"НАШИ ДОЧКИ-ДВОЙНЯШКИ ОКАЗАЛИСЬ ПОД ОБСТРЕЛОМ, ВИДЕЛИ НА УЛИЦАХ ТЕЛА ПОГИБШИХ ЛЮДЕЙ"
За пять лет войны Лилия Украинская, а именно под этим именем ее знают по фейсбуку, не дала ни одного большого интервью. Я буквально уговаривала ее это сделать. И она согласилась только ради того, чтобы громко сказать: "Мы с мужем самые обычные люди, которые просто хотели спасти свой город. Так же могли действовать и другие жители Мариуполя, наши соседи. Да, нам было и страшно, и жутко. Мы попадали под обстрелы, не раз могли быть убитыми. Но продолжали помогать украинской армии, пока хватало сил и возможностей. Все это время я не давала интервью, не входила в волонтерские организации, советы при разных министерствах, не ходила в политику, как многие волонтеры, которые использовали ситуацию и в своих интересах.
Я знаю многих людей, которые помогали так же, как мы, работая каждый день, рискуя своей жизнью и не требуя себе за это званий и льгот. Я таких назвала невидимыми людьми. Мы с мужем тоже невидимые. Особенно такими стали после того, как наши силы и средства истощились… При этом когда мне передали флаг из западной Украины с надписью "Львов и Мариуполь побратимы", приятно стало до слез. Значит, не зря мы так сражались за свой город"… Видимой работа Лилии и ее мужа была только для обычных граждан и военных, которые и приняли решение о награждении мариупольчанки негосударственной наградой "Народный герой Украины". Государственных наград женщина не имеет до сих пор.
- Ваня, муж, родом из Новоазовска, который до сих пор оккупирован, а я в Мариуполе родилась и выросла, - говорит Лилия. – Мы уехали оттуда два года назад, когда стало совсем невмоготу… Теперь живем в Киеве, здесь девочки ходят в школу, а мы пытаемся начать свое дело, обустроиться.
Когда началась война, дочкам было четыре с половиной года. Я долго себя корила, что наши дети попали под обстрелы, видели войну своими глазами, пережили ужасы, которые многим взрослым не снились. У них, уже пятилетних, появились седые волосы! А потом у одной из них начали светлеть пятна по всему телу – развилось витилиго.
Подрастая, дети задавали вопросы, от которых мне становилось жутко: почему мы так плохо живем, почему у нас война все забрала? Ангелина более спокойная, а Каролина эмоциональная, у нее начались истерики. Она могла сесть в углу и рыдать, приговаривая: "Ненавижу Россию, Путина, войну… " Представь себе, как я себя в эти моменты чувствовала. У нее истерика, и у меня… В итоге мы с Ваней решили: давай работать, помогать своим детям, поэтому ушли из волонтерства. Но вернемся к 2014 году, когда наша жизнь радикально изменилась…
Для меня тогда главным мотиватором было – защитить Мариуполь, город, в котором живут все мои близкие, друзья, родные. Я постоянно думала, чем можно помочь, как не допустить войну?
- События в Киеве на Майдане тебя пугали, настораживали?
- Мы с Донбасса видели происходящее в столице, переключая каналы, пытаясь выяснить, где правда. Кто-то поехал туда, чтобы увидеть все своими глазами. Я, честно говоря, в полной мере не понимала, что там делается, но телевизор в нашем доме работал, практически не переставая…
В тот период Донбасс, мне так казалось, притаился, прислушиваясь к событиям, пытаясь угадать, что же будет дальше. Когда в Киеве начались более активные действия, я сразу же категорически была против тех, кто применяет силу, и совершенно не понимала, почему не снимают Захарченко, Азарова, если к ним есть претензии… Почему Янукович вдруг резко развернул курс страны, хотя до того все шло к союзу с Европой. Я была против таможенного союза. Что нам там светит?
Когда митингующих в Киеве начали расстреливать, я плакала перед телевизором. Не могла поверить, что все это происходит в моей стране, что я вижу это на экране. Переживала страшно. А потом все события переместились в Крым, и я четко сказала: это война! Я так чувствовала.
