"За что Украине столько смертей? В чем наша вина?": Довгожителька з окупованого Донбасу розповіла про війну

77-річна жінка, яка під час чергового обстрілу отримала перелом стегна, після операції вже одужує та хоче швидше повернутися додому до хворого сина. Патріоти України наводять текст інтерв'ю Софії Толмачової з посиланням на "Факты" (далі - мовою оригіналу):

До войны Пески был элитным пригородом Донецка, где любили селиться состоятельные люди. Теперь же некогда красивый и ухоженный, а теперь полностью разрушенный поселок стал одним из символов войны на Донбассе. Через Пески проходит передовая линия обороны как украинской армии, так и сил пророссийских боевиков. Уже двадцать шесть месяцев здесь непрерывно идут боевые действия. Раньше в Песках насчитывалось пять тысяч жителей. Сейчас же осталось одиннадцать человек.

На днях в городскую больницу Селидова украинские военные привезли пожилую женщину. Она так кричала от боли, что сбежался весь медперсонал. Врачи диагностировали у женщины закрытый перелом верхней части бедра со смещением. Выяснилось, что пенсионерка, получив тяжелую травму, больше недели пролежала дома без медицинской помощи. Женщине сделали операцию, и сейчас она идет на поправку. В беседе с журналистом «ФАКТОВ» Софья Антоновна рассказала, как она выживает в условиях войны и непрекращающихся обстрелов.

— Я живу на улице Степной, а в округе больше никого нет, — говорит 77-летняя Софья Толмачева. — Всего же в Песках осталось одиннадцать жителей.

— В марте этого года в Песках было шестнадцать мирных жителей. А теперь, вы говорите, стало одиннадцать.

— Одна женщина вышла замуж за украинского солдата и переехала с ним в Хмельницкую область,. Еще одна женщина тоже влюбилась в бойца украинской армии, они собирались пожениться. Но того солдатика убило. Она, бедная, ездила в Мукачево на его похороны… После всего женщина не смогла оставаться в Песках и уехала в Первомайск. Один пожилой мужчина умер от старости. А еще два человека (супружеская пара) выехали на мирную территорию. В поселке остались только те, кому деваться некуда.

— Что же держит вас в Песках?

— Моему сыну 53 года, он инвалид. Когда Володе было девять месяцев, он переболел менингитом. Сын не разговаривает и не слышит. Понимает только меня: читает по губам. Он, как говорят, недееспособный. Уже больше полувека я сиделка при сыне. Без меня Володя и шагу ступить не может. Мы бы уехали, но куда? Родственников нет, снимать жилье не за что (на двоих мы с сыном получаем две тысячи гривен пенсии).

Живем в чужой летней кухне. Наш дом и подворье разбомбило еще в 2014 году. Во время обстрела мы с Вовой сидели в соседском погребе, потому и живыми остались. Когда затихло, вышла из подвала, глянула, что вокруг творится, и разрыдалась. Потеряла все: корову убило, кур разорвало, дом и сарай сгорели. Тогда наш поселок страшно обстреливали, и мы с Вовой две недели практически не выходили из соседского подвала. Он размещался под гаражом, и однажды туда попал снаряд. Гараж загорелся, и я думала, мы сгорим заживо. Чтобы воздуха хватило на дольше, я плескала на потолок воду, а он шипел…

Потом приехали украинские военные: «Быстро собирайте вещи! Здесь нельзя оставаться». А что собирать? Вынесла из подвала две подушки, матрас, простыня, одеяло — вот и все пожитки. Солдаты перевезли нас в другой конец поселка, на улицу Степную, и поселили в чужом дворе. Хозяева еще в начале войны переехали в Донецк, дом заперли, а летняя кухня стояла открытая. Там мы и стали жить. Спали вместе с Вовой на старой кушетке. В комнатушке есть стул, тумбочка и печка. На ней еду готовлю, газа ведь нет. Летом, когда стояла жара, бывало, протоплю печку, поставлю на огонь маленькие кастрюльки, чтобы быстрее сварились картошка и макароны, а самой от духоты аж дурно становится.

— У вас есть электричество, вода?

— Воду привозят в бидонах солдаты, они же и электричество временное провели. Моемся в тазу, одежду стираю абы как — экономлю воду. Если идет дождь — это счастье. Поставлю на улице корыто, там вода соберется, я радуюсь: будет чем посуду мыть. Стиральный порошок и мыло, слава Богу, есть — штаб Ахметова привез. Его сотрудники уже два года доставляют в Пески наборы выживания. Сидим без телевизора и радио. Новости узнаем от украинских военных, которые стоят в Песках.

Кстати, солдаты нас здорово выручают. Прошлой осенью приехали ко мне: «Бабушка, есть чем печку топить?» «Нету», — говорю. Они пошли в посадку, нарубили мне дров. А волонтеры из Винницы привезли две тонны угля. Так и перезимовали. Как-то пришел офицер весь в слезах: «Бабушка, ты тут одна на улице, дай совет». — «Что стряслось?» — «Погибли двое моих ребят. Я должен доставить их тела домой. Не знаю, что и как сказать осиротевшим семьям. У одного солдата осталось двое детей, у другого — трое». «Сынок, расскажи правду, — говорю офицеру. — Пусть люди знают, что такое война». В другой раз солдатики провели мне в летнюю кухню свет, натаскали воды. На следующий день пришел их командир: «Бабуль, нет больше твоих помощников — убило этой ночью». Я проплакала весь день: «За что Украине столько смертей? В чем наша вина?»

