Хіти тижня. "Мы увидели настоящий армагеддон: валяются руки и ноги, разорванные тела, земля красная от крови, все пылает и взрывается", - Андрій Заник про трагедію в Зеленопіллі

Рано вранці, близько о пів на п'яту, по табору українських військових, розташованому під селом Зеленопілля Луганської області (17 кілометрів на південний схід від Ровеньків), був відкритий шквальний ракетний вогонь з території Російської Федерації. Згідно з офіційними даними, загинули 19 наших військовослужбовців, 93 отримали важкі поранення (хоча очевидці стверджують, що жертв більше), знищено величезну кількість різної військової техніки, нагадують Патріоти України з посиланням на Факты. Далі - мовою оригіналу:

"В этой трагедии сыграли свою роль и роковое стечение обстоятельств, и иные факторы. Дело в том, что до этого вблизи Зеленополья почти месяц стоял лагерь 24-й механизированной бригады (Яворов Львовской области). Поскольку было решено усилить Южную группировку, чтобы перекрыть границу Луганской области с Россией, в тот район выдвинулись подразделения 79-й аэромобильной бригады (Николаев) и самой 24-й. То есть в ночь на 11 июля под селом скопилось большое количество людей и техники. Есть предположение, что врагу заранее сообщили все координаты, что позволило нанести максимально точный удар.

По мнению экспертов, масштабы трагедии могли бы стать меньшими, если бы командование рассредоточило технику на местности (это азы военного искусства). Однако, как вспоминали потом пострадавшие, на очень маленьком участке, как на параде, беспечно выстроились «машина к машине, бензовоз — к бензовозу, да еще и рядом с боекомплектом». «Я даже не знаю, что наделало больше беды — обстрел противника или взрыв наших же боеприпасов», — вспоминал потом артиллерист 79-й бригады Сергей Мандалина. В его батарее погибли девять ребят.

Первый залп пришелся точно по колонне, второй — по посадке, что в трехстах метрах, где находился склад ракетно-артиллерийского вооружения. Сначала стреляли «Грады» (как потом выяснилось, модернизированные, повышенной дальности и точности, причем нелюди использовали снаряды с напалмом), потом — «Торнадо-Г», через время подключились минометы. Работали профессионалы — все четко и выверено.

«Мы все спали. В мою палатку попал снаряд. Сразу убило 15 человек. Ребята даже не успели проснуться. Когда нам удалось выбраться из палатки, на улице творилось что-то невероятное. Это было похоже на метеоритный дождь — с такой скоростью и частотой падали снаряды. Впервые стало страшно, когда увидел первых раненых, — рассказал СМИ врач-травматолог 24-й бригады Борис Андронатий. — Это был ужас. Никогда этого не забуду… Ребята с оторванными руками приходили сами, ползли с одной ногой. Парни с более легкими ранениями приносили на носилках самых тяжелых. Кровь смешалась с песком и заполнила все вокруг. В какой-то момент мне показалось, что все мои действия бесполезны. А когда вышел из палатки, вокруг были трупы…»

В Днепропетровской больнице имени Мечникова, куда привезли раненых, хирурги работали в три смены. Заместитель главного врача больницы Юрий Скребец тогда написал: «Травмы у солдат очень тяжелые. Маленькие, средние, большие осколки разрывали тело просто на куски. Мы думали, что все видели в жизни, но такого — никогда. Медсестры в обморок падали». А потом, когда самых тяжелых транспортировали в Киев, кто-то из персонала прокомментировал: «Такого количества ампутантов столичный военный госпиталь еще не видел».

О зеленопольской трагедии рассказал ее непосредственный участник — командир роты 24-й бригады капитан ВСУ Андрей Заник.

«Противник четко знал, где мы находимся»

— Андрей, ребята, прошедшие Зеленополье, потом говорили: «Мы теперь знаем, как выглядит ад».

— Это на самом деле было очень страшно. Мы думали, что мы в глубоком тылу, и никто тогда даже предположить не мог, что россияне начнут стрелять по нам со своей территории из систем залпового огня. Это была первая открытая массированная атака на ВСУ.