- У Лили очень сильно развита интуиция, - добавляет Ваня. – Она чувствует, когда что-то должно произойти.
- Но когда я говорю о своих ощущениях, на меня смотрят скептически: девочка, о чем ты? – продолжает Лилия. – А в итоге я оказываюсь права. Помню, весной 2014 года переписывалась со знакомыми из России, и мне они не верили: да какая война, наши войска никогда в жизни не перейдут границу... Не верили и друзья, и родители. А потом все началось. Знаешь, тревожное чувство у меня появилась еще перед Майданом, я ждала чего-то плохого. Предчувствие было очень сильное. Тревога прошла, когда случилась реальная война.
Сначала оккупировали Славянск… И когда захватывали горадминистрации Мариуполя, казалось, это и есть самое страшное – нам бы этих непонятных дээнэровцев остановить, и ничего не будет, все успокоится. В те дни мы читали сводки, что возле нашей границы русские стягивают войска, концентрируют колонны техники. Не будет ли вторжения? – само собой напрашивался вопрос. И многие говорили: да ты что, международное сообщество не позволит, никто этого не допустит.
"КОГДА НОВОАЗОВСК ЗАХВАТИЛИ, ЗАПУСТИЛИ СЛУХ, ЧТО ВАНЮ УБИЛИ. ТАК ЕГО ПРОРОССИЙСКИЕ ПОДЧИНЕННЫЕ ОТМЕЧАЛИ ЭТО СОБЫТИЕ…"
- Горсовет Мариуполя захватывали наркоманы и алкаши. Когда они появились, все происходящее казалось каким-то сюром, идиотизмом. Где наша власть? – задавала я вопросы. Один наряд милиции мог скрутить всех захватчиков, арестовать и все. Но это почему-то не делали. Сначала сепаратисты сидели в здании без автоматов, но вскоре у них появилось оружие. Когда захватывали горсовет, гостиницы в центре города были забиты россиянами, стояли автобусы с номерами соседней страны. Это явно была поддержка России… Потом у этих захватчиков-алкашей появилось оружие. Они начали разбивать витрины магазинов техники и шуб в центре города и грабить их – при этом объясняли, что они ищут бойцов "Правого сектора"...
Дважды наши местные ильичевские ультрас битами выбивали этих уродов из горсовета. Но приезжала милиция, ребят вязали, а тех отпускали, и они снова возвращались обратно! Мы понимали, что власти нет. Милиция смотрела на ту сторону.
- Как раз накануне событий в Мариуполе я был в Донецке, - добавляет Иван. - Ехал по Донецку и сам для себя отмечал, как там было много автобусов с ростовскими и белогородскими номерами. Из окон гостиниц висели российские флаги, кучковались странные люди. Понятно было, что они не просто так приехали, не на экскурсию.
- А наш на тот момент мэр выступал за Россию, говорил, что власть с народом, и что нужно создавать республику... И что? Он наказан? До сих пор - действующий депутат Мариуполя. А нынешний мэр города идет в депутаты от оппоблока с Трухановым и Кернесом. То, что в городе много таких сепаратистов, которые перекрасились и прекрасно себя чувствуют, стало одной из причин, почему мы оттуда уехали… Они себя чувствуют в Мариуполе прекрасно, а нас, людей, переживающих за страну, оттуда выдавили…
- Как-то я ехал по центру города в два часа дня и говорил по телефону, - вспоминает Ваня. - Остановился на светофоре на центральном перекрестке. Окончил разговор, повернул голову и понял, что кроме моей машину вокруг больше ни одной нет. Белый день, но и людей нет. Вообще никого! Магазины разбитые и пустые. Мрак…
- Сепаратисты сразу же начали вычислять проукраински настроенных людей, - продолжает Лилия. – Мы с Ваней тут же закрыли свои профили в фейсбуке, я открыла другой, подписавшись Лилия Украинская. С тех пор меня чаще всего так и называют. А чтобы общаться, знать ситуацию в городе, мы создали закрытую группу, куда добавляли только того, кого знали, в ком были уверены.
