В Загребе люди сидели в ресторанах, а в 10 километрах рвались бомбы. Совсем как сейчас в Украине", - розповідь очевидця

Донеччанка Тетяна Іванова - свідок Хорватської війни. У 1993 році вона кілька місяців прожила в Загребі: приїхала як турист, але виявилася в пастці, коли залізничне сполучення перервалося через відновлення боїв. Про це пише Обозреватель, передають Патріоти України.

За час своєї вимушеної військової пригоди Тетяна познайомилася з безліччю людей, які так чи інакше брали участь у конфлікті, і своїми очима побачила все, про що нам розповідали по телевізору. Адвокат і правозахисник Тетяна Іванова, що живе тепер в Києві, поділилася спогадами, а заодно провела паралелі між Хорватською війною і АТО на Сході України. Далі - від першої особи.

Путешествие

Я оказалась в Загребе в начале сентября 1993 года благодаря дружбе с сотрудниками югославской строительной фирмы "Владимир Гортан", которая строила в Донецке два корпуса больницы имени Калинина. Их офис находился в гостинице "Турист", и там же снимала офис фирма, в которой работала я. Вот так мы с ними и познакомились.

За два года постоянного общения я выучила язык, который считала югославским. Это я потом узнала, что говорю по-хорватски. Языки в бывших югославских республиках почти не отличаются: есть некоторые различия в грамматике и в лексике (буквально несколько слов). Так что я и сербов, и мусульман из Боснии и Герцеговины отлично понимала, и они меня тоже.

Мы с руководством "Владимир Гортан" подружились, и меня пригласили в гости в Загреб. Это была моя первая зарубежная поездка, которой я очень ждала – мечтала увидеть красивую Югославию. Я, конечно, знала, что там идет война, но знала и то, что заключено перемирие, масштабные военные действия прекращены, а есть только "тлеющие очаги конфликта", но не в Загребе.

Мои друзья-югославы регулярно ездили домой, привыкли к ситуации и считали, что никакой опасности нет. Но я поняла, что это не совсем так, еще в поезде по дороге туда. В то время авиасообщения между Украиной и Хорватией не было, а был единственный поезд из Москвы в Италию; в Киеве к нему цепляли вагон до Будапешта, а в Будапеште – еще один вагон до Загреба.

Так вот, в этом вагоне мы ехали в полном одиночестве, а после Будапешта к нам присоединились пять украинцев из состава миротворческих войск ООН, которые возвращались на службу после ротации. Мы разговорились, и я стала лучше понимать, что происходит в Хорватии, хотя узнать мне предстояло еще очень многое.

Мы прибыли на место, в коттеджный поселок Велика Млака под Загребом. Первый этаж одного из коттеджей занимала семья сотрудника "Владимир Гортан", а второй и третий этажи отдали в мое распоряжение.

Удивительная война

Изначально программа у меня была обычная, туристическая: посмотреть Загреб, погулять и через недельку вернуться домой. Но после общения с миротворцами я поняла, что мне очень любопытно узнать как можно больше о войне. Ведь до тех пор "война" для меня ассоциировалась только с Великой отечественной, а о современной войне я ничего не знала.

Поэтому решила пообщаться с военнослужащими, их обо всем расспросить. Это было несложно: многие жители Великой Млаки служили в составе добровольческих подразделений – аналога наших добробатов. Они даже брали меня с собой на некоторые объекты, где уже не стреляли, то есть было не опасно для гражданских.

Я впервые увидела, как люди приезжают с фронта на выходные: на собственной машине приехали, отмылись, отоспались, пообщались с близкими, а через пару дней загрузили в багажник подушки, одеяла, маленький телевизор, магнитофон, кучу продуктов, – и обратно, воевать. Я не понимала, как это – война с выходными. Ведь во время Великой отечественной солдаты не видели дом годами, не говоря уже об элементарном бытовом комфорте.

Это противоречие проявлялось буквально во всем: в Загребе шла нормальная жизнь, работали ночные клубы и рестораны, люди отдыхали, учились, занимались спортом, и в то же время по улицам ходили солдаты без рук, на костылях – я впервые увидела столько инвалидов. В голове не умещалось. Сейчас в Украине происходит то же самое: в Киеве люди живут привычной жизнью, но стоит приехать в Курахово или Марьинку, и становится понятен масштаб ужасов войны.

