в плен. Большинство из них были добровольцами батальона «Донбасс».

— Никогда не забуду солдатика, на которого наткнулся наш экипаж, — продолжает Владимир Страшко. — От страха он даже не мог говорить. А когда понял, что мы свои, рассказал, как целые сутки полз по полю в надежде выбраться из окружения. Под палящим солнцем, с бутылкой воды и кусочком хлеба, который ему дали местные жители.

В числе спасенных санитаром Владимиром Страшко — львовянка Марьяна, медсестра батальона «Донбасс». Чтобы вывезти ее через вражеский блокпост, на котором машины подвергались осмотру, он вместе с водителем полтавчанином Валерием Соловьем разыграл целый спектакль.

— Иначе ее застрелили бы, — говорит Володя. — Добровольцев боевики не жалуют… Мы испачкали девушку грязью и чужой кровью, вымазали зеленкой и йодом. Положили на дно грузовика, а сверху на нее бросили раненых. «Стони, когда машину начнут проверять!» — приказали. Сегодня Марьяна занимается поиском пропавших на войне.

Надеюсь, родные парня по имени Андрей из Винницкой области, за жизнь которого я боролся до конца, смогли опознать тело и предать его родной земле. Мы подобрали Андрея в первый день, у него было сквозное ранение позвоночника. Паренек едва мог говорить, и фамилию никто не смог разобрать, а документов при нем не было. Поэтому мы вложили записку в его карман только с именем и приблизительным адресом жительства, чтобы легче было идентифицировать. Андрей умер у меня на глазах. Это была моя первая утрата…

К счастью, нам с водителем удалось оперативно разыскать и вывезти на подконтрольную территорию летчика штурмовика Су-25, который выполнял задание по уничтожению техники и живой силы противника и был сбит 29 августа российским зенитно-ракетным комплексом. Он получил повреждение при катапультировании, но был жив. Мы с водителем Валерой Соловьем доставили его под Волноваху, где раненых среди поля поджидали вертолетчики, чтобы переправлять их в госпитали Запорожья и Днепропетровска.

Владимир, как и его побратимы, возмущается, что все заслуги в той операции были приписаны двум людям, получившим за это высокие награды. На самом деле, говорит санитар, вывезти несколько сотен раненых одному или двум людям было нереально.

Первым добровольцам из полтавской санитарно-автомобильной роты пришлось работать и в районе Донецкого аэропорта. Четверо прорвались в сам терминал, чтобы забрать раненых. Вытаскивали пострадавших и с поля боя. Без бронежилетов, под разрывами снарядов, рискуя жизнью. Постоянное напряжение для Владимира Страшко не прошло даром. В конце августа 2015 года, за пару недель до демобилизации, когда он вывозил из-под Песок двух раненых, мужчина почувствовал себя плохо. Сослуживцы подхватили его и отправили в Днепропетровск. Оказалось, инсульт.

— Мое заболевание чиновники не связывают с войной, поэтому мне и отказали в праве на улучшение жилищных условий, хотя я имею удостоверение инвалида АТО второй группы, — грустно улыбается «Дед». — Находясь на передовой, не думал фиксировать ни ранения, ни контузии. Вынул осколок из руки и — вперед!

С фронта Владимир вернулся, опираясь на палочку. После инсульта у него плохо действовала правая сторона тела. Мечтал о том, что получит квартиру на первом этаже, ведь на свой пятый еле поднимался.

Когда Владимиру становится совсем плохо, он берет в руки баян.

— А теперь думаю, что это к лучшему, ведь мне приходится больше двигаться, что благотворно влияет на здоровье, — Володя подводит меня к шведской стенке, прикрепленной в коридоре рядом с общественным туалетом. — Здесь я несколько раз в день выполняю физические упражнения. Но воевать уже не смогу. Не хочу быть обузой для ребят. Помогаю им как волонтер. К следующей поездке планирую починить баян — пусть поднимает бойцам настроение…

Когда от бойцов автомобильно-санитарной роты стали отмахиваться в Министерстве обороны, лишь бы не признавать их участниками боевых действий, к журналистам одного из украинских телеканалов обратилась полтавчанка Татьяна Таран, муж которой воевал в этой роте. Вопрос решился в тот же день, как только корреспонденты начали разбираться в ситуации.

— Володя Страшко как никто другой требует социальной защиты, — говорит Татьяна. — Для себя он ничего выбивать не будет — очень скромный человек. Увы, государство выбросило защитника родины из списка льготников на получение жилья. Но есть другие законы, позволяющие государству финансировать участникам АТО половину стоимости покупки жилья, и областные администрации тоже имеют такие полномочия. Можно скинуться деньгами, можно подключить благотворительные фонды. Героям войны нужно помогать".