"Я продал свои золотые часы "Бреге" и на вырученные деньги купил запчасти к БТРам", - український майор

36-річний заступник другого батальйону 95-ї окремої аеромобільної бригади майор, відомий також під позивним «Купол», рівно рік тому без втрат вивів підрозділ з Донецького аеропорту після безперервних двомісячних боїв. Про відважного героя пише видання ФАКТЫ, повідомляють Патріоти України.

Лицо этого человека знает едва ли не вся страна. Я не преувеличиваю. Откройте календарь «Киборги», который есть во многих офисах, и увидите на странице месяца август его — майора 95-й житомирской бригады, заместителя командира второго батальона.

Слегка прищуренные глаза будто смотрят в душу. «Почему «Купол»? — этот вопрос не давал мне покоя. Уж очень необычный позывной.

«В бригаде я много лет отвечал за прыжки личного состава с парашютами. Следил за их укладкой. Когда нужно было определиться с позывным, как-то сам собой возник образ купола парашюта, который раскрывается надо мной в воздухе. Прижилось.

Его использовал и на фронте», — объясняет мой собеседник. Бойцы, которые служат вместе с «Куполом», считают его фартовым. Многие водители, отказывавшиеся везти в самые опасные места еду, воду и боекомплект для воюющих, узнав, что с ними будет «Купол», меняли свое мнение. Его даже прозвали «Богом конвоев».

— Я не раз слышал слова: «С тобой, «Купол», хоть к черту в зубы», — улыбается Анатолий Козел. — И часто мы ездили действительно к черту в зубы. Или дальше…

В начале прошлой осени чувствовал, что наш батальон отправят в Пески. Старшим группы, которая из Славянска должна была ехать в Донецкий аэропорт, назначили меня со словами: «Пошлем «Купола». Он фартовый». В колонне было 12 БТРов, тяжелые грузовики.

Выехало около 180 человек. В аэропорту уже шли бои. Мы должны были помочь 79-й бригаде, командиру одного из батальонов с позывным «Майк». У него в первую же неделю погибли семь десантников. Ему и его ребятам очень нужна была поддержка.

Начальник штаба бригады считал меня фартовым еще с лета. Из конвоев, из всех засад я выходил без потерь. Не раз бывало такое, что мы спокойно преодолевали вражескую территорию, а следующих за нами накрывали.

Попадали и под обстрел артиллерии, но каким-то чудом нас не задевало. Одна из первых засад, в которую попал наш конвой, случилась 13 мая неподалеку от села Октябрьское, что возле Славянска. Перед этим я дважды проехал по той дороге.

В третий раз колонну повел другой человек — и засада. Бойцы были ранены… Почему мне везло? Не знаю. Прислушивался к интуиции, что ли? Я же не профессионал в деле ведения конвоев, не суперзнаток карт и ориентации на местности.

Было такое, что я случайно пропускал поворот, ехал совсем по другой дороге. Прибываю на место, а мне говорят: «Там, где ты должен был ехать, засада».

— Почему вы стали водить конвои?

— Парашютов на этой войне нет. А модные пацаны, которые учились в академиях и проходили подготовку, отказались быть старшими конвоев. Некому было ездить. Кто-то же должен был согласиться на эту работу.

— Что такое конвой в условиях войны?

— Подразделению ставится задача: деблокировать какую-то группировку. И вот технику, орудия, личный состав перебрасывают в определенное место. Но бойцам нужно доставлять воду, топливо, патроны, снаряды.

Ты изучаешь, куда и как они шли. Но помнишь: их было 500 человек, которые могли принять бой. И танки шли вместе с ними. А у тебя в колонне — два-три БТРа с бойцами. И груженые КАмаЗы, которые постоянно ломаются, ползут, а не едут.

Хотя в зоне боевых действий по дороге нужно проскакивать на максимальной скорости. Каждый день бойцам нужно было доставлять все необходимое. Первый выход с колонной я сделал 21 или 23 апреля, после чего таких выездов у меня, как подсчитали водители, оказалось больше двухсот.

Бывало и по три выезда в день. При этом мы хорошо знали: на трассе Харьков — Ростов-на-Дону каждый день засады.

Часто ездили по «серой зоне», в которую заходили и мы, и наши враги. Столкнуться с врагом можно было нос к носу. Не раз так и происходило.

— Есть какие-то правила ведения конвоя?

— Да ну что вы. Главное — доставить груз из точки, А в точку Б без потерь. Отвечает за это старший колонны.

— Бывали в Донбассе раньше? Какие чувства испытывали, попав на войну?

— Во мне нет ненависти. Это чувство разрушает человека изнутри. Дороги того региона не знал, ведь никогда прежде здесь не бывал. А карты выдали устаревшие лет на сорок. И GPS не было. Хотя по ним ориентироваться еще хуже: они часто ошибаются.