В Хорватии к защитникам относились необыкновенно уважительно. Человеку в военной форме прохожие покупали цветы, давали деньги; все хотели пожать или даже поцеловать ему руку. Более того, любая телепрограмма на любом канале, включая развлекательные телевикторины, начиналась и заканчивалась словами "И поздрав хорватским бранителям" – "Наша благодарность хорватским защитникам". В Украине к солдатам такого отношения, увы, нет.

Обострение конфликта

Уже дня через три после моего прибытия в Велику Млаку случилось очередное обострение конфликта. Утром я проснулась от звуков далекой стрельбы и, выбежав на балкон, увидела на горизонте вспышки взрывов, дым, военные самолеты. Это происходило совсем близко, в 10 километрах от Загреба, в населенных пунктах Новатське и Покупське.

Снаряды долетали и на военный аэродром на окраине столицы, цепляя жилые кварталы. Как у нас в Донецке. Но следы разрушений быстро устраняли. Например, в 7 утра мой автобус в Загреб останавливали полицейские, потому что дорога разбита, воронка метров 10 в диаметре, приходилось объезжать. А на обратном пути, часа в четыре, гляжу - дорога уже заасфальтирована.

К концу недели железнодорожное сообщение прервалось: пути проходили как раз в районе военных действий. Я оказалась в ловушке, хотя для меня это было скорее интересное приключение. Жилье у меня было, а когда стало понятно, что я задержусь в Загребе, "Владимир Гортан" предложили мне работу офис-менеджера.

Более того, когда через месяц поезда снова стали ходить по расписанию, я не уехала, а осталась еще на четыре месяца и в итоге вернулась домой лишь в конце декабря 1993 года. Заработанные деньги вложила в открытие фирмы – это было мое первое собственное дело.

Родителям я перед поездкой вообще не сказала, куда еду, потому что знала: мама на рельсы ляжет, чтобы меня не пустить. Потом, конечно, позвонила, пояснила, где я, но без подробностей – просто сказала, что приехала погостить и у меня все хорошо.

Добрые полицейские

Когда срок пребывания, разрешенный моей визой, истек, друзья отвезли меня в полицейский участок, чтобы выяснить, как быть дальше. Поскольку фамилия у меня что ни на есть русская, ко мне поначалу отнеслись настороженно: Россия воевала на стороне сербов. Чтобы проверить, действительно ли я украинка, мне задали много странных, на мой взгляд, вопросов: какова площадь Украины, сколько областей, численность населения… В итоге проверку я прошла, и дальше полицейские вели себя очень доброжелательно.

Сказали, что поскольку в Хорватии посольства Украины нет, а ближайшее находится в Австрии, то проще всего выехать в Словению и тут же вернуться обратно: после пересечения границы срок пребывания будет отсчитываться заново.

Новые друзья

Кроме хозяев коттеджа, я в первые же дни подружилась с мусульманкой, беженкой из Боснии. Она вместе с мужем и двумя маленькими детьми жила в доме по соседству. Муж где-то работал, а ей периодически нужно было ходить за гуманитарной помощью в офис Красного креста или в костел (религиозная община оказывала помощь всем, независимо от веры).

Как-то я увидела ее стоящей в воротах своего дома: одного малыша она держала за руку, другого на руках, и тревожно выглядывала кого-то на дороге. Я спросила, что случилось. Она объяснила, что муж задерживается с работы, а ей нужно бежать в Красный крест и не с кем оставить детей.

"Так в чем проблема, оставь детей на меня и иди по делам", – предложила я. Она робко спросила: "А так можно?" "Конечно, можно".

Позже я познакомилась с еще одной соседкой, Венцеславой. Пекла булочки, увидела ее на веранде соседнего дома и позвала на кофе с плюшками. "А у нас принято приглашать только в кафе!" - удивилась она. "Ничего не знаю, у нас в Украине люди ходят друг к другу в гости". С тех пор Венцеслава всегда звала меня к себе, когда что-нибудь пекла, и мы с удовольствием болтали о жизни в Украине и Хорватии.