- Там мы узнали, что сепаратисты сожгли "Приватбанк", начали отжимать машины, - добавляет Ваня. - Можно было стоять на светофоре, как открывалась дверь - и в лучшем случае тебя просто выкидывали на улицу, а в худшем – засовывали в багажник...
- Проукраински настроенных людей сажали по подвалам, искали бизнесменов, чтоб их выкрасть и получить выкуп от родных, - говорит Лилия. – Постоянно приходили сообщения, что кому-то прострелили ноги, кого-то пытали. Самых ярых, не скрывающих свою позицию, не нашли до сих пор. Многие люди тогда пропали…
- До сих пор неизвестно о судьбе начальника налоговой Новоазовска, - вспоминает Ваня. – Мы с ним общались, так как я работал на предприятии, зарегистрированном в этом городе. Человек пропал и все, ни слуху, ни духу. Семья выехала из оккупированного города и до сих пор ничего не знает о своем родном… А вообще люди у нас вели себя по-разному. Я работал в крупной компании и у меня в подчинении было более ста человек. Один, я точно знаю, писал Путину "приди-спаси", да и другие смотрели в ту сторону. А у меня в кабинете и машине всегда был украинский флаг. И когда весной 2014 года я заходил в офис, все быстренько выключали российские канальчики, новости. От этого звука меня передергивало. Когда Новоазовск захватили, кто-то запустил слух, что меня убили. Так на работе отмечали это событие, радовались. После оккупации Новоазовска в офис я больше ни разу не попал. Из-за войны потерял хорошую высокооплачиваемую работу, моя семья из-за этого ощутимо пострадала, но мы остаемся верными нашей стране.
- Как вы познакомились с украинскими военными?
- В начале мая на окраину города зашли наши военные, и мы тут же начали активно им помогать, - отвечает Лилия.
- Я увидел БТРы 72-ой бригады, когда ехал на работу, - говорит Ваня. - Наши бойцы поставили блокпост, через него я проезжал. Днем забрал из дому Лилю, подъехали к ним.
- Они нас боялись!
- Да, перепуганные были. "Нічого не потрібно", - повторяли. А сами в форме "дубок", шлепках. Ни палаток, ничего... Еще раз подъехали, объяснили: "Ребята, вы наше спасение. Там, в городе, захваченный горсовет, в котором сидят разные придурки. Если вы отсюда уйдете, то нам хана. У нас много проукраинских людей, мы хотим жить в Украине". Когда наконец-то разговорились, они рассказали, что у них ничего нет – даже зубных паст и щеток.
Мы залетали в супермаркет и сметали с полок все – тушенку, колбасу палками хватали… Палатки в "Метро" скупили все. Я сам был заядлым охотником и рыбаком, поэтому у меня было много форм, фонариков, карематов. Все сгреб и отдал пацанам.
- Ваня постоянно ездил и искал новые позиции наших ребят, которых оставляли в полях, - продолжает Лилия. – Подразделения не знали друг о друге, у них не было между собой связи, они не понимали, кто находится рядом.
- Я командиров одевал в штатское и возил к их соседям – чтоб они познакомились, установили контакт, - вспоминает Ваня. – Офицеры клали в пакетик свои пистолеты, и я вез их к границе изучать обстановку.
- Мы были как поводыри, - улыбается Лилия. – Ваня хорошо знал местность, все дороги и тропинки. Показывал их военным, рассказывал об обстановке.
- А у наших бойцов карты были невероятно старыми, я бы даже сказал, древними. Те, которые продавались на заправках, гораздо точнее отвечали реальности. Вот ими и вооружали ребят.
- Тех, кого мы находили в полях, одевали, обували, кормили, покупали им медикаменты, - говорит Лилия.
- Когда боевые действия приблизились к вашему дому, когда вы начали слышать выстрелы?
