"Витрины с видом на врага, или Зачем Украине "островки свободы" возле Крыма и на Донбассе", - блогер

"От плевел до зерен

Российский Институт комплексных стратегических исследований определил наиболее динамично развивающиеся регионы Российской Федерации. Анализ проводился на базе исследований пяти базовых секторов экономики. По этому показателю Крым и занял первое место в условном рейтинге. Рядом с ним расположился также аннексированный Севастополь. Кроме прочего, в упомянутом выше институте обратили внимание и на тот факт, что топ-5 базовых отраслей экономики устойчиво росли не во всех регионах РФ.

Точнее сказать, в большинстве они комплексно и устойчиво не росли. Как правило, все ограничивалось одним-двумя драйверами роста. Например, северные регионы развивались в основном за счет добычи полезных ископаемых, южные — сельского хозяйства и т. д. Одновременный рост всех пяти базовых отраслей наблюдался лишь в четырех регионах: аннексированных Крыму и Севастополе, а также в Пензенской и Сахалинской областях, но в Крыму и Севастополе данная динамика была выше. В топ-5 отраслей для оценки темпов роста попали сельское хозяйство, промышленность, строительство, розничная торговля и платные услуги населению.

Вкратце о показателях, озвученных по результатам анализа первого квартала 2019-го. В секторе сельского хозяйства темпы роста в Крыму составили 2,9% (выше только в Ингушетии — более 10%); в промышленности — 20,2%, и это максимальное значение группы выборки; строительство било рекорды в Севастополе — 70,9%, но лидерство здесь у Ленинградской области — 130%; показатели торговли более скромные — 2,9%; в сегменте платных услуг для населения у аннексированных Крыма и Севастополя диапазон роста 3,2–4%, но первое место у Чечни — 5%.

Но есть регионы, которые опосредованно оплачивают этот праздник жизни. Наиболее трагичная в плане экономики ситуация сложилась в Хабаровском крае, там зафиксировано падение по всей цепочке показателей (кроме торговли): сельское хозяйство сократилось на 2,4%, промышленность — минус 5,5%, строительство — минус 11,3%, услуги населению — минус 5,8%.

Рекорд по падению показателей строительства зафиксирован в Новгородской области (-78%) и Карачаево-Черкесии (-73%). В Тамбовской области умеренный спад по всем показателям, кроме торговли.

Эта антирейтинговая четверка регионов РФ с наиболее выраженными индикаторами спада экономической активности во многом показательна. В то время как РФ аннексирует Крым и выстраивает показательную "стену благополучия" на границе с Западом, огромные территории, граничащие с Китаем, практически брошены в пучину забвения, что неминуемо отразится в будущем на уровне стратегического доминирования РФ на Дальнем Востоке и региональном балансе сил.

Второй вывод: в то время как такие республики, как Чечня и Ингушетия, поднаторели в выбивании федеральных дотаций, умело манипулируя ментальными особенностями российских элит и историческими аллюзиями, другие северокавказские регионы, такие как Карачаево-Черкесская Республика, продолжают стагнировать. То же самое касается и колыбели "русского мира" — Новгородской области, и этнически осевых для россиян регионов, таких как Тамбовская область.

Но это мы бегло упомянули основные тезисы российской аналитики. А теперь попробуем взглянуть на "зерна".

На первый взгляд, в условиях аннексии региональный валовой продукт (РВП) Крыма постоянно растет: с 189 млрд руб. в 2014 г. до 359 млрд руб. в 2017 г. Суммарно за четыре года — в 1,9 раза. Но это с учетом дефлятора ВВП, то есть с поправкой на инфляцию, ведь приведенные цифры — это номинальные показатели. Здесь все просто: в первые годы после аннексии внутренние крымские цены, которые в 2014-м соответствовали украинским, должны были резко вырасти до внутреннего российского уровня. Произошла своеобразная шоковая ценовая конвергенция: за короткий период индекс крымских цен был поднят до среднероссийских показателей. Это неминуемо должно было привести к усилению внутреннего дефлятора регионального валового продукта и его резкому росту в первую очередь за счет сектора розничной торговли. На практике так и произошло: максимальный рост регионального валового продукта произошел в 2015-м (40%). В 2017-м данный показатель с учетом дефлятора резко замедлился до 10%, то есть темпы наращивания РВП упали ровно в четыре раза, в первую очередь за счет исчерпания фактора ценовой конвергенции.

