"Щоб вибити бойовиків, ми викликали вогонь на себе", - рівненський кіборг Федір Мисюра

У довоєнному житті 33-річний Федір Місюра був державним службовцем - головним спеціалістом управління транспорту і зв'язку виконкому Рівненської міськради. У будні дні ходив на роботу, а вихідними знімав строгий костюм і їхав на аеродром: головним захопленням в його житті був парашутний спорт, за кілька років він зробив більше 200 стрибків. Але потім прийшла війна. І Федір, нікому нічого не сказавши, пішов в АТО. Тепер за його плечима - найстрашніші, останні дні донецького аеропорту і важке поранення. Як це було - кіборг розповів в інтерв'ю ЛІГА.net, яке цитують Патріоти України.

"- Я занимался городским транспортом и всем, что с ним связано. Поэтому идти или не идти в АТО - возможностей было очень много. Но это мое личное решение, о котором никто не знал, даже жена. Я ей повестку за три дня до отправки показал.

В самом начале войны на Донбассе я пошел в военкомат, проверил свои данные, - все нормально, ждите. Первая волна мобилизации - не берут. Во вторую волну снова пошел в военкомат, проверил данные - не берут. Обратился к афганцам, чтоб они за меня договорились. Они меня выслушали, а результата так и нет.

Потом наконец я получил повестку, и в августе 2014 года попал в 80-ю отдельную десантно-штурмовую бригаду. Яворивский полигон, подготовка, и в октябре нас отправили на восток. Сначала в Константиновку, а уже оттуда группы выезжали на боевые задания: Водяное, Опытное, Пески, ротации в донецкий аэропорт. Я оставался в части в Константиновке, потому что был начальником службы боевого обеспечения: обеспечивал подразделения едой, боеприпасами, теплыми вещами. И все посылки для наших ребят шли через меня. Я день стоял на посту, а в свободное время собирал посылки и развозил.

В первые дни января 2015 года стало понятно, что перемирие окончательно закончилось. По донецкому аэропорту уже валили из всего, из чего можно. Нужно было сформировать сводное подразделение для усиления обороны. От нашей роты просили 20 человек. Мне позвонили и спросили: "Ты едешь?" Я сказал, что однозначно еду.

В Пески мы приехали 10 января, переночевали. Потом выехали в Водяное: именно оттуда шли все ротации в аэропорт.

В терминал я попал 13 января. В тот день упала диспетчерская вышка аэропорта, было очень много раненых, ситуация была критической. Поэтому нас разделили на две группы. Первая ротация поехала на вышку, прямо среди белого дня. Когда все коробочки (единица бронетехники - ред) вернулись на базу, начали грузиться мы. Ехали уже ночью. До этого ротации проводились через блокпост сепаратистов, но наше требование было - мы едем не через блокпост, только по взлетке. Стартовали с позиции, сначала прошла наша артиллерия, потом мы. Слышали, как стреляют, время от времени попадало по нашей машине. А я еще посмотрел: в углу стоит бочка на 50 литров. Спрашиваю: что это? Мне отвечают: бензин. Ну, думаю, классно, если сейчас прилетит, то даже по ДНК не определят, где кто, разве что в целом по списку.

Ничего, нормально добрались. Как это было, точно сказать не могу - в полной темноте, на максимальной скорости влетели к терминалу. Выгрузились. Стою, смотрю на рукав - все дырявое. Поворачиваюсь к самому терминалу: темно, постоянно стреляют, и это эхо... Такой звук, не передать. Хотя был готов, знал куда еду. Но я стал к стене и просто по ней съехал.

Потом собрался. Нас завели в штаб, распределили по постам: кто с кем стоит, в какую смену. Сначала ходили так: два часа на посту, два часа спишь, два часа в режиме ожидания. То есть два часа через четыре. Но 14 января по терминалу весь день стреляли танки. Стреляли, стреляли, стреляли... Один со Спартака: выедет, полный боекомплект отработает, они придут в разведку, посмотрят, отойдут. И опять. А второй работал от монастыря в районе магазина Метро в Донецке: то по вышке, то по терминалу.