- Как только дээнэровцы поняли, что возле города появились блокпосты украинской армии, тут же начали приезжать поближе к ним, пытались их обстреливать, - отвечает Ваня. – Тогда мы и услышали первые автоматные очереди. Потом так привыкли к ним, что перестали обращать внимание. Затем пушка начала стрелять неподалеку, миномет. Первый раз слышишь – пугаешься, разбираешься, что это было. Начинаешь понимать и вскоре уже не обращаешь на это внимания…
- Мы даже начали различать, когда стреляют по нам, а когда от нас, - добавляет Лилия. – Ночью просыпаешься, прислушиваешься: это ответка, значит, спим дальше… Но когда начались боевые действия в нашем микрорайоне, который близко к Водяному, мы переехали в центр города. Сначала останавливались в гостинице. Потом снимали квартиры. Так как денег становилось все меньше, то и квартиры были хуже одна другой. В одной даже дети сказали: мы не будем тут жить!
"НЕ ПОНИМАЮ, ОТКУДА СТОЛЬКО СИЛ У НАС ТОГДА БРАЛОСЬ"
- Освобождение города произошло в один день?
- Основная зачистка произошла 13 июня на Греческой улице, где в здании СБУ сидели боевики после того, как сами сожгли горадминистрацию. За пять лет ее так и не восстановили. Площадь почистили, на ней порядок навели, а здания, которые пострадали в то время, так за пять лет и не отреставрировали почему-то…
- После освобождения города жители все вместе начали строить линию обороны города. Кто копал, кто мешки набивал… Это было так трогательно и мощно…
- Как только стало понятно, что боевиков из города убрали, на улицы тут же вышли люди с украинской символикой. Когда возникла идея построить линию обороны, Ваня заправлял технику, которая копала траншеи. Нужны были плиты для перекрытия? Тут же нашли их на заброшенных стройках. Крана нет, чтоб их перевезти? Моментально какая-то организация его выделали. Находилось все, что было нужно. Конечно, были и такие, кто отказывался помогать, явно втайне сожалея о том, что Россия сюда все же не пришла…
- А затем начали обстреливать позиции наших ребят вокруг города. А так как наш дом – крайний в городе, то мы слышали все это. Первыми обстреляли 9-ый батальон территориальной обороны. Там был такой молоденький интеллигентный мальчик командир. Когда я их нашел в полях, первый вопрос, который задал: почему вы не копаете окопы? И юный офицер ответил мне, что не может заставить подчиненных. Пока их не накрыли артиллерией, они не понимали, зачем это нужно. После обстрела я тут же приехал к ним. Так земля уже вылетала из траншей и окопов – зарывались изо всех сил. А командир мне сказал: "После обстрела я всех построил и заставил посмотреть на погибших…" После этого никто не отказывался копать… Вот тогда нас впервые попросили привезти обезболивающие препараты, противошоковые, чтобы помогать при ранениях.
С известным волонтером Романом Синицыным Лилия не раз ездила на позиции к бойцам, оказывались они и под обстрелами
- Открылось новое направление помощи, - продолжает Лилия. – Вообще постоянно просили что-то новое и новое. То, о чем до тех пор мы не знали и не слышали. Приходилось изучать в интернете, разбираться… Помню, как попросили купить дорогущий прицел. Я вышла на Рому Синицына, известного волонтера организации "Народный тыл": "Подскажи, где взять такой?" Рома дал координаты одессита, сказал, что нормальный человек, можно доверять. Мы с ним созвонились, и он попросил деньги за прицел – а это пять тысяч долларов! – положить в банку из-под кофе и отправить почтой… Я к такому не была готова. Кроме того, это уже были не только наши деньги – к нам присоединился житель Мариуполя, он давал нам большие суммы денег для помощи армии. Я предложила Ване: давай съездим в Одессу, встретимся с этим человеком, заберем прицел, заодно заедем на "7-ой километр", купим термобелье… Так и сделали. Взяли детей с собой – и погнали.
Не понимаю, откуда столько сил у нас тогда бралось! В Одессе мы встретились с военными, они посмотрели прицел, подтвердили: да, крутая вещь. Мы за него рассчитались, заехали на рынок… Возвращались, затаренные под самую крышу. У меня фотка есть, как дети сидели скрючившись на купленном термобелье.
