"Россияне иначе как "хохлом" не называли. Хуже, чем ко мне, относились только к таджикам", - переселенець з Донбасу

"Тех, кто уехал «от войны», а потом все-таки вернулся в родные места, на Донбассе зовут возвращенцами. В силу разных причин эти люди не смогли начать новую жизнь ни на «большой земле», ни за пределами Украины. Оказалось, что беженцев нигде не ждут и они никому не нужны", - пишуть Факти, повідомляють Патріоти України, і продовжують:

«Я поплатился за свою мягкотелость, — пишет Андрей из Макеевки. — Когда в нашу девятиэтажку „прилетело“, мы готовы были удирать куда глаза глядят. Родственники жены наперебой приглашали в Россию — хоть переждать войну, хоть навсегда. Лишь бы, мол, вызволить вас из лап „хунты“.

Поддался на уговоры. Поехали к теще в Подмосковье. Приняли нас радушно. Но когда родня услышала правду о „туристах Путина“, о сбитом „Боинге“, о местных бандитах-„ополченцах“, отношение изменилось. И соседей, и знакомых, и одноклассников жены огорчало, когда мы говорили, что жили неплохо, что нас никто не притеснял, что повода для войны не было.

— Так вы что, „правосеки“? — чуть не падала в обморок бабушка.

— Да! — хохотали внуки. — А еще бИндеровцы и „укропы“.

И для усиления эффекта переходили на украинский.

Мы ни дня не сидели у тещи на шее. Правда, когда устраивался на работу, там сразу объяснили, что неместным платят меньше. Я русский, но на стройке меня иначе как „хохлом“ не называли. Поначалу горячился, а потом даже гордиться стал, что я „из Хохляндии“. Хуже, чем ко мне, относились только к забитым таджикам.

Работал как каторжный. Жена тоже — нанималась к людям клеить обои. Она хороший и добросовестный специалист, я квалифицированный штукатур и электрик. Но нас считали какими-то второсортными, недуховными, неправильными.

Есть у меня, с точки зрения „имперцев“ (так мы между собой звали россиян), еще один дефект. Я не пью. То, что люблю жену и детей, они еще как-то принимали, но трезвый человек вызывал у них глухое раздражение.

— Не знаешь, чего от тебя ждать, — беленился прораб.

Ну, конечно. Вся бригада к обеду лыка не вяжет, а „хохол“ пашет весь день, да еще в выходные с детьми в футбол играет. Придурок, короче.

Потом меня „кинули“ на деньги. Сумма была большая. Объяснение прозвучало в стиле Дмитрия Медведева: „Денег нет, но вы держитесь“. Хотелось выть от обиды, от того, что накрылась поездка в Питер, что детям теперь не за что купить зимнюю одежду.

Жене тоже постоянно недоплачивали. Договаривалась об одной сумме, получала на треть меньше. И ей, и мне все время хамили, открыто говорили: мол, радуйтесь, что вас вообще взяли на работу.

— Только вякни, — предупредили работяги, когда я собрался идти к начальству. — Мы тебе сами Майдан организуем.

Качать права? Да они о таком и не слышали, привыкли быть рабами.

Честно говоря, не знаю что хуже: сидеть в подвале во время обстрелов или вот так унижаться.

Детей в школе постоянно дразнили „сепарами“. Они у меня мальчишки спортивные. Постоять за себя могут. Но боялись дать сдачи.

Это миф, что в России любят дончан, ждут с распростертыми объятиями и создают все условия беженцам. Два года мы так мыкались. А потом решили, что возвращаемся домой. Да, у нас оккупация. Да, кругом эти уроды. Да, все происходящее противоестественно. Но мы хотя бы спим в своих кроватях и ходим по своим улицам.

Дома наша семья теперь принципиально говорит только на украинском. Мы же „хохлы“ — надо соответствовать».

«Думал, что больше никогда не вернусь в этот ад, — пишет Николай из Донецка. — В июне 2014-го было одно желание — быстрей унести оттуда ноги.

Оказались в Киеве: у студенческих друзей пустовала однокомнатная квартира. И я, и жена быстро нашли работу, устроили детей в школу. Все сложилось неплохо. Особой дискриминации за два года не почувствовал. Может, оттого, что общался или с земляками, или с адекватными жителями столицы.

Недавно друзья сообщили, что разводятся. Заверяли, что для нас ничего не меняется, но мы-то понимали, что пора и честь знать.

Сначала искали жилье сами. В среднем делали 25—30 звонков в день. Едва хозяева слышали, что мы из Донецка, сразу же бросали трубку. Пытался уговаривать. Ни в какую. Единицы, правда, продолжали разговор. Но тут второй нюанс. Не хотели брать с детьми. А если соглашались, следующим препятствием становилась кошка.

Потом обратились к риелторам. Далеко не все брались работать с такими клиентами. Некоторые говорили без обиняков, что „дээнэровцев“ не обслуживают принципиально.

Я непьющий. У нас нормальная семья. Жена хорошая хозяйка. У меня, как говорится, „молоток в руках играет“. Дети спокойные. Мы способны платить за жилье, причем предлагали деньги за год вперед. Но даже это не спасло ситуацию.

Когда у жены случилась настоящая истерика, понял, что „миссия невыполнима“. В общем, вернулись мы домой. Понимаю, какие трудности нас ждут. Да еще с нашими взглядами. Но ничего. Мы здесь не одни такие.

А столичным снобам скажу вот что. Зря вы так, ребята. Наверняка среди беженцев есть алкаши, неудачники, поклонники Путина. Но основная масса — нормальные граждане, патриоты. Недаром мудрый кардинал Гузар сказал, что именно переселенцы могут стать „апостолами единства Украины“.