В дырки между терминалами налезли сепаратисты. Еще до нашей ротации в подвал зашли "крысы", как мы их называли. Время от времени мы с ними перекрикивались. Они отвечали с кавказским акцентом: "Эй, укрАинец, иди сюда, уши резать буду". Мы им тоже сюрпризы делали: взяли, на снаряд РПГ пару ВОГов (осколочные боеприпасы для гранатометов - ред) примотали, пару гранат, и им туда - бух. Слышали, как они кричали. Попадали по ним нормально.

Они были в подвале, а мы - на первом этаже терминала и на втором. Потом они начали еще и на крышу лезть. И был такой момент, когда нам пришлось просить, чтобы васильки (миномет калибра 82 мм - ред) по нам поработали. Фактически мы вызвали огонь на себя, чтобы их с крыши выбить. Снизу выбить тех, кто наверху на крыше, было тактически очень сложно.

Терминал - это маленькая территория, которая со всех сторон простреливается по кругу врагом, а у тебя есть маленькое место, чтобы заехать и выехать, и то тебя постоянно кроют. В подвале сепаратисты, сверху тоже закидывают гранатами. Это не котел, а какая-то закрытая банка. А ты в этой банке сидишь и просто стреляешь, пока не придет конец.

Ночью прошла очередная ротация: 11 человек выехали, а приехали только трое. Начался большой дефицит по постам. Мы стояли уже не два часа через четыре, а два через два. Два часа отстоял, поспал - если нашел где, и пошел назад. Так всю ночь.

Морозы были 26-27 градусов. Я ходил в "дутиках". А из еды был только сухой паек. Так я брал гречку, открывал, ножом ломал ледяную кашу на кусочки, - греть ее негде было, - и рассасывал. Чай я за все время в терминале так ни разу и не попил.

Около 6 утра 15 января пошли массовые штурмы. На крышу их забралось еще больше, кидали гранаты. Изо всех дыр лезли. Я вышел на пост и около 10 утра во время перезарядки Утеса (12,7-мм крупнокалиберный пулемет - ред) мне прилетело.

Упал на спину, понимал, что надо сорвать с себя бронежилет, но не получалось.

Ребята меня схватили, притащили в штаб. В рану на спине натолкали бинтов, - крови было очень много, - наклеили пленку, залепили пластырем, чтоб не протекало. Раненые было не сквозное: пуля прошла между спиной и пластиной бронежилета, потом повернула в районе седьмого-восьмого ребра в тело, прошила легкое и легла возле сердца на аорте. Наверное, ей там комфортно было. Но из-за простреленного легкого начался пневмоторакс, я задыхался. Тогда Игорь с позывным "Псих" (военный медик Игорь Зинич спасал бойцов в терминале до последнего, пока 20 января не погиб под завалами - ред) в районе ключицы пробил мне отверстие специальной трубкой, чтоб лишний воздух выходил из легких.

Эвакуация началась часов в шесть вечера - раньше не было возможности. Раненых поступало очень много: в голову, в конечности. Не знаю, до эвакуации или во время (постоянно терял сознание), но я в дополнение к пулевому получил еще и взрыво-осколочные ранения. Бронежилета на мне уже не было - скорее всего, от гранаты. Осколки мелкие.

Загрузили нас, привезли в медпункт в Водяное, а дальше в Красноармейск на вертушку. Уже потом мне мой командир роты, который получил осколочное ранение в голову, сказал, что они стояли полчаса и ждали "тяжелого". Тяжелым оказался я.

Отправили вертушкой в Днепр. Как говорят врачи, меня доставили в крайние минуты, когда еще можно было спасти. Если бы привезли чуть позже - то уже все. Сделали первую операцию. Удалили часть легких, селезенки, часть ребер. На второй операции у меня снова открылось кровотечение. Сердце не выдержало и остановилось. И пока один врач останавливал кровотечение, второй руками качал сердце, чтобы кровь поступала в мозг. Я пролежал в Днепре семь дней. Там не стоял вопрос, как удалить пулю, только спасти жизнь. Потом меня самолетом перевезли в Винницу, где ее убрали с аорты.

Когда восстановился после ранений, глава Ровенской областной госадминистрации предложил мне должность начальника управления инфраструктуры и промышленности. Перед этим, в декабре 2014 года, был взят на взятке заместитель главы ОГА, который курировал транспорт, и ушел с работы начальник управления. Я согласился.

А в этом году я вернулся в парашютный спорт и к полетам в вингсьюте. Но врачам я об этом, конечно, пока не говорю.