"Самое сложное было заходить в ДАП и выходить из него. Там сепары были справа, слева, вокруг. Ты заходишь в мясорубку. Артиллерия кроет", - танкіст ЗСУ

«Без танков пехота отказывалась не то, что идти вперед, стоять на позициях», - рассказывают АТОшники. Накануне Дня танкиста, который с начала российской агрессии против Украины обрел новые смыслы, пообщался с Героем Украины, танкистом-киборгом Евгением Межевикиным (позывной «Адам»). Он освобождал Пески и Авдеевку, подбивал российские танки в ДАП, за его экипажем охотились и обещали за его голову сумму с пятью нулями. За желание быть первым и в разведке, и в бою, он получил от своих позывной - «Адам». А враги называли его «Летчик», поскольку он во время боев за ДАП, как истребитель носился по взлетке, уничтожая врага. На его счету несколько подбитых танков и БТР. Сейчас Евгений ввязался в бой со «схемами».

Частенько можно услышать истории о том, как в 2014 наступления сворачивались из-за неработающей техники. Вы с таким сталкивались?

В первом бою за Пески я был на БТРах. Мы брали поселок в кольцо, начали зачищать дома. Но артиллерия противника открыла огонь, он подтянул резервы, начал контратаковать. Завязался бой, и приказали отходить.

Мы на двух БТР становимся во главе колонны, отходим. И вот, впереди подъем, горка, а у первой машины клеманул движок. Она едет на втором двигателе, которые еле тянет, мы уперлись в нее носом и толкаем. В общем, не отступили, а гордо, не спеша оставили Пески (смеется). Все кричат: «Давай быстрее». Мы в ответ: «Не едет она ни хера!» Наконец, вышли из Песок, и, чтобы пропустить колонну, заехали во двор к кому-то из местных. Выходит дедушка: «Вон в том доме до десяти человек с оружием. Надо их за… зачистить». Мы: «Да, да. Только дайте развернутся».

Сломанный БТР сам выехать не может, мы его тросами разворачиваем, вытягиваем. В итоге, прикинули, что нас семь человек и только одна машина и говорим деду: «Чуть позже приедем и зачистим». Опять начали толкать тот БТР в ж*пу и выехали.

В тот день погиб один экипаж, еще один танк сгорел, но пацанов вытащили. Много людей посекло минометами, у нашего комбата тяжелое ранение. Комбриг вызывает: «Принимай батальон». И в следующем бою мы взяли Пески, а потом был бой уже на окраине Донецка.

Вы зашли прямо в город?

Табличка на въезде в городскую черту «Донецк» была у нас за спиной. Мы ворвались в частный сектор, я увидел сепарье на блок-посту, они были откровенно удивлены, никто нас не ждал. Я сделал выстрел, еще один, а третьего нет. Начал разбираться, смотрю: то включено, там работает. В итоге, понял, что ствол забила ржавчина. Дело в том, что наш танк до этого стоял на блокпостах, никто его чехлом от влаги не накрывал.

К этому моменту, пехота начла зачистку, работает артиллерия, идет бой, а я отхожу искать наждачную бумагу. Доехал к нашим БМП, БТР: «Наждак есть? Щетка по металлу?». На меня смотрят как на сумасшедшего. Наконец, водитель «Урала» достал старую потрепанную щетку. Запрыгнул я в машину, почистил, развернулись и поехали в Донецк.

Мы два раза заходили на окраину города, взяли Пески и думали, что пойдем дальше. Но дали приказ закрепится. Добровольцам, которые нас поддерживали, приказали уйти. «Шахтерск» быстро сел в машины, причем в наши, и с***лся. Командир «Днепра-1» сказал, что танкистов не бросит.

Насколько тогда не хватало людей?

Было тяжело из-за того, что на картах у большого командира: тут - батальон, там - бригада. Соответственно, он планирует, что взять, что, удержать. Реально, был не батальон, а рота… Не рота, а недовзвод. Поэтому, когда приходили добровольцы, я в ладоши хлопал: «Мужики, тут надо закрыть эту дырку, тут - эту».

Помню, приходят к нам как-то двое в форме: «Хотим с вами воевать. Мы ОУНовцы. Батальон Коханивского». Спрашиваю сколько их. Они: «Ну, сейчас шесть, а через неделю еще подтянутся, будет 18». Я говорю: «Это батальон?». Но для меня тогда 18 бойцов было – «нифига себе!». Предложил им выполнять задачи в Песках, а потом в ДАП. Спрашиваю: «Что у вас есть из вооружения?». Отвечает: «Пара шмайсеров, остальное добудем в бою».

Действительно были шмайсеры?