Более показательно сравнить уровень регионального валового продукта Крыма до и после аннексии в пересчете на среднегодовой курс доллара к гривне и рублю. В 2013-м РВП Крыма составил $5,8 млрд. В 2014–2015 гг., в первые годы аннексии полуострова, данный показатель упал до уровня $4,3 млрд, то есть регион потерял $1,5 млрд, или более 25% РВП. Лишь с 2016-го началось медленное восстановление валютного эквивалента валового продукта в основном за счет укрепления рубля: среднегодовой курс российской валюты в 2017-м повысился до 58,3 руб./$ с 67,2 руб./$ годом ранее. В 2017-м валютный показатель РВП составил $6,2 млрд, лишь на $400 млн опередив уровень, зафиксированный на момент аннексии.

Таким образом, наблюдаются два противоположных процесса: постепенное затухание динамики роста РВП Крыма в рублях за счет исчерпания ценового фактора и одновременно нарастание валютного эквивалента регионального валового продукта за счет стабильного курса российской валюты.

В этом плане важно провести и структурный анализ. По сравнению с 2014 г. в 2017-м сократилось производство в таких отраслях, как сельское хозяйство (86% уровня 2014-го), добывающая промышленность (82%). Зато максимально по сравнению с другими секторами региональной экономики выросли торговля (264%), бюджетный сектор (198%) и операции с недвижимостью, включая аренду (560%).

Сельское хозяйство региона, по сути, медленно вымирает. Добывающая промышленность вследствие западных санкций работает лишь на потребности региона и также стагнирует. Рост розничной торговли объясняется упомянутым выше ценовым выравниванием. Интересен показатель сектора операций с недвижимостью и арендой. Во времена Украины значительная часть местного бизнеса, зарабатывающего на туризме, пребывала либо в тени, либо в формате упрощенной системы налогообложения (единый налог). Основная часть доходов от туризма оставалась в распоряжении местных жителей. Теперь ситуация кардинально поменялась: российское фискальное законодательство намного жестче как в плане администрирования налогов, так и в части уровня налогообложения малого бизнеса. Российский аналог украинского единого налога (до 5% в зависимости от группы предпринимателей) называется единый налог на вмененный доход и составляет 15% (с применением формулы расчета). В результате после аннексии Крыма местный бизнес стал зарабатывать меньше, но официально декларировать и платить налоги намного больше.

По отраслям и сегментам экономики в 2017-м вырос удельный вес в РВП бюджетного сектора (26% против 23% в 2014-м), торговли (17% против 12%), строительства (9% против 8%), сектора аренды (9% против 3%). Зато доля сельского хозяйства сократилась с 23 до 12%, добывающей промышленности — с 6 до 3%, обрабатывающей — с 9 до 8%.

Российская модель экономического роста в аннексированном Крыму опирается на несколько базовых опор: региональный рост цен, вследствие чего на полуострове был зафиксирован самый высокий уровень региональной инфляции по сравнению с другими регионами РФ; высокий удельный вес бюджетного сектора, включая обслуживание и функционирование ВПК; значительные инфраструктурные затраты федерального бюджета; более жесткие модели налогообложения малого и среднего бизнеса, что проявляется не так в фактическом росте экономики, как в уровне насильственной детенизации.

Территории роста

Но есть еще один важный фактор, который нам следовало бы более детально изучить, и касается он уже не только Крыма. Речь о концепции территорий опережающего социально-экономического развития (ТОР, или ТОСЭР). В рамках этих кластерных территориально-экономических образований в РФ формируются льготные и упрощенные условия для привлечения инвестиций и ведения бизнеса. Концепция ТОР хорошо применима в регионах с повышенным уровнем инвестиционных рисков, а также в тех территориальных комплексах, где базовые факторы производства либо не так доступны, как в целом по стране, либо не столь привлекательны по стоимости. Для минимизации этих отрицательных факторов и применяются упрощенные регистрационные и регулятивные процедуры, включая и льготный фискальный режим.

