"Ждать ли от России новых захватов территорий", - експерт

Потому что в распоряжении Кремля продолжает оставаться ядерный арсенал, крупные вооруженные силы и глобальная, щедро финансируемая сеть шпионажа и организации политических провокаций, диверсий и заказных убийств.

Наибольшую опасность эти компоненты агонизирующей российской машины власти представляют для стран-соседей, суверенитета которых Москва не признает. Вторая очередь – это Европа, которую Путин в силу ее рыхлости воспринимает как поле битвы, причем уже трижды недоигранной – специфическое, но сильное историческое чувство весьма присуще Владимиру Владимировичу (в отличие от Ельцина или Горбачева). В его картине мира Первую мировую России не дали выиграть германские шпионы, вклад СССР в победу над Гитлером недооценен или подвергается сомнению, а исход холодной войны, в которой слабое советское руководство было якобы обмануто коварным Западом, можно переиграть.

Накачать долг

Порождаемые путинским Кремлем эманации подобного ирредентистского видения истории породили в 2000-е гигантский массив "попаданской" прозы, материализовав наконец сумрачные фантазии компьютерных военных стратегий 1990-х, такие как Red Alert. В частности, поэтому в опасности – пускай и в третью очередь – оказались и Соединенные Штаты с неотъемлемой от них, пусть и в отчасти мифологическом смысле, Великобританией. Обнуление конституционной архитектуры постсоветской РСФСР теоретически развязывает руки Путину и его клике в этой попытке переиграть историю ХХ и начала ХХI веков. Другое дело, имеется ли для этого реальный потенциал? Ответ на этот вопрос лежит в двух плоскостях.

Первая плоскость – это возможности самой по себе России, чья экономика, внутренняя устойчивость и демография находятся сегодня в ситуации, заметно отличающейся от первой половины 2010-х – в худшую сторону. Впервые с начала 1990-х Кремль стремится существенно нарастить государственный долг, что в условиях как режима санкций, так и глобального экономического шока оказалось чрезвычайно дорогой затеей. Цены на энергоносители, доходы от экспорта которых в развитые страны за свободно конвертируемую валюту составляют не менее половины ВВП страны и служат фундаментом государственных финансов, находятся на рекордно низком уровне за все 20 лет путинского правления.

Коррупция, с которой режим внезапно начал бороться по принципу "главное, в ходе расследования не выйти на самого себя", поглощает не менее трети ВВП (для сравнения: в последний год клептократического президентства Виктора Януковича в Украине этот показатель приближался к четверти ВВП). Военно-промышленный комплекс в условиях разрыва кооперативных связей с Украиной, переставших быть доверительными отношений с Беларусью, а также режима калечащих западных санкций перешел в среднее между развалом и параличом состояние.

Череда бессмысленных, стагнирующих конфликтов в странах третьего, а скорее даже четвертого мира – даже если временно оставить за скобками так и не перешедшую в замороженный формат войну с Украиной – не только обескровливает в том числе и теневую казну (так называемый "бассейн"), но и деморализует, демобилизует российский служивый слой. В особенности последнее касается регионов юга России, непосредственно граничащих с Украиной.

Кроме того, с некоторым временным исключением для Сирии и частичным в случае с Венесуэлой уже несколько лет российские военные, независимо от того, обеспечивают ли они государственные или корпоративные интересы, не способны продемонстрировать каких-либо успехов. Можно заметить, что в дискурсе российской пропаганды "колониальные" войны отошли далеко на задний план. Зато на передний план вновь возвращается украинская повестка. Однако новый выход украинского вопроса на наиболее значимую позицию в распорядке дня российского империализма осуществляется в иных, нежели шесть лет назад, более сложных условиях.

Так, отчуждение партнеров по ЕврАзЭС и ОДКБ параллельно с неудачными попытками расширить эти организации или углубить их интеграцию переросло из предположений и дискуссий в рабочую реальность. По-видимому, отчасти и этим обстоятельством мотивированы последние отчаянные заявления Путина по поводу "русских подарков", оставшихся у вышедших из состава СССР республик, заставившие задуматься даже наиболее удаленные от российских границ постсоветские тирании в Центральной Азии.

Сегодняшние попытки Кремля вновь поджечь Южный Кавказ с ходу оказались сбалансированы позицией Турции (а непублично, вероятно, и Ирана, недовольного продолжающимся присутствием россиян в Сирии), не говоря уже об идеологической чуждости Москве нынешнего правительства в Ереване, пытающегося пропетлять между вызовами модернизации и геополитики.