Выехала не самая худшая часть жителей Донбасса. Среди них много врачей, инженеров, журналистов, строителей. Нас не надо нянчить. Мы сильные, справимся, выдержим. Но хотя бы не отталкивайте и не презирайте.

Я ненавижу „ДНР“. Но обстоятельства меня вынудили сюда вернуться. Буду работать удаленно. Ну и полезную информацию передавать куда надо.

Весь ужас в том, что детей растить патриотами здесь очень трудно. Но мы постараемся. Кстати, я так и не смог им объяснить, почему пришлось уехать из Киева. Дети еще не понимают, что можно стать изгоями из-за прописки в паспорте».

«Я покинула родной город в январе 2015 года, — пишет Анастасия, проживающая сейчас в самом тылу «ДНР». — До этого все никак не могла решиться. С самого начала войны родители умоляли меня уехать, плакали. «Пусть хоть кто-то в живых останется», — твердил отец. Мама уверяла, что они справятся без меня, лишь бы я оказалась в безопасности.

Их заветная мечта — дождаться внуков. А у меня с личной жизнью не складывалось. Но когда одноклассник, подавшийся в ополчение, перешел от намеков к явному ухаживанию, мгновенно собралась в дорогу.

Отправилась к подруге в Одессу, потом перекочевала к родственникам в Харьков, в итоге оказалась у кумы в Сумах.

Раз в два-три месяца привозила родителям деньги, лекарства, стирала, делала закупки, забивала до отказа морозилку. Сейчас многие так «десантируются» на несколько дней, затем снова уезжают.

Самая большая проблема — въезд в «ДНР» и выезд оттуда. В отличие от украинских блокпостов, на «дээнэровских» дежурят приторно вежливые и спокойные боевики. Наши же… В общем, всякие. Самое противное, что при проверке документов купюра, вложенная в паспорт, может решить любой вопрос. Тарифы известны каждому водителю маршрутки.

Расскажу о последней поездке, которая, простите за банальность, оставила неизгладимый след. Дело было в начале июня. На блокпосту перед «ДНР» наш пограничник сообщил, что срок действия моего пропуска заканчивается через три дня, хотя я была уверена, что через пять дней, а значит, успею вернуться в Украину. Понимала, что времени в обрез, но рискнула, хотя на кону стояла работа: мне жестко велели не опаздывать. Начальству давно надоели мои отлучки, не спасало даже то, что отрабатывала потом в несколько раз больше.

Дома сразу же заказала пропуск по электронной почте. Теоретически ответ следует ждать 10 дней. Звонить на горячую линию, что-то объяснять бесполезно. Забегая вперед, скажу, что пропуск не получила до сих пор.

За два дня справилась с домашними делами, чтобы успеть выехать по старому пропуску. Завтра в дорогу. Но вечером у мамы случился гипертонический криз. Не оставлять же ее в таком состоянии!

А пропуск-то закончился. Как теперь выбраться из «ДНР»? Как въехать в Украину? Что говорить на работе? Думала, сойду с ума.

Остался один вариант — через Россию. Сначала в Донецк, потом в Ростов, оттуда через Харьков в Сумы. Накладно, но что делать?

В Россию впустили без особых проблем. Кстати, ни один пассажир большого автобуса не предъявил на границе «паспорт «ДНР». В салоне сидели явные симпатики «Новороссии». Как миленькие показывали украинские документы.

На автовокзале в Ростове пришлось ждать несколько часов. Там на большом телеэкране постоянно идут новости «РашаТВ». Все сюжеты — только о Путине и Шойгу.

Видела много безруких-безногих «отпускников». Честно скажу, особого интеллекта на лицах не заметила. Поймала себя на мысли, что мне их не жаль. Совсем. Это циничные и наглые оккупанты.

Когда села в автобус, направляющийся в Харьков, настроение стало почти праздничным. Думала только об одном: хоть бы все сложилось, шанс успеть на работу пусть призрачный, но все же есть.

Российские пограничники пропустили без задержек. И вот уже украинский флаг, наши хлопцы, все родное, свое. Как писали в советских книгах: «Здравствуй, Родина».

Дальше началось что-то невообразимое. В туалет выпустили только детей. Никаких объяснений, вопросы просто игнорировали.

Стояла дикая жара. В душном раскаленном автобусе люди едва не теряли сознание, поэтому через 20—30 минут все потянулись к выходу. И тут окрик пограничника: «Куда? Всем назад! А, вам жарко? Становитесь в два ряда».

На самом солнцепеке нас построили, как зэков на этапе. Рылись в сумках, доставали и демонстративно рассматривали белье, обнюхивали бутерброды, лекарства. Иногда вещи падали на асфальт — ни неловкости, ни извинений. Вопросы задавали таким тоном, словно мы воры, бандиты, предатели и враги народа в одном флаконе.

Потом вдоль рядов прошел военный с собакой. Дети очень боялись. И они, и их матери молча плакали. Плакала и я. От унижения, обиды, стыда. Казалось, этот кошмар никогда не кончится.

Все понимаю. Россия — государство, с которым мы воюем. Но я — гражданка Украины. Возвращаюсь в свою страну. Я не сепаратистка, хоть прописка у меня донбасская. Ежемесячно перечисляю небольшие суммы волонтерам, которым доверяю. В начале лета 2014-го мы с отцом привозили на наши блокпосты воду и сигареты. Тогда это было очень опасно.

Хлебом-солью на границе встречать меня не надо. Но не так же…

Завершилось все драматично. С работы меня «попросили». Искать другую, снова доказывать, что ты что-то смыслишь в профессии, выдерживать косые взгляды — я же из «ДНР» — нет сил. Вернулась в город, ставший для меня чужим. До конца лета денег хватит, как-то протяну. Что будет дальше, не представляю. Украина, не бросай нас. Мы сироты при живой матери».