Впрочем, мы и до этого видели, как с территории страны-агрессора заезжают российские «саушки» (самоходная артиллерийская установка. — ред.) и прямой наводкой работают по нашим позициям. К примеру, их артиллерия обстреляла контрольно-пропускной пункт «Должанский». Но наши ответ дать не могли, ведь пришлось бы стрелять по территории чужого государства, а там только этого и ждали. Поэтому нам поставили задачу не допустить прорыва россиян. Мы им очень сильно мешали в тот период.

Незадолго до трагедии наше подразделение заехало в Зеленополье, чтобы сменить батальон 25-й отдельной воздушно-десантной бригады. Ребята убыли, а мы начали укрепляться на высоте, чтобы контролировать трассу Ростов — Луганск. С этой задачей мы успешно справлялись до 11 июля.

— Поймите, в тот момент мы уже находились в окружении. С одной стороны — Российская Федерация, с другой — так называемые «ополченцы». Противник четко знал, где мы находимся. Для разведки они использовали беспилотники российского производства (мы даже сбили один «Орлан-10»). Была ли сдача наших позиций, не могу ответить. Скажу одно. Ровеньки — типичный шахтерский городок, где немало терриконов. Корректировку систем залпового огня оттуда вели стопроцентно.

11 июля около четырех утра в тот район заехали две тактические батальонные группы 79-й бригады и 72-й отдельной аэромобильной бригады — на короткий перевал, чтобы отдохнуть и двигаться дальше. Образовалось большое скопление техники и личного состава. И буквально через полчаса началось… Били на протяжении тридцати минут отовсюду, включая Ровеньки. Но самый главный удар был нанесен с территории России.

— Наша батальонно-тактическая группа была рассредоточена. Наша рота занимала позиции на высоте. Стояли палатки, около них окопчики.

— Волонтер Ирина Каптур писала, что бойцы «ложками и мисками рыли себе укрытия».

— Не могу сказать, что было именно так. У нас были и обычные лопаты, и саперные. Но там такой специфический грунт!

— На Донбассе его называют пластушкой.

— Да, точно. Сплошные камни. К тому же в ту пору стояла сильная жара. Земля настолько затвердела, что долбить ее было нереально. С того момента, как мы заехали, и до обстрела прошло очень мало времени. Мы толком не могли окопаться.

А там, где находилась база и где случились большие потери, были и окопы, и блиндажи.

«Основную массу раненых загрузили в три «Урала»

— Вы сами где находились в момент обстрела?

— Это было обычное утро. Мы на БМП возвращались с одного блокпоста. Едва проехали Зеленополье, начался кошмар. Мы быстро среагировали — резко остановились и заняли оборону. Думали, что сейчас на нас пойдут в наступление.

До эпицентра событий было буквально 800 метров. Когда стали взрываться боеприпасы, решили бежать туда, поскольку понимали, что именно там могут быть большие потери. Обстрел продолжался, но был уже хаотичным.

Когда прибежали, увидели настоящий армагеддон: валяются руки и ноги, разорванные тела, земля красная от крови, все пылает и взрывается. Нет никаких слов, чтобы описать этот ужас.

Невзирая на опасность, бросились вытаскивать тяжелораненых ребят — кто без конечности, кто с развороченным животом. Среди нас были такие, кто вынес из пекла 10—15—20 побратимов.

— Это, например, старший прапорщик Вадим Нестеренко, солдат Ростислав Кончак. Им многие обязаны тем, что сейчас продолжают жить. А некоторые умирали у нас на глазах из-за тяжелых ранений и большой кровопотери.

— Официальная статистика соответствует действительности?

— Мы не считали, сколько погибших и раненых. Было не до этого. Главное — быстрее отнести в безопасное место, оказать помощь и эвакуировать. Но вывезти «двухсотых» и «трехсотых» было непростой задачей. Поскольку мы находились в окружении, могли это сделать только по одной дороге. Мы ее называли дорогой смерти, так как ее обстреливали. Основную массу раненых загрузили в три «Урала». И водители все-таки смогли прорваться.

Самых тяжелых эвакуировали двумя вертолетами. Пилоты тоже очень рисковали.

— Наверное, больше всего досталось медикам. Столько работы сразу.

— Раненых было столько, что первую помощь оказывали все, кто мог. Многим именно это и спасло жизни. Медики делали все возможное, естественно.