— В этой ситуации сразу вспоминается армейский анекдот. Бабушки сидят у ворот, мимо едут военные. Одна другой говорит: «Смотри, военные карты достали, сейчас дорогу будут спрашивать».

— Не поверите, но это так и есть. Правда, мы столкнулись с тем, что местные жители доставали мобильные телефоны и прямо при нас звонили сепарам. Мы же поначалу были для них фашистами. Население настолько было зазомбировано, что верило: мы приехали их убивать.

— Приходилось доставлять какой-нибудь необычный груз на передовую?

— Как-то «Львівська майстерня шоколаду» передала нашим бойцам шоколадных Путиных. Такая моральная поддержка. При перегрузке ящиков с этим сюрпризом подходит ко мне боец: «Товарищ майор, вот вам голова шоколадного Путина!» Я был удивлен. Посмеялись мы тогда от души.

Каждый заход в Донецкий аэропорт был мини-операцией. Тогда же я познакомился с легендарным танкистом Евгением Межевикиным с позывным «Адам», который позже получил «Золотую Звезду» Героя Украины и орден «Народный герой Украины».

Он всегда готов был выскочить на взлетку на своем танке и прикрыть едущий в терминал конвой. Но проблема была в том, что когда заводился танк в Тоненьком, его уже слышал наш враг.

И тут же принимал меры. Поэтому и было столько сгоревших экипажей… Увидев это, я предложил посылать конвои в аэропорт без использования танков, только на БТРах.

В Интернете можно найти телевизионные сюжеты о конвоях «Купола», увидеть кадры, сделанные в Песках. Есть и сюжет о том, как днепропетровский меценат дарит Анатолию золотые часы. Часовая мануфактура «Бреге» насчитывает не одну сотню лет истории. Эту марку вспоминал еще Пушкин в своем романе «Евгений Онегин».

— Часы, наверное, стали семейной реликвией? — спрашиваю военного.

— Я их продал, — ошарашивает меня ответом «Купол». — Зачем мне золотой будильник, да еще в условиях войны? Попросил известного волонтера Алексея Мочанова, который стал мне другом, помочь их продать.

На вырученные деньги купил джип. Мне пригнали его из Польши. Мы не растаможивали машину, как это часто сейчас делают. Иначе она бы стоила гораздо больше.

Теперь в подразделении есть еще один маневренный вездеход. Часть оставшихся денег потратил на запчасти к бронетехнике. После того как мы вышли из Песок, где два месяца обеспечивали защиту Донецкого аэропорта, и провели ревизию техники, оказалось, менять надо практически все двигатели и аккумуляторы.

Они были пробиты. Я уже не говорю о колесах… Все это восстанавливалось за собственные средства и благодаря помощи волонтеров.

— Пески под Донецком многие сравнивали с Конча-Заспой под Киевом?

— Я там впервые в жизни увидел полностью цифровой дом. Вместо крыши установлены солнечные батареи, а в подвале — аккумуляторы. Сауна выложена из соляного камня.

Внутренний дворик — ландшафтный парк с коваными мостиками. Всем можно управлять с помощью дистанционного пульта или хлопка руками. Мобилизованные ребята, которые в мирной жизни занимались строительством и ремонтами квартир, называли цифры, сколько это могло стоить…

— Обидно было видеть такую роскошь? Тем более понимая, что ваша семья живет в съемной квартире?

— Никогда не считал, что богатству нужно завидовать. Или ненавидеть людей за это. За два месяца в Песках пули каждый день свистели так близко, что ни о каких благах и богатствах не думаешь. Самое важное — выжить.

Мины падали метрах в трех-четырех от нас. Иногда самой большой роскошью была мобильная связь. Выходишь на улицу, находишь место, набираешь номер. И в этот момент начинается артиллерийский обстрел. Если уйдешь в подвал — связь пропадет.

Поэтому находишь какую-то ямку, присаживаешься в нее и продолжаешь беседовать. Тебя спрашивают: «Это по вам?» — «Нет, — убеждаешь, — это мы!»

К обстрелам так привыкаешь, что это становится обыденностью. Когда уехал из Песок, первый месяц хотелось пойти в тир, чтобы послушать свист пуль. Не хватало в крови адреналина.

— Кто-то из сослуживцев, из тех, с кем вместе учились, разочаровал?

— Были те, кто после первого боя разворачивался и уезжал домой. Или вовсе отказывался ехать в зону АТО. Но те, кто находился рядом, готов был выполнять приказы, стали родными. Я восхищаюсь водителями БТРов.

Бойцы с позывными «Енот», «Таксист», «Барни», «Кардан» для меня настоящие герои. Без вопросов садились в машину и отправлялись за ранеными, несмотря на то, что идет бой. Днем БТР ехал по взлетной полосе, как мишень в тире.