Затем мы изучили и поняли важность тепловизоров. Несколько штук нам передал "Народный тыл", чтоб мы раздали их тем подразделениям, где такой техники еще не было. У нас в принципе подход к помощи был такой: помогать не тем, с кем мы подружились, а закрывать проблемы там, где они еще есть. Поэтому и тепловизоры мы распределяли так, чтобы вся линия была ими закрыта. При ротации подразделений забирали их и передавали тем, кто заступал в эти места. Так же мы раздавали планшеты с загруженными в них картами. И в такой ситуации нас познакомили с разведчиками 73-го центра, сказав, что ребята работают глубоко на территории врага, выполняют серьезную работу. Мы нашли им через "Народный тыл" аптечки, затем закупили глушители. И они поразили нас тем, что полученные глушители проверили, и… вернули. Все остальные забирали все, что ни дашь, и сколько ни дашь. А они проверили глушители и сказали, что им для работы они не подходят. Это нас поразило. И мы купили им такие глушители, которые подошли. Снабдили нужными телефонами. Причем ребята нам сразу сказали четкое количество, сколько им нужно. На все встречи они приезжали минута в минуту – самые пунктуальные. Как-то у нас в багажнике были маскхалаты. "Куча мне не нужна, – сказал боец, - а вот столько возьму". И отсчитал нужное количество…
Первое время мы ничего и никого не фотографировали. Когда нам начали помогать деньгами другие люди, уже нужно было делать отчеты, поэтому мы начали просить ребят о снимках. Мне же казалось, что все быстро закончится, все забудется, как страшный сон, и не надо никаких напоминающих фотографий…
Лилия не позволяла себе одевать военную форму, она всегда ездила к бойцам в платьях в пол, что естественно подчеркивало ее гражданскую и женскую позицию защитить свой дом, своих родных. Красивая женщина, любимая жена, мама двух девочек делала все, чтобы помочь своей стране и своему городу
Вскоре ребята, с которыми мы познакомились, ушли дальше. Начались звонки из-под Амвросиевки, рассказывали ужасы об обстрелах с границ, и гибели тех, кого мы уже знали. Когда на границе произошло окружение, мне говорили, что бойцы едят кору деревьев, пьют воду из луж, а трупы собирали лопатами, руки с деревьев снимали… Я ревела от этого ужаса… Не могла в голове сложить все услышанное, представить, что такое вообще возможно.
"КОГДА МЫ ПЕРЕЕЗЖАЛИ В КИЕВ, ДОЧКИ ЗАПРЕТИЛИ НАМ ХОТЬ ЧТО-ТО ВЗЯТЬ ИЗ НАШЕЙ КВАРТИРЫ, ДАЖЕ СВОИ ИГРУШКИ ОСТАВИЛИ"
- Но ведь ваш дом тоже не раз пострадал при обстреле…
- Да, мы долгое время не верили, что будут стрелять по жилым кварталам. Но в феврале 2015 года город обстреляли целенаправленно… В ту субботу, когда начался обстрел "Градами", мы были дома – все спали.
Я до семи утра делала марципановые фигурки для торта. До войны мы с мамой этим и занимались, зарабатывая деньги. Мама пекла коржи, делала кремы, а я занималась украшениями. И вот под утро меня начало колотить, в голове билась мысль: надо уезжать. Я разрыдалась. Военным пишу: "Все нормально? У меня предчувствие плохое". "Все хорошо, – отвечают. - Иди спать, перестань не спать по ночам". Я легла, а в девять "Градами" накрыли наш микрорайон… Ваня нас всех вытащил в коридор, положил на пол, накрыл одеялом и сам лег сверху.
- Я подумал: если снаряд попадет в стену, а у нас угловая квартира, в коридоре наиболее безопасно, - добавляет Иван. - Когда все затихло, я пошел к окну, у всех были выбиты окна, а у нас ударной волной их открыло. На улице все было в дыму, в гари. На четвертом этаже, над нами, "градина" залетела прямо в квартиру… Я увидел, что припаркованная под окнами служебная машина не пострадала, можно было увозить семью в безопасное место.
