Сторінками історії: "Пастка Маннергейма, або Як Фінляндія перехитрила СРСР у безвиграшній начебто ситуації", - "Без Табу"

"Не замечали ли вы ранее, насколько трепетно жители современной России относятся к бывшим имперским территориям, а ныне суверенным государствам? Точнее, как трепетно – если речь идет о возможном возврате «исконно русских земель» любым, в том числе и силовым путем, даже пламенные либералы готовы закрыть глаза на нарушение всевозможных международных норм. Знаем-знаем, где Крым, а где бутерброд. Когда речь заходит о том, что с этими квадратными километрами и их населением делать дальше, начинаются «непонятки».

Как-то так вышло в свое время и с Финляндией. «Суоми-красавица» в течение последних двух с лишним веков несколько раз то попадала в цепкие объятия русского медведя, то вырывалась из них. Великолепным напоминанием об этом служит как минимум архитектурный стиль центра финской столицы - Хельсинки. Ведущая одной развлекательной разок даже показательно обмолвилась: какие это, мол, Хельсинки, такое ощущение, что из Питера никуда и не уезжала. Но лишь после распада Российской империи финны получили возможность вдохнуть воздух на полную грудь. А заодно и разобраться с территориальными претензиями.

Две первых советско-финских войны (1918-20 и 1939-40) заканчивались, в общем-то, одинаково. Оба раза совершенно не героическая в те моменты Красная Армия и ее бестолковое командование переоценивали собственные силы. Оба раза финны давали понять, что на своей земле и в привычных природных условиях ориентируются значительно лучше, чем захватчики.

Оба раза весьма важную роль в русском конфузе сыграл Карл Густав Маннергейм – в первом случае скорее, как политик, во втором уже как выдающийся военный начальник. Кто не слышал о линии обороны, названной его именем, в самом деле? По иронии судьбы, азы военной науки и подковерной политической борьбы постигал он как раз в царской России. За что и был некоторое время увековечен в бронзе в Санкт-Петербурге, пока местная вата не раскусила троллинг.

Наконец, стороны так или иначе приходили к подписанию мирных договоров, по итогам которых Финляндия, как минимум, не теряла ничего существенного. По итогам переговоров в Тарту в 1920-м и вовсе удалось разжиться стратегически важными приморскими территориями вроде морской базы Петсамо. А утраченное в соответствии с Московским договором 1940-го удалось довольно оперативно вернуть с началом третьей советско-финской войны, которое хронологически совпало с нападением гитлеровских войск на СССР с других направлений.

Правда, не обошлось и без стратегических просчетов: Ладожское озеро, скажем, оказалось полностью под контролем Москвы, и этот факт сыграл одну из решающих ролей в блокаде Ленинграда и ее прорыве (казалось бы, причем тут «дороги жизни»).

Наивно полагать, что в Хельсинки руководствовались исключительно союзническим долгом, принимая решение в третий раз за два с лишним десятилетия выйти на тропу войны с юго-восточным соседом. Гитлер Гитлером, но финская элита отлично понимала: положи русскому палец в рот – через некоторое время и костей не соберешь. Их войска, конечно, вели себя теперь удивительно пассивно и даже во время вышеупомянутой блокады отметились разве что в качестве массовки. Но эта пассивность, как окажется потом, была весьма тонким ходом, пускай и сделанным отчасти по наитию. Зато намерения были четко очерчены.

Можно сколько угодно рассказывать о том, как «коричневая чума» на четвертом году войны с Советами ринулась туда, откуда пришла, получив несколько болезненных ударов на российской территории. Но зачем, если об этом и так все знают? Однако мало кто нынче вспомнит о том, что в Финляндии под аккомпанемент пораженческих настроений задумались запросить мира еще раньше, нежели в Кремле об этом задумались.

Маннергейм, тогда уже президент страны, располагающий едва ли не абсолютной властью, логично рассудил: если русские запросят какой-то кусок земли (скажем, часть Карелии), лучше отдать его от греха подальше. Если запросят какую-нибудь материальную компенсацию в придачу, то и здесь лучше не спорить, а поделиться со вчерашним врагом честно нажитым.

Великий стратег готов был на все, лишь бы Москва при этом выполнила одно маленькое и незначительное вроде бы условие: не лезть грязными руками в финскую рыночную экономику и не трогать демократические устои государства. Во время переговоров он даже недвусмысленно намекнул на то, что финские войска вели себя отнюдь не кровожадно, так что рассчитывать на некоторое послабление Хельсинки имеют право.

Сталин и его окружение никакого подвоха не почуяли, да и кого тогда интересовала Финляндия, если в перспективе вырисовывалась неиллюзорная возможность войти победителями в Берлин?

Что было бы, повтори «Суоми-красавица» судьбу условной Польши, называвшейся тогда ПНР? Ох, не спрашивайте. Но при этом какие-никакие дружественно-доверительные отношения между странами сохранились, на что намекают как минимум потоки туристов туда-сюда.

Некоторые, правда, и по сей день мечтают вернуть себе то, что называют «исконно русскими территориями». Но можно ли сейчас безнаказанно замахнуться на страну-члена ЕС, за которую в случае чего и НАТО даст о себе знать? Ответ вы знаете сами."