Хіти тижня. "На третий день у сына в школе произошло нервное расстройство": Неймовірні пригоди українки в Білорусі

Олександра Ковтун народилася в Луганській області, 4 роки прожила в Києві, цього року переїхала до Мінська у зв'язку з робочою необхідністю. За освітою - менеджер-економіст, керує підрозділом міжнародної дослідницької компанії, ростить сина. Свою історію про «принади» білоруської освіти вона розповіла onliner.by, передають Патріоти України.

"- В этом году мы с сыном переехали из Киева в Минск. Ребенок пошел во второй класс в одну из столичных школ, за плечами у него был целый год обучения на украинском языке в Киеве, поэтому нам предстояла плотная работа по адаптации ребенка к русскоязычной среде и дополнительный бонус в виде изучения белорусского языка. К тому же сам по себе переезд в другую страну стал достаточно большим стрессом. Мне кажется, именно такая нестандартная ситуация проверяет систему образования на прочность, выявляя ее наиболее болезненные недостатки.

Активную подготовку к учебе по-новому мы начали с лета, усердно штудировали русский язык, переучиваясь читать, писать и говорить. Я искренне надеялась на поддержку педагогов, но вместо этого в моей жизни начался удивительный период, в реальность которого иногда верится с трудом.

Я попробую рассказать о своих «приключениях» вкратце, возможно, немного сбивчиво, потому как эмоции, признаюсь честно, порой зашкаливают до сих пор.

Познакомившись с классным руководителем, я сразу попросила помощи в адаптации сына, поделилась опасениями, что пережить резкие перемены в жизни нелегко взрослому человеку, не то что восьмилетнему ребенку. Возможно, нужна помощь психолога? Учитель уверенно сказала, что никаких проблем у нее с детьми никогда не бывает и психолог ребенку не нужен...

Но все оказалось не так гладко. На третий учебный день у сына в школе произошло нервное расстройство. Учитель позвонила и срывающимся голосом попросила забрать его из школы, потому что он плачет и мешает ей вести урок. И вообще — она призналась, что не знает, что ей делать. По сути, педагог сдалась сразу, как возникла проблемная ситуация.

И с этого момента мы с ребенком стали проблемными и неудобными для школы. Все дальнейшие попытки коммуницировать с классным руководителем напоминали мне сюрреалистический театр абсурда. Возникало ощущение, что педагоги закрыли глаза на происходящее и заняли оборонительную позицию. Как вы думаете, кто, с точки зрения учителей, остался виноват в том, что возникают проблемы? Конечно же, восьмилетний ребенок, «отъявленный манипулятор» с «проблемами в воспитании» и «слабый в обучении». Думаю, что дальнейшая стратегия взаимодействия будет уже знакома некоторым родителям.

Беседы с завучем сводились к отрицанию каких-либо проблем как таковых. Меня даже решили обвинить во лжи, заявляя, что мой ребенок не мог быть украиноязычным, ведь он… достаточно неплохо говорит на русском! Мне не верили, что я предварительно обращалась к школьному психологу и учителю за помощью и что помощь не была оказана. Меня постарались представить в негативном свете — как родителя, который просто любит жаловаться. Вся информация, которая озвучивалась во время диалогов с персоналом школы, перекручивалась и извращалась. Мне пришлось даже начать использовать записывающие устройства, чтобы иметь доказательную базу в случае очередного подтасовывания фактов.

«Вы просто не хотите заниматься ребенком!» — слышала я отовсюду. Все мои попытки получить помощь или хотя бы добиться того, чтобы на ребенка не давили, сводились к одному. Подчиняйся системе или уходи. Слушая все это, я ощущала, что вернулась во времена своей учебы, на 20 лет назад. Учитель всегда прав, ребенок и родитель — всегда нет. Либо ты подчиняешься системе, либо становишься проблемным для школы субъектом. Годы идут, мир меняется квантовыми скачками, происходит смена поколений, а развитие образовательных систем движется как улитка.

Только через 1,5 месяца после случившегося я наконец-то получила характеристику ребенка от школьного психолога, в которой было обозначено, что адаптация у моего сына прошла успешно (этот вывод был сделан на основании того, что он уже отвечал учителю, когда ему задавали вопросы), но ребенка нужно отправить на консультацию к психиатру, так как у него масса проблем c развитием, обучением и поведением. Также я прочла множество рекомендаций для мамы, но ни слова о том, что сделано и планируется сделать со стороны школы, чтобы исправить ситуацию. В этот момент я ощутила всю силу системы. И безысходность ситуации. Школе проще доказать невменяемость ученика и его родителей, чем признать, что возникли упущения, и попытаться помочь ученику.

С успеваемостью у сына действительно было не все так хорошо, он путался в языках, допускал много ошибок. Скорость чтения снизилась, появились осложнения с речью. Несмотря на дополнительный факультатив по белорусскому языку и ежедневные дополнительные занятиям дома, оперативно дотянуть до требуемого учителем уровня ребенок не мог.

Тетради пестрели обидными замечаниями: «Что это за работа?!», «Весьма дурно выполнено!», «Это невозможно проверять». На родительских собраниях учитель стыдила меня и родителей, дети которых плохо пишут, а также критиковала правильность ответов наших детей на тестирования и вопросы (да-да, во втором классе детям уже дают тесты). Родителям выдвигались требования контролировать полностью все выполнение домашней работы, по мнению учителя, дети категорически не должны приходить в школу с неправильно выполненным домашним заданием. По сути — нести ответственность за учебу учили родителей, а не детей. «Если ученик плохо подготовился и получил двойку, виновата мама», — это цитата педагога.

К сожалению, найти общий язык со школой так и не удалось. Попытка сменить класс потерпела фиаско. Учитель, к которому ребенка должны были перевести, первым делом начала меня уговаривать этого не делать, потому что мой ребенок понизит ей рейтинг, а ее будут ругать за детей, которые получают плохие оценки.

«Мы с вами, к сожалению, живем не в Европе, чтобы образование было таким, каким вам хочется. Если вам не нравится, вас тут никто не держит. Это не частная школа, чтобы вы могли тут выбирать учителей». На этом финальном диалоге со школой я остановилась.

Да, мы, наверное, не в той Европе, которую вспоминают учителя. Европейские и американские школы кардинально отличаются от школ постсоветского пространства. Множество эмигрантов делятся опытом посещения детьми школ, с восторгом рассказывая, насколько отличается подход к обучению, насколько тонко слышат детей и адаптируют атмосферу для их наиболее комфортного развития. Что мешает здесь выстраивать систему по-другому? Дело в зарплатах, на которые постоянно жалуются педагоги? Или дело в нежелании меняться, потому что это трудно? Можем ли мы, вот такие вот неудобные родители, что-то изменить или единственный выход в такой ситуации — забирать детей на домашнее обучение?"