Да. Потом у них появились российские автоматы. Но я тогда о них ничего не слышал, решил узнать у наших, кто это такие, вдруг ДРГ так зашла. Звоню нашим: «Тут ОУНовцы» - «Какие ОУНовцы?» - «Я у вас это и спрашиваю! Говорят, работали с Правым сектором, решили сами воевать» - «Сейчас, погоди, побудь на линии». Проходит минута: «Вали их! Это сепары!».

Я думаю, что-то слишком нагло для сепаров они себя ведут. Начал выяснять с кем стояли, кто был командиром. Еще раз перезвонил, все пересказал, мне уже по-другому ответили: «Да, есть такие».

Приехал к нам и пятый батальон Правого Сектора во главе с Черным, начали с ходу: «Мы воевали с вашими ВСУшиками там, там, там. Мы работали, собирали их погибших, раненых, а они вперед идти не хотели. Нас кинули один раз, второй раз. Если и вы будете очковать, мы уйдем». Я говорю: «Друже, отказываться воевать тут никто не будет. Думаю, сработаемся». И мы сработались!

Подходит как-то вечером Черный: «Слушай, комбат. Там у них позиции, давай мы пойдем, а вы нас прикроете танками» - «Не вопрос, давай». Так мы начали воевать, не дожидаясь команд и разрешений.

В другой день Черный спрашивает: «Тебя не з**бала та «высотка» (насыпь, позиция боевиков, которую также называли «муравейник»)?» - «Та, з**бала. По мне оттуда ведут огонь, такие дыры в машине» - «Давай, мы ее завтра возьмем? Мы разведку провели. Надо два танка и моих 40 хлопцев». Состыковались с артиллеристами, спланировали миниоперацию.

План был такой: я захожу на взлетку, сепары выходят на позиции, пытаются меня подбить, и в этот момент их кроет арта. С нами были два БТР, еще один танк и БМП с разведкой.

Все шло по плану, пока не стало ясно, что разведка ошиблась с количеством врагов. Они начали подтягивать резервы. Слышу по рации: «Адам, выводи людей. Ж*па». Заскочил к ним и без разбора проредил «высотку», проредил посадку. Наши поползли вперед. Прошлись по «высотке» и начали отходить.

Стояли тогда рядом: я, и разведчики на БМП. Мы вдвоем работаем, правосеки отходят. Потом разведчики мне: «Отходи, я тебя прикрою». Я им: «Нет, это ты отходи, я тебя прикрою». Детский сад, в общем (смеется). В итоге, увидели еще одну позицию, положили туда все снаряды, что оставались, и отошли вместе.

Уже потом появилась информация, что в том бою сепары потеряли двадцать убитыми и около сорока ранеными. После таких потерь они отошли, наши смогли зайти на ту позицию. У нас же был только один легко раненый, через месяц он вернулся из госпиталя.

Расскажите о российских танкистах в ДАП и боях с ними.

Мы завели подкрепление в ДАП и надо было возвращаться. Но, думаю, может помочь где-то нужно? Решил поехать в старый терминал, узнать, какая обстановка. Стою у нашего танка и вижу, как на взлетку выезжает танк. У меня ступор: «Наш? Не наш? Откуда тут наши? Точно не наш!». Обернулся: «Экипаж, к машине, к бою». Запрыгнули, задраились. Пока мы заводились, тот танк выстелил и уничтожил БТР с людьми. Мы прокатываемся вперед, еще один наш БТР перекрывает нам дорогу и его прошивает выстрел, но ребята выжили. Мы, как назло, глохнем, и пока заводимся, по нам выстрел и… рикошет. Он лупанул в меня бронебойным, я в ответ осколочным, а потом добавил кумулятивный. Вижу, он клюнул носом в землю, глохнет, из него выпрыгивает экипаж…

Вторую машину врага я не сразу увидел. Над нами разрыв, я поворачиваю башню и вижу еще один танк, который откатывается назад. Он перезаражается, а я заряжен. Навожусь, делаю выстрел, но он заезжает за КАМАЗ и попадание не его, а в ту машину. Он делает еще один выстрел – мимо. Я попадаю в его корму, и он останавливается.

Казалось, что прошла вечность, но тот бой длился не больше двух-трех минут. Все закончилось. Связи с внешним миром нет. Я думаю, что, раз выскочили танки, то может быть ж*па. Смотрю вокруг: «Наши еще в здании? Или сепары лупанут в меня?». Смотрю в прицел и… заснул. Недосып был капитальный в те месяцы. Через секунду за плечо тормошат: «Николаевич! Не спи!»… Но после нашего боя в тот день они остановились. Дальше не пошли. Наши минометы поработали, пехоту их покосило. И несколько дней в ДАПе было затишье

После этого боя вы стали героем?

Люди думают, что уничтожить танк, БТР, БМП - это достижение. Самое сложное было заходить в ДАП и выходить из него. Там сепары были справа, слева, вокруг. Ты идешь в «мешок» и по тебе ведут огонь все. Ты заходишь в мясорубку. Артиллерия кроет, у них уже плановые цели и они по ним работают.