Зияющая дыра в доме осталась от попадания "Града". Квартира, где спала семья Лилии, находится точно под ней, на втором этаже…
- Я схватила с батареи сушившиеся джинсы, натянула их на себя и гораздо позже поняла, что они были еще влажными… Мы взяли тревожную сумку, которая была собрана наполовину. В ней не было теплых вещей, только джинсы и футболки, а на дворе февраль… Ваня, помня об этом, из гардеробной схватил вещи, сколько мог, и бросил в коридор на то одеяло, которым нас накрывал. Но убегая из квартиры мы схватили только одеяло, все вещи так и остались на полу.
- Когда выезжали, просил дочек: не смотрите по сторонам, - продолжает Ваня. - На улицах лежали тела погибших людей в неестественных позах. Но одна малая помнит это все, видела… Я вывез своих девочек к драмтеатру, куда подъехали бойцы батальона "Днепр", оставил им Лилю и детей, а сам с разведчиками, которые тоже подъехали на встречу с нами, снова поехал домой.
- Я говорю Ване: "Не едь туда", дочки орут. Ужас…
- А я телефоны дома забыл, нужно было вернуться. На стоянке неподалеку от дома стояла наша машина. Прямого попадания в нее не было, но соседние машины загорелись. Огонь перекинулся и на мою… Но я же этого не знал. Мы с разведчиками подъезжаем к микрорайону и видим черный столб дыма над стоянкой. "Пацаны, уже нет смысла", - говорил я, увидев свою машину в огне. "Нет", - выскочили они. Затушили курткой огонь. Я заскочил внутрь, отключил сигнализацию, поставил на нейтральную передачу, а завести не смог. Так мы ее откатили вручную подальше от огня. Осмотрели: крышу прижало, двери подзаклинило от взрывной волны. Фары, бампер потек, весь пластик вытек… Вернулся в квартиру, схватил телефоны. Когда уже забрал Лилю с детьми, и мы выехали за город, поняли, что вещей, которые я вынес в коридор, так и не забрали... Мы уехали к Лилиной подруге, жили у нее месяца полтора. Вот тогда впервые поняли, что нам не за что жить.
- Тогда впервые мне на карточку бросали деньги люди, которых мы знали и которые переживали, что мы попали под обстрел, - продолжает Лилия. - Только это и помогло продержаться, машину восстановить. Ведь к тому времени все наши семейные сбережения закончились, мы их потратили на армию. В это, конечно, трудно было поверить. Потому что я выглядела не плохо, одета была хорошо. Но при этом мы были в ужасном положении. Помню, сижу в обгоревшей машине в роскошной шубе, купленной мне мужем задолго до войны, а денег даже на хлеб нет!
После обстрела "Градами" малейший звук вдалеке заставлял нас всех бросаться в коридор. Даже громкий стук у соседей вызывал страх. Дочки закрывали головы подушками, плакали, боялись всего...
Эти два снимка Лилия разместила на своей странице в фейсбуке в 2016 году со словами: "Ангелине 6 лет. Почти год назад мы все пережили обстрел градами. И вот теперь, когда слышен какой-то звук, который хоть немного напоминает взрыв, Ангелина хватает одеяло и бежит в коридор. Именно там мы лежали, когда был обстрел. Звук этот может быть, потому что сосед сверху что-то уронил. А ребенок плачет и боится. У меня сердце сжимается от боли, когда это вижу. Сколько в нашей стране таких деток? Сколько военных и мирных жителей, переживших обстрелы? Они могут быть с соседнем доме, подъезде, квартире.... Я сама боюсь каждого баха, а представьте, как бьется маленькое сердечко у деток..."