Местные не такие открытые, как мы, и не так охотно пускают друг друга на свою приватную территорию. Но мои новые подруги легко изменили свои привычки, подстроились и чувствовали себя абсолютно комфортно.

Религия и образ жизни

Однажды друзья пригласили меня на крестины ребенка. "У меня же другая вера, – говорю, – я не католичка, а православная, мне разрешат участвовать?" Друзья пожали плечами: конечно, мол. Но я настояла, чтобы сначала мы вместе сходили в костел и поговорили с ксендзом.

Он сказал: "Конечно, мы будем рады видеть вас в храме, и вы всегда можете прийти сюда, чтобы пообщаться со своим богом, ведь в поселке нет православной церкви".

Через некоторое время ксендз навестил меня дома. Приветливо поздоровался и стал расспрашивать, как у меня дела, не нужна ли помощь, поддержка. Я говорю: "Наверное, вы меня приняли за беженку, но у меня все в порядке, это недоразумение". Он ответил: "Нет никакого недоразумения, это моя работа – обходить своих прихожан, узнавать, как у них дела".

Я рассказала друзьям об этом случае, как о курьезе. Те удивились: "Ну как же, наш ксендз должен заботиться о своей пастве, это его призвание". Оказалось, что священник каждый день обходит несколько десятков домов, так что в среднем раз в неделю или десять дней посещает каждое семейство. Он знает, кто когда родился, крестился, у кого больные родители, проблемы с учебой или работой, кто с кем развелся и сошелся, как кому помочь.

Это было для меня приятным открытием. Увы, не могу представить православного священника в подобной ситуации в каком-нибудь украинском городке.

Волонтерство и беженцы

Помню, как меня поразили фото разрушений в Боснии и Герцеговине. Ничего подобного я тогда не видела. Примерно так сейчас выглядит Куйбышевский район Донецка, где все дома разрушены. Даже после войны беженцы уезжали просто потому, что им негде было жить.

Помощь беженцам была организована очень четко. Это я сейчас знаю, кто такие волонтеры, а тогда поражалась тому, какие активные люди участвуют в этом процессе. Но в Хорватии не было волонтеров в том смысле, в каком мы это понимаем – там были волонтерские организации, прежде всего "Красный крест" и религиозные общины. Они снабжали беженцев едой, одеждой, всем необходимым; местные жители предоставляли жилье; и кроме того, регулярно приходили автобусные колонны, забиравшие беженцев в Германию и Австрию.

Как-то хозяйка моего коттеджа спросила, не возражаю ли я, если 18 человек разместят в холле 2-го этажа, который я занимала. "Конечно, не возражаю, но на чем они будут спать?" Хозяйка сказала, что мне не о чем беспокоиться. Приехали две военных машины, выгрузили кучу квадратных матов, набитых соломой, солдаты расстелили маты на полу холла, и так беженцы провели несколько дней. Их кормили в костеле, давали еду с собой, а через неделю увезли на автобусах в Германию.

Освобождением пленных волонтеры не занимались. Насколько я знаю, обмен происходил при помощи международных организаций ("Красный крест", "Врачи без границ") и миротворцев ООН.

Медицина

Неизгладимое впечатление на меня произвела хорватская медицина.

Сын хозяйки моего коттеджа был ранен и после операции попал в реанимацию. Первые два дня она не ездила в больницу, а на мои расспросы отвечала, что ее сейчас просто не пустят к сыну. Но зато она могла звонить хоть каждый час и получать подробную информацию о состоянии его здоровья.

На третий день мы вместе с ней отправились навестить парня. В приемном покое перед палатой реанимации переоделись в полиэтиленовые скафандры, полностью закрытые, включая руки, ноги и голову, открыты были только глаза.

В современной палате лежали четверо пациентов. Между кроватями стояли переносные ширмы. За столом сидела медсестра, обязанностью которой было следить за приборами жизнеобеспечения и отвечать на звонки родственников и врачей. Вторая медсестра делала уколы, ставила капельницы и готовила больных к операциям. Она заходила в палату по мере надобности.