Мы никогда никому не кланялись и заходили с боем. И поскольку было тяжело пройти к терминалам, поскольку никто не хотел туда ехать, пацаны как-то говорят: «Адам, давай мы тебе набросаем на броню боеприпасы, воду?» – «Давайте, только закрепите так, чтобы башня могла двигаться». Цепляли они, цепляли. Смотрю, у меня башня, а на ней «тюк» высотой в еще две башни. Я говорю: «Вы мне прицел хоть оставили?» - «А, да, б**, прицел!».

В общем, расчистили прицел, закрепили мины, гранаты, бензин. Сверху все было обложено продуктами, бутылями воды. И я такой «елочкой» зашел в аэропорт. Захожу к новому терминалу, пацаны выбегают: «О!…» А все пробито пулями, осколками, из бутылок фигачат фонтанчики... Но тогда вода была дефицитом, из туалетных бачков уже закончилась, пацаны кружки подставляют под бутылки, чтобы собрать ее всю…

А однажды на обратном пути мы прорывались через позиции сепаров. Расчет был такой, что там точно не ждут. И, действительно, ни одного выстрела по нам не было, а пару раз ударили по их позициям.

Но попадали и по вам?

Да, был, скажем так, не очень удачный день. Мы должны были идти тремя машинами. Накануне я просил отправить саперов, проверить дорогу – ночью кто-то шатался, возможно, ДРГ. Захожу в штаб: «Шо там? Саперов отправляли?» - «Нет» - «Спасибо». В итоге, одна машина подорвалась на мине, второй пришлось ее буксировать.

Я поехал выполнять задачу один. Это было уже через несколько месяцев боев в ДАП, сепары наладили противотанковую оборону - наставили ПТУРов, СПГ и не жалели этого всего говна, запускали по нескольку штук, на опережение. Я вижу впереди разрыв - один, второй, - а потом моя машина клюнула носом и сзади по нам еще один разрыв. Кричу механику: «Заводи!». Он: «Не заводится». Стоим как мишень. Все стреляют в нашу сторону, пытаются доработать. Выхожу на связь: «Меня подбили». Наша артиллерия подключилась, чтобы никого не подпустить к нашей машине. И рядом ложатся их снаряды, наши снаряды, стрекотня крупнокалиберная. Каша...

Я говорю экипажу: «Давайте через метеостанцию к своим пробирайтесь». Сидели они, сидели: «Николаич, мы с тобой». Говорю: «Достойно, спасибо, молодцы». Уже потом, на каком-то празднике, они выпили и признались: «Мы посмотрели, что творится на улице и решили, что лучше тут сгореть, чем там ползти».

В итоге, слышу по радиостанции Сашу Чапкина: «Адам, мы идем к тебе». До этого самостоятельно только я сюда заходил. Это был второй экипаж, который на такое решился. Подходит Чапа. Я выглядываю из машины, а у меня - ни одного троса. У него только один. И тянуть на нем сорок тонн надо очень аккуратно. Выпрыгнули, закрепили. Он легонечко пошел, начал набирать скорость. Я еще один выстрел смог сделать, потом из пулемета пошли работать. Представляю, как это выглядело со стороны: буксируют танк, а он отстреливается.

За вами охотились?

Да, они сначала ловили наш экипаж, наш танк. Сепары придумали мне позывной «Летчик» и, когда я появлялся, в эфире звучало: «Вышел Летчик, все в укрытие». Была информация, что за «Метеора» (командир артиллерии 93-й бригады) дают миллион, за меня 800 тысяч. Уже не помню – чего, рублей или долларов, но все равно приятно. Значит, уважают.

Ценит ли таких офицеров наше командование?

Много боевых офицеров уволилось, многие думают об этом. На войне появился тип офицеров, которые видели все, ничего не боятся и не перед кем не стелются. Мы не стесняемся говорить в глаза начальству о том, что считаем неправильным. И такие не нужны.

Они привыкли быть царьками, привыкли, что им кланяются. Им нужна послушная армия с «так точно», чтобы делал, что говорят, даже если это незаконно. Я начал разбираться с воровством топлива – меня начали комиссиями душить. Потом на повышение в штаб закинули.

Подальше от «схем»?

Да. Нас убирают, подтягивают своих. Но я не говорю, что все плохо. Есть нормальные офицеры, следователи. Есть уголовные дела, кого-то снимают с должностей.

Схемы остаются, но в борьбу с ними включается много людей. Даже если я уволюсь, если меня задвинут, то не отпущу их горло. На войне было проще. Там ты знал, кто твой враг. А здесь люди с порядочными лицами за твоей спиной обливают тебя грязью и предают память тех, кто воевал с ними плечом к плечу".