Семь бед – один ответ

В Европе, несмотря на гигантские средства, за 20 лет вложенные Россией в строительство инфраструктуры влияния на всех уровнях – от криминалитета и бизнеса до средств массовой информации и политических партий, настроения элит меняются в неблагоприятную для Москвы сторону. Главным образом это касается Германии, оскорбленной в своих лучших чувствах – вернуть Россию на магистральный путь цивилизации на взаимовыгодной основе.

Берлин, требующий ввести новые санкции против Москвы за кибератаки, на фоне нового пакета американских санкций против компаний, причастных уже не только к СП-2, но и к "Голубому потоку" в Турцию, выглядит как окончательный тупик западноевропейской политики Кремля. Надеявшегося, как и в недавнем прошлом, испугать европейцев террористическими актами и политическими убийствами.

Брекзит, со своей стороны, ухудшил российские позиции, так как консервативное правительство в Лондоне увидело в выходе из ЕС расширение собственного инструментария давления на Россию. Практически в каждой стране ЕС Россия рассматривается не как решение каких-либо проблем, а как повод для репрессий со стороны, в частности, американцев, а также как канал криминализации политической и медийной жизни на собственной территории (в частности, это довольно очевидная ситуация для Нидерландов).

Понятное дело, что европейцы не горят желанием воевать с Россией, но при этом смещаются в сторону нового осознания ценности НАТО, содержание которого в полном объеме всяко дешевле возвращения к суверенным военным расходам или перспективы захвата той или иной страны гибридным криминалитетом с Востока. Сам по себе режим санкций при всем психологическом дискомфорте, связанном с американским давлением, достраивает сегодня новую структуру европейской энергетики – вряд ли, даже с возможной сменой власти в Вашингтоне, США откажутся от такого рычага влияния. Тем более что потенциальная демократическая администрация способна стать еще более антироссийской, нежели нынешняя республиканская, а обрубающие газопроводы санкции причиняют вред в первую очередь РФ, в то время как германские амбиции выступают скорее второстепенным обстоятельством.

Вместе с тем если признать самоочевидной податливость Беларуси и Молдовы в качестве новых направлений как гибридной, так и прямой агрессии России, то наиболее слабыми звеньями выглядят три совершенно разные страны. С точки зрения вмешательства во внутренние дела с целью исказить результат выборов или подорвать к ним доверие – это все те же США, где президент Трамп, похоже, не считает Россию отдельной проблемой. С позиции вовлечения в российские интриги на основе использования излишних амбиций и своеобразного стокгольмского синдрома – это Франция, чей президент, вероятно, вновь планирует посетить Москву. Наконец, в рамках прямой вооруженной агрессии – это Украина, чей политический ландшафт ныне разрыхлен в достаточной степени недальновидной риторикой властей и тяжелым наследием применения разрушительных политтехнологий в ходе прошлогодних избирательных кампаний.

Впрочем, притяжение Макрона и Путина осложняется глубоким социально-экономическим кризисом в самой Франции. Но при этом не стоит забывать, что в стране существует влиятельная пятая колонна, готовая за толику малую выполнять все прихоти Москвы, такие как провокационные вояжи в Крым и завывания о международной "русофобии". При всех своих проблемах Кремль вряд ли оставит своими щедротами таких открытых к "новым идеям" персонажей.

В США, несмотря ни на что, за прошедшие почти четыре года выстроена достаточно гибкая и чувствительная система защиты против российских провокаций, по крайней мере на собственной территории. Единственным вибрирующим фактором непредсказуемости в этом смысле является сам президент Трамп и политики из его первой команды, которая привела его к власти на волне "борьбы против системы" (многие из них продолжают ходить под обвинениями и сроками). Правда, для России во внутренней американской игре важно скорее посеять хаос и ограничить возможности восстановления центристского большинства. Однако в нынешней диспозиции Москва вряд ли способна на что-то большее, нежели снова попытаться встрять в американскую гонку – с неопределенными шансами преуспеть, но вполне определенными рисками.

Остается Украина, которая, несмотря на постепенно нарастающую помощь западных союзников, находится, похоже, в наиболее неблагоприятной ситуации: в ситуации горячей позиционной войны с Россией. Войны, которую действующая власть часто побаивается называть таковой. Как и признать состояние бешеной инфильтрации нашего информационного пространства связанными с Москвой сообществами провокаторов, как и осознать сползание в кризис военно-промышленной и мобилизационной политики страны. При таких вводных Киеву действительно остается уповать лишь на ускорение внутренней социальной и экономической катастрофы в самой России. Однако с каждым днем эта гонка с врагом по краю пропасти выглядит все более рискованной игрой".