Санитарка находилась в палате постоянно – она ухаживала за пациентами, брила, мыла, делала маникюр, перестилала постели. Ей помогала монашка, которая тоже круглосуточно дежурила в палате, читая молитвы за здравие раненых (это было послушание, монашки сменяли друг друга два раза в сутки).

Кроме того, в палату регулярно наведывались лечащий врач, дежурный врач и заведующий больницей, который заходил по утрам раз в день. Я никогда больше не видела, чтобы такое внимание оказывали больным. Возможно, потому, что это были не просто пациенты, а военные.

Миротворцы

Я точно не знаю, какие были обязанности у миротворческих войск ООН, но мне кажется, они выполняли ту же роль, что сейчас в нашей войне выполняет ОБСЕ: периодически объезжали первую линию фронта, собирали информацию. Сама я этого не видела, так рассказывали местные. А лично я наблюдала следующую картину: к 7 утра к крытому теннисному корту в Великой Млаке съезжались десятки машин ООН. Военные приезжали размяться, поиграть в теннис. В 9 утра все разъезжались, видимо, на службу. К 13 часам все они уже были в Загребе, в 16 – опять под кортами, а ночью отдыхали в ночных клубах, кафе, ресторанах.

Я ни разу не слышала, чтобы от миротворцев была какая-то польза. Когда меня спрашивают, хорошо или плохо, если в Украину введут миротворческие войска, я отвечаю: "Хорошо, потому что у них большие зарплаты, и все деньги они спускают в кафе, клубах и ресторанах. А потом эти средства пойдут в оборот в нашей экономике. Других аргументов я не вижу".

АТО и Хорватская война: сходство и различие

Как я уже сказала, внешнее сходство несомненно: современная война "с выходными", добровольцы, участие волонтеров, помощь беженцам. Однако ни в политическом, ни в военном смысле эти два конфликта не похожи друг на друга.

Югославская федерация распалась по экономическим причинам, хорваты хотели собственную независимую республику, а Сербия и сербы, жившие на территории других республик, желали сохранить унитарное государство. При поддержке регулярной сербской армии добровольцы из Сербской Краины пытались занять другие области и города Хорватии, а хорваты, соответственно, воевали за независимость.

Мне рассказывали, что в начале войны в Великой Млаке создали отряды самообороны, где служили все мужчины старше 18 лет. Они вооружались кто чем мог – в основном охотничьими ружьями – и по ночам ходили охранять транспортные развязки вокруг поселка, чтобы удержать их в случае наступления сербов. В 1993 году в этом уже не было необходимости.

Поначалу это был чисто политический конфликт без этнической составляющей. Например, в поселке Велика Млака проживали сербы, там было много смешанных семей – хорват и мусульманка-боснийка, хорватка и серб. И "своих" сербов никто не трогал, если они не требовали воссоединения с Сербией. Своих и чужих различали не по национальному признаку, а по ответу на вопрос "Чья Хорватия" -- как у нас можно сразу узнать человека по ответу на вопрос "Чей Крым".

С ходом войны, с ростом количества жертв появилась и этническая ненависть: теперь уже почти в каждой семье были убитые, отец мстил за сына, а брат за брата. Сербов ненавидели. Военные дарили мне фотографии с фронта, из окопов, рядом с плакатами "Чеда, мы твоя смрт" (сербов называли "четниками", сокращенно "чеда"). Хотя, как это ни забавно, к "своим" сербам, живущим в поселке, хорваты продолжали относиться по-дружески. Но вот сербы из любого другого города уже считались врагами.

На мой взгляд, ситуация в Югославии 90-х годов похожа на распад СССР. В 1991 году Украина обошлась без крови. Война нас догнала 23 года спустя. Если бы мы пережили войну в начале 90-х, то в стране была бы сильная армия, и государство не отнеслось бы так легкомысленно к захвату военных частей в Крыму и государственных учреждений на Донбассе.

И еще одно очень важное отличие от Югославии: там не было бандитов, казаков и прочей швали, которые начали с того, что отжимали чужую собственность. Их интересовали деньги, чужой бизнес, недвижимость, машины. А уже потом эти бандформирования поддержала регулярными войсками Россия.