Украина вполне могла бы выиграть конкурентную борьбу с РФ в части создания более привлекательного инвестиционного и сервисного имиджа, если бы смогла сформировать свою концепцию развития отдельных территориально-экономических кластеров, таких как зоны порто-франко, свободные экономические зоны, индустриальные и технологические парки и т. д. Тем более что россияне здесь не являются первопроходцами: концепцию ТОРов в РФ называют "китайским путем развития". Новые украинские экономические кластеры могли бы покрывать основные районы на Донбассе, которые контролируются Украиной и сопряжены с линией разграничения, а также размещаться в Херсонской, Николаевской и Одесской областях, которые могут стать своеобразной "витриной" нового формата украинской экономики и выступать своеобразным противовесом российской "концепции роста" в Крыму.

Кластерное развитие, несмотря на явные преимущества, прогнозируемо вызовет серьезную критику: в Украине всегда ревниво следили за распределением бюджетного пирога, и фразы о том, что какой-то регион "кормит" центр, а другой "недополучает помощь", у нас не редки. С другой стороны, лабильные, неустойчивые развивающиеся государства, которые даже при максимальном напряжении внутреннего потенциала не смогут обеспечить инвесторам привлекательные условия для реализации бизнес-проектов в масштабах всей страны, фактически обречены на кластерный характер роста. Необходимое качество инфраструктуры, низкий уровень фискальной нагрузки, правовая защищенность и регулятивная простота могут быть обеспечены инвесторам лишь в специальных кластерах: свободных экономических зонах, индустриальных и технологический парках, промышленных полигонах, зонах порто-франко, энергетических хабах.

В этом случае Украина просто должна сделать выбор: десятилетиями выстраивать равные условия для инвесторов в масштабах всей страны и в течение этого времени молчаливо смотреть, как конкуренты уходят вперед, а эпицентры мирового роста высасывают из страны основной человеческий капитал, либо все же предложить системным инвесторам кластерный подход, заменив внешнюю трудовую миграцию на внутреннюю и временно смирившись с тем, что в ближайшие 30–40 лет удастся эффективно развивать лишь отдельные экономические зоны и/или чартерные города, что не исключает наличие и депрессивных регионов.

Но в этой системе инвесторы смогут точечно получить тот сервисный пакет и правовую защищенность, которую им нельзя обеспечить в масштабах всей экономики. По такой схеме действуют все развивающиеся экономики, такие как Китай, и даже те государства, которые являются частью единой высокоразвитой институциональной среды, как, например, Южная Корея или Польша. Инфраструктура поддержки кластеров развития в Польше включает в себя создание технологических парков (более 40), технологических инкубаторов, центров трансферта технологий.

Применительно к Украине на подконтрольных районах Донецкой и Луганской областей необходимо создавать сеть индустриальных и технологических парков, базирующихся на местном промышленном потенциале. А в районах, расположенных возле Крыма на юге страны, существенные перспективы открываются в секторе туризма и услуг, а также в части создания свободных торговых беспошлинных транзитных зон порто-франко и торговых терминалов.

Основные принципы формирования СЭЗ и свободных торговых терминалов здесь можно позаимствовать в Испании, где концентрация свободных сегментов экономики происходит возле крупных портовых городов, находящихся на торговых путях из Европы в Азию и Африку. Такие "островки предпринимательской свободы" включают в себя свободное таможенное пространство, свободные склады, промышленные полигоны, технологические парки и специальные торговые центры. Их экономическим развитием управляют не чиновники, а консорциум компаний, формирующих базовый промышленный кластер.

Как показывает мировой опыт, экономический и инвестиционный форматы конкурентной борьбы всегда становились решающими в истории всех мировых глобальных противостояний".