Приховане: «Мама думала, що її забирають на розстріл», - Ліза Богуцька

«Сегодня день матери. Многие тепло вспоминают о своих мамах. Я напишу о своей. Правда, я это уже писала в прошлом году, но мои воспоминания не утратились, а любовь к маме не остыла», - Патріоти України пропонують читачам розповідь кримського блогера Лізи Богуцької з сайту Нескучные новости.

«Одна история потрясла меня до глубины души. Мама рассказывала мне, как ее спасла от смерти ее учительница математики, еврейка, Малка Рувимовна. Я запомнила это имя на всю жизнь, потому что, благодаря ему, осталась жить моя мама. Немцы забирали евреев на расстрел. Мама в этот день пришла к учительнице заниматься дополнительно, т.к. плохо разбиралась в математике (хотя потом стала экономистом- блестящим!). И тут нагрянули румыны.

Они стали вытаскивать всех с брезгливостью и омерзением. Когда схватили мою маму, Малка Рувимовна вырвалась от фашиста, закрыла грудью маму и стала кричать: " НЕТ!!! Она не еврейка, нихт юден, нихт юден. зи ист руссиш. Она быстро повернулась к маме и когда ее уже тащили по земле, кричала : "Вера, молись, молись... Вера, читай "Отче наш"!! Мама быстро начала. Ее тоже тащили, чтобы везти на расстрел, а она молилась: Отче наш! Иже еси на небесех! Да святиится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя....

Малку Рувимовну расстреляли. Маму спасла молитва. Румыны тащили, а немецкий офицер, который руководил операцией, услышав имя Христа, дал знак румыну остановиться, подошел к маме, поправил ее косички и сказал: "Геен нах хаус. Шнеллер!!!" и отпустил мою дорогую, мою любимую маму.

И вот после войны страшным клеймом на долгие годы для тех, кто жил здесь стала партийно- идеологическая печать: " Она была в оккупации!!!" И это закрывало двери везде. Это приравнивалось к предательству. И еще одна история от мамы.

Еще до войны, когда она была маленькой девочкой, ее лучшей подругой была Регина. Мама Регины была крымской татаркой. Моя бабушка- полькой. Учились девочки в одной школе и в одном классе. Жили в одном дворе. В крымском дворике, в которых проживала тогда бОльшая часть населения. Жили настолько бедно, что когда в школе были какие-то праздники, они придумывали считалочки и на кого падал последний счет, тот одевал ботиночки в школу на праздник. Другая оставалась дома, потому что больше одеть было нечего.

В этом же дворе проживала семья цыган, евреев, украинцев, русских пару семей, караимы и две крымскотатарские. Еврейскую семью расстреляли немцы. Я выше написала об этом. 1944 год. В освобожденном от фашистов Крыму к тем, кто жил в нем во время оккупации относились с пренебрежением и клеймо "был в оккупации" закрывало дорогу в будущее. НКВД не дремало. Их синие фуражки наводили ужас на многих крымчан так же, как и на многих советских людей в целом.

Украинцев они откровенно недолюбливали, а к крымским татарам относились с огромным пренебрежением, не скрывая его ни на секунду. Допросы изнуряли. Когда они приходили в дома, шарили глазами по стенам так, будто обладают рентгеновским зрением. Все выискивали фашистскую символику, чтобы оправдать лозунг: "жил в оккупации- пособник Гитлера!" У моей бабушки нашли аусвайс, тыкали им ей в лицо, называя ее немецкой подстилкой. А она не могла иначе. Ей надо было кормить своих двух дочерей. Ей надо было работать. чтобы выжить. А на работу без аусвайса немцы не брали."

17 мая Регинка осталась ночевать у моей мамы. Они готовились к экзаменам, долго учили уроки и так и уснули вместе, взявшись за руки. На рассвете мама увидела в окне свет фонариков. Она увидела. как наши солдаты выволакивают из домов крымских татар и тычут им в спину автоматы. "Вы предатели. Всем строится!" Мама подумала. что их забирают на расстрел.

Она быстро разбудила Регинку и ничего не говоря ей, потащила ее в погреб: "Сиди тихо, чтобы не случилось. Иначе нас расстреляют всех!" Потом она прилипла глазами к окну и увидела, как из дома напротив вытаскивают за волосы Регинкину маму. Тетя Гуля знала, что ее дочка у Веры.

Чтобы ее не выдать, она просто кричала в небо: "У меня есть только ВЕРА в то, что ты не отдашь им мою дочку!!!" Это был посыл. Вера рыдала у окна. Она дрожала от страха, она помнила, как спасла ее Малка Рувимовна, и знала точно, что теперь должна она... К мой бабушке в дом так и не зашли. Они не поняли, что прокричала тетя Гуля. Мама видела, как соседка, тетя Лиля вышла из дому, обхватив руками швейную машинку.

Стоны, рыдания, крик в небо и душераздирающая боль. Именно так ощущается, когда тебя вырывают с корнями с родного дома. Это расстрел души. В вагонах для скота везли людей. Старых, молодых. Мужчин и женщин, маленьких детей, глубоких стариков и беременных женщин. Кто-то тогда родился. В муках. И кто-то умер. В муках. До конечной точки не доехало 46% крымских татар. Тех, кто отказывался ехать, расстреливали на месте. Салгир был красным от крови.

Тетя Гуля умерла в дороге. Тетя Лиля выжила благодаря своей швейной машинке. Она уже там. на новом месте шила в обмен на хлеб. Регина просидела под полом 2 недели. Бабушка работала, чтобы прокормить уже трех девочек - Регину, маму и мамину сестричку - Соню. Учителя знали о том, что Регина живет у Веры. Они давали ей задания домой. А утром мама приносила в школу написанные подругой уроки.

В 1946 году мама с Регинкой поступили учиться в Ленинградский плановый институт. Они учились в одной группе и спали рядом на койках, державшись ночами за руку. Они вместе, и они живы. Вечная память моей родной и любимой мамочке».