— Сколько прошло времени от обстрела до переправки раненых в Днепр?

— Да как-то растянулось все. Но люди терпели боль, потому что понимали, что выбраться отсюда будет тяжело.

В тот же день около 23:00 нас еще раз обстреляли из «Градов» с территории Российской Федерации. И снова у нас были раненые.

«На Донбассе много настоящих патриотов»

— Скажите честно, родным звонили, чтобы попрощаться?

— Нет. У меня такого не было. Когда командир показывает свою слабость, это передается подчиненным. Я надеялся на лучшее. И большинство побратимов тоже. Многие из нас пошли на войну защищать свою землю. Это очень сильные люди. Я навсегда запомнил бойца без обеих ног и без руки. Он закурил и сказал: «Дякую тобі, хлопче, що я живий».

Панике и страху поддались немногие. Те, кто не понимал, что такое война и куда они попали. Вообще, на войне паника проявляется по-разному. Все зависит от человека. Он может быть молчаливым, неадекватным, бояться любого шороха. Таких нужно срочно забирать с передовой, поскольку они представляют серьезную угрозу для людей, которые выполняют боевую задачу.

— Что ваше подразделение делало после того, как отправили раненых и погибших?

— Продолжили выполнять боевые задачи в Зеленополье и Должанском. Могу сказать с гордостью, что мы не пропустили противника, пока нам не приказали отойти, хотя напротив нас на той стороне довольно долго стояла псковская десантная дивизия. Они ждали команду идти в наступление.

Многие местные ходили на территорию России (границы же фактически не было) и продавали там свои вещи, потому что людям не за что было жить. Они нам рассказывали об этих десантниках.

Позже 1-я и 3-я батальонно-техническая группа нашей 24-й бригады столкнулась с псковской дивизией в Лутугино. Наши уничтожили целую роту россиян.

— Как к вам относились местные?

— Когда мы попали в окружение и закончились продукты, помогали селяне, за что мы им благодарны. Знаете, мы в тот период проехали вдоль украинско-российской границы, которой на самом деле уже не было. Скажу, что в селах там разговаривают на украинском. Там к нам относились нормально. И помогали, и сочувствовали. В городах было немного по-иному. Вообще, на Донбассе много настоящих патриотов. Есть и военные, и добровольцы, которые пошли защищать Украину, и волонтеры, каких поискать.

В августе мы вырвались из окружения с боями. Вместе с 79-й и 72-й бригадами отходили из Зеленополья, Должанского, Изварино, других пунктов в сторону Красного Луча и Антрацита. По пути проезжали Степановку (село вблизи Саур-Могилы). Оно было практически стерто с лица земли. Едва мы покинули тот район, туда по команде вошли регулярные вооруженные силы Российской Федерации.
Буквально через месяц-полтора мы снова вернулись к выполнению боевых задач. И я, и некоторые ребята с самого начала войны и до сих пор находимся в зоне проведения боевых действий.

— Вам снится то, что пережили?

— Это один из эпизодов войны. А их было очень много. Может, я неправильный человек, но стараюсь внешне ничего не проявлять, хотя обо всем помню. Командиру нельзя быть слабым перед людьми, за которых отвечает.

— Расскажите немного о себе.

— Родился в 1988 году в городе Яворов Львовской области. Мама у меня военнослужащая — прослужила 33 года в Яворовской дивизии (потом из нее сформировали бригаду), папа — простой рабочий. Я окончил Львовский институт внутренних дел, но решил пойти в армию.

— Когда для вас началась война?

— В июне 2014 года. 2-я батальонно-тактическая группа 24-й бригады была перенаправлена в Амвросиевку Донецкой области и ждала дальнейших заданий. Пока мы добирались вдоль границы, видели, что принес на нашу землю «русский мир». Мы стояли не в самой Амвросиевке, а неподалеку от нее. Красивый был город…

В завершение скажу вот о чем. Уверен, что украинцев (неважно, откуда они — с запада или востока) объединила война. Мы сильные духом. Это у нас в крови. Поэтому Победа в этой войне для каждого из патриотов — это освобождение оккупированных территорий и восстановление там украинской власти."