Когда мы уезжали из Мариуполя, девочки запретили нам брать хоть что-то из квартиры. Все там осталось. На их кроватях сидят их любимые когда-то игрушки. Они даже не заходят в нашу квартиру, если мы приезжаем в Мариуполь… А ведь в Киеве первое время мы с Ваней спали на полу. Детская кровать была - двухъярусная, а больше ничего. А ведь дома у нас осталась хорошая мебель. Я с такой любовью выбирала и кровати дочерям… Но они категорически были против, чтоб мы даже столик взяли, полочку, которых у нас не было… Дочки не хотят, чтоб им хоть что-то напоминало о Мариуполе. До сих пор в квартире, которую нам отдал наш кум, нет ни люстр, ни штор. Хоть кровать нам с Ваней мы уже купили…
Знаешь, за полгода до войны я увидела диван в мебельном. Так его захотела. Вот прямо мечта была: кожаный диван и кресла. И вскоре мы купили этот набор. Когда вражеские танки пошли на город, Ваня в отчаянии спрашивал меня: "Зачем нам этот кожаный диван? Все это не имеет смысла". За эти годы изменилось наше отношение к жизни, ко всему… Теперь мы хотим тратить деньги на путешествия, на эмоции, а не на что-то материальное.
За два года мы хоть немного встали на ноги, работу нашли, с дочками поработал психолог, я подлечилась. У меня анализы были такие, что врачи удивлялись: как ты живешь? Мне пришлось долго пить гормоны. Тяжелый был период…
- С тобой произошло то самое выгорание, о котором многие говорят?
- Да, именно. Физически и морально я истощилась страшно. Теперь мы общаемся с небольшим числом ребят… Мы больше не можем покупать им что-то дорогое, не можем отдавать все, оставляя себе деньги только на еду… Детей нужно ставить на ноги.
- Многие пары из-за войны расстались. Вам с Ваней удалось сохранить семью…
- У нас были тяжелые времена. Он высказывал мне, что я своей писаниной в фейсбуке подвергла опасности всю семью. И несмотря ни на что, он поддерживал меня. А я как будто одна осталась, закрылась ото всех, уехала в Киев, жила месяц на волонтерской квартире и не понимала, что делать дальше. У меня даже возникали суицидальные мысли. Потом Ваня нашел работу в Киеве, я вернулась в Мариуполь, была там с детьми. Перевезти нас всех он сразу не мог. И мы ездили туда-сюда.
- Скучаете по Мариуполю?
- Болезненный вопрос… Когда мы переезжали в Киев, один из мариупольчан удивился: ты столько всего сделала для города, а никто этого не оценил, у тебя нет ни наград государственных, ничего. Но кто меня знал? Я на телеканалы не ходила, интервью не раздавала, в волонтерские рады не стремилась, общественной жизнью не жила. И этот человек сделал борды с моим портретом и надписью "Маріуполь пишається". Когда они появились, меня в городе не было. Увидела их, когда мы с Ваней приехали за вещами. Как же мне было неудобно. Но тут же понеслось в интернете: она идет в политику, в мэры... Тут же посчитали, сколько стоили борды… Я прочитала и кто меня спонсирует, и зачем это нужно. Бред совершенный. Люди, совершенно не зная меня, позволяют себе говорить в мой адрес гадости. Это меня убивает до сих пор, поэтому стараюсь поменьше появляться в социальных сетях.
Знаешь, когда мне было очень плохо, и меня обследовали, один из докторов, посмотрев мои отвратительные анализы, сказала: вам надо жить на Мальдивах. Я улыбнулась: "Хороший вы доктор! И советы у вас отличные". Но я буду жить в своей стране.
Лилия, и сама являясь Народным героем Украины, регулярно помогает в организации церемоний награждения этой высокой негосударственной наградой.
На війні проти російських бойовиків загинув грузинський доброволець - 24-річний Леван Лохішвілі. Про це повідомляє Ехо Кавказа, передають Патріоти України. Зазначається, що захисник загинув 19 листопада у Херсонській області внаслідок вибуху саморобног...
В Україні протягом дії воєнного стану пенсіонери-чорнобильці щомісячно будуть отримувати доплату до пенсії у розмірі 2361 грн. Про це йдеться у проєкті закону № 12000, передають Патріоти України. Зазначається, що відповідно до нового законопроєкту про ...