Машины расстреливались в упор. К счастью, все мои водители возвращались. Многие из них получили легкие ранения. Но, как правило, помощь оказывали на месте, и водитель работал дальше. Практически все были контужены.

Ну, в ушах немного погудело, в глазах потемнело, потошнило денек… За два месяца пребывания в Песках у нас погибли два бойца. А из аэропорта после ротации все возвратились живыми.

— Говорят, что иногда командование отдавало дурацкие приказы. Вы могли такой не выполнить?

— Дурные приказы я не выполнял. Если понимал, что нужно рискнуть своей жизнью и жизнями солдат, но от этого изменится ситуация, станет лучше, это переломит ход каких-то событий, то, конечно, выполнял поставленные задачи.

Но некоторые команды сверху были глупыми. Тактические ситуации меняются быстро, за ними командование не всегда может уследить. Например, нужно взять высоту. А ты понимаешь: положишь кучу народа, сожжешь технику, а толку от этого никакого. Есть методы, как и приказ отработать, и людей сохранить.

— Почему вы выбрали путь военного? В вашей семье есть офицеры?

— В 1997 году, когда я учился в киевском военном институте, снимали фильм о первом курсе. И тогда на вопрос: «Почему вы пошли в армию?» я ответил: «Судьба такая».

Моя мама — медсестра. Отец был инженером в колхозе. Потом устроился на маленький асфальтный завод. А я с детства мечтал стать военным. Чувствовал — это мое.

Мне нравился фильм «А зори здесь тихие», перечитывал рассказы о героях отечественной войны. Представлял, что поджигаю склад фашистов. Еще для всех мальчишек знаковым был фильм «В зоне особого внимания». Главный герой десантник Тарасов был просто кумиром. Все это в комплексе и определило мой выбор.

— Было предчувствие войны?

— У меня нет. А вот места, где довелось ездить, во снах видел задолго до войны. Потом с удивлением узнавал местность в окрестностях Славянска. Классе в десятом мне приснилась казарма. Четко так. На первом курсе я вошел в большой зал с колоннами, где стояли двухъярусные кровати без матрасов, и понял: это же все из моего сна.

— Помните свой первый конвой и самый страшный?

— Первый был простым. Нужно было сопроводить четыре машины, которые ехали за водой на местную ферму. Выехали на БТРах, потому что украинскую армию регулярно пытались блокировать.

В окрестностях Славянска ездили микроавтобусы с вооруженными людьми. Без охраны нельзя было передвигаться. «Дорогу знаешь?» — спросили меня. «Нет». — «По пути разберешься»…

А самый страшный… Наша группировка, состоящая из 500—600 человек, ушла в район Шахтерска и Тореза, после чего переместилась под Саур-Могилу. Вдогонку нужно было довезти противотанковую батарею. Как раз тогда шли бои за Дебальцево.

Это было лето прошлого года. Я понимал, что без сопровождения батарею отправлять нельзя. А все БТРы на выезде. Есть один, но с неработающим пулеметом… Понимаю, что ехать все равно придется. Собрал свой рюкзак, подготовил бронежилет, автомат, чтобы в любой момент быть готовым.

Изучил карту: идти придется по вражеским тылам, а на каждом перекрестке — блокпосты. А ты отвечаешь человек за пятьдесят, которые не знают, куда едут… К счастью, добрались без особых приключений. Но опасность тогда ощущал буквально кожей.

— Вы верующий человек?

— На войне нет неверующих. Бог должен быть в сердце. Едешь и просишь Его всю дорогу помочь. Приехав на место, я всегда говорил: «Спасибо, Господи». Для меня не страшно было умереть. Гораздо страшнее остаться инвалидом или попасть в плен.

— Но плен — это жизнь…

— Противно, что ли. Если тебя нашли в бессознательном состоянии — это одно. Но в бою… Лучше взорвать гранаты и забрать с собой несколько человек, чем сдаться. В данный момент, к счастью, из нашей бригады никого нет в плену.

— Сын понимает, что отец воюет?

— Для него эта война идет в телевизоре. Он еще маленький. Ему 15 декабря исполнилось всего пять лет. Но он мне все время говорит: «Тату, скільки можна їздити на той Донбас, приїжджай вже додому».

— Как и чем закончится война?

— Я думаю, это будет дипломатическое соглашение. Хотя война должна закончиться нашей очевидной победой. Но в этом случае так не будет. Потому что силы и средства неравны.

Мы не можем положить еще тысячи ребят. Жизни наших патриотов — самое ценное. Каждое подразделение батальона прошло по две ротации в аэропорту.

Причем наши бойцы находились там по две недели, в то время как другие менялись каждые четыре дня. Обидно, что за полтора года в нашей бригаде было больше всего потерь, при этом государственных наград мы получили меньше всех…