И каждый Божий день обстрелы… К ним нельзя привыкнуть. Война — это горе и слезы. Помню, однажды за ночь сгорело десять домов вместе с людьми. Уже третий год мы живем на линии огня. Денно и нощно молю Бога, чтобы сохранил мне и сыну жизни. И он, видно, слышит мои молитвы…

От этой войны страдают и живые, и мертвые. Когда в поселке разрывались ракеты «Градов», людей и собак буквально разрывало на куски, а трупы вылетали из кладбищенских могил и носились по воздуху… Кладбища в Песках нет давно: там и снаряды разрывались, и танки ездили — все кресты и памятники поваляли. Соседей мы хоронили в палисадниках. Весной, когда были поминальные дни, мы с соседкой прошлись по палисадникам, положили на могилы весенние цветы. В общем, помянули погибших, чем смогли.

— Как вы получили перелом бедра?

— Начался обстрел, и я побежала к дому. Бегу, а пули летают по двору, как мухи. Заскочила в сарай и забыла, что там сразу за порогом ямка. Нога попала в эту ямку. Я упала и стала кричать от боли. Проживающий на соседней улице мужчина услышал мои крики, прибежал на помощь, на руках отнес меня в дом. Я лежала на топчане два дня и кричала-кричала…

Потом приехал Виталик. Это украинский военный, он опекает людей, которые живут в Песках: привозит хлеб, макароны, картошку, консервы. «Что с тобой, бабушка Соня?» — спрашивает Виталик. «Не знаю, сынок, — отвечаю. — Не могу встать на ногу». Виталик погрузил меня в машину и отвез в Первомайск. Там доктор осмотрела меня и сказала: «Спинной нерв защемило». Сделала укол, выписала рецепт. Виталик купил пилюли, которые прописала врач, и отвез меня домой. Легла я снова на кушетку, стала пить таблетки, а мне от них только хуже. Пять дней провела, как в аду. Ко всему еще зачем-то закрыла дверь на засов. Пришел сосед, стучится: «Как вы?» А я кричу страшным криком. Опираясь на стул, ползла от кушетки к двери (а это всего три метра) шесть часов! Доползла, открыла засов. Тут приехал Виталик и отвез меня в Селидово.

Так я и оказалась в этой чудесной больнице. Я вас прошу: напишите, пожалуйста, какой замечательный медперсонал в Селидовской больнице. Мне уколы дают, капельницы ставят, таблетками весь стол завален. Врачи и медсестры относятся ко мне, будто я им родная. Лекарств нет, а врачи все равно изыскивают возможность спасать людей.

Нужно объяснить: с врачами Селидовской центральной больницы постоянно держат связь волонтеры. Они и сообщили в штаб Ахметова, что старейшей жительнице поселка Пески требуется помощь на лечение. Штаб связался с врачами и перечислил средства на приобретение титановой пластины для операции.

— В бедро Софьи Антоновны потребовалось ставить титановую пластину, иначе кости не срослись бы, — объясняет заведующий отделением травматологии Селидовской центральной городской больницы Александр Островский. — В течение двух недель послеоперационные швы заживут, пластина приживется. Все будет нормально.

— Передайте от меня огромную благодарность Ринату Ахметову, — со слезами в голосе говорит Софья Антоновна. — Если бы не он, я бы уже, наверное, была на другом свете. Когда привезли в больницу и сказали, что нужна операция, да еще дорогостоящая пластина, я подумала: ну вот и все, пришел мой конец. Денег нет ни копейки. Что делать? Решила: ночью, когда все уснут, доползу до окна и прыгну вниз, на асфальт. А тут приходит врач и говорит: «Штаб Ахметова оплатит операцию. Завтра будем делать».

Я никак не отойду от наркоза: голова тяжелая, тошнит, иногда бывает рвота. Врач говорит, что это скоро пройдет: в таких годах наркоз переносится тяжело. Волонтер Катя привезла мне ходунки, чтобы я сама передвигалась. Мои ноги перематывают специальными эластичными бинтами, и это облегчает боль при ходьбе.

— Мы уже потихоньку начали ставить пациентку на ноги: ей нужно заново научиться ходить, — рассказывает травматолог Александр Островский. — Софья Антоновна очень скучает по оставшемуся в Песках сыну-инвалиду, постоянно плачет: «Как он там без меня?»

— Сейчас я попала в больницу, и впервые за 53 года мы с сыном в разлуке, — плачет Софья Толмачева. — За Володей присматривают люди, которые живут в Песках. Они звонят мне в больницу, рассказывают, как он. Говорят, первые несколько дней пролежал на кушетке, отвернувшись лицом к стене. На тумбочке возле постели оставляли для него еду, он даже не притрагивался к ней. Тогда люди давай ему объяснять: «Вовка, твоя мама сломала ногу и попала в больницу. Мама скоро вернется, но тебе надо кушать». После этого Володя начал понемногу принимать пищу.

А я так тоскую за сыном, что не передать словами. По ночам снится, будто он заходит в палату и кладет руку мне на плечо. Просыпаюсь, кричу: «Вова, ты здесь?!» А рядом никого… Прошу Господа, чтобы мне поскорее оказаться рядом с сыном. Как бы горько и тяжело ни было, а все же вместе. Врачи меня успокаивают: мол, поставим вас, Софья Антоновна, на ноги и поедете к сыну. Я так жду этой минуты! А еще очень жду, когда скажут: «Война закончилась». Всем сердцем желаю, чтобы наступил мир и люди зажили, как прежде. Но мучает мысль: если закончится война, вернутся хозяева дома и выгонят нас на улицу. А куда мы с сыном пойдем?