Гірші за нацистів: Як радянські танкісти по-звірячому нищили радянських в'язнів Рейху

"Танковая разведка советской армии, прорвавшая фронт в районе Литцманштадта, 20-го января 1945 года ворвалась в поселок Круппа-Мюле (Верхняя Силезия)." - розпочинає свій допис у Livejournal Arman Marasheci, передають Патріоти України

Войдя в поселок, танки, в количестве около десяти машин, открыли огонь по домам местных жителей и в упор начали расстреливать тех, кто пытался спасти жизнь бегством. По пути движения советские танки появились на территории расположенного в Круппа-Мюле лагеря русских и украинских рабочих.

В этом же лагере проживало большое число эвакуированных из украинских областей.

Советские танкисты, увидев выбегающих и собирающихся во дворе соотечественников, прекратили движение. В одном из танков открылся люк. В нем появился командир. Не выходя из танка, он приказал всем, проживающим в лагере, собраться во дворе.

Когда большинство живущих в лагере, преимущественно девушки и женщины, в том числе старухи и эвакуированные дети, собрались, танки неожиданно открыли по ним огонь из пулеметов.

Бросившихся бежать танки начали преследовать и давить своими гусеницами.

В течение нескольких минут было уничтожено несколько сот человек.

Затем танковая разведка повернула и отошла к своим войскам. Немногие, оставшиеся в живых, рабочие бежали на запад. Им были оказаны помощь и содействие при эвакуации вглубь Германии».

Корреспондент на восточном фронте

«Я успел увидеться с двумя свидетелями страшного преступления в Круппа-Мюле: рабочим Василием Чишко и его женой Натальей.

Говорить с ними трудно: они настолько потрясены происшедшим, что и здесь, в безопасности, судорожно держатся друг за друга и сидят в безмолвном оцепенении.

За время войны я видел много страданий и боли. Но такого горя, как у Василия Чишко, я не видел.

У него под гусеницами советских танков погибла двенадцатилетняя дочь. Круппа-Мюле – это даже не Винница и не Катынь.

В Винницких братских могилах найдены были жертвы, расстрелянные по приговору НКВД, как «враги советского народа». Было хоть какое-то подобие обвинения.

В Катынских могилах были зарыты представители другого государства, которых большевики считали своими исконными врагами.

Непостижимые для всякого цивилизованного человека преступления в Виннице и Катыни имели все же какое-то свое дьявольское обоснование: большевизм уничтожал безоружных, беззащитных, ни в чем неповинных людей, но принадлежавших, по взглядам чекистов, к «враждебной категории».

Преступление в Круппа-Мюле страшнее Винницкого и Катынского злодеяний. Ему нельзя найти даже безумного объяснения.

Пусть командир советского танка был трижды фанатик-коммунист. Пусть это была непревзойденная мразь, привыкшая к крови и преступлениям.

Но, ведь, читал он выступления Сталина и других большевистских вождей, читал листовки и обращения, призывающие красноармейцев «спасти братьев, насильно угнанных в немецкое рабство»?

Конечно, читал.

Почему же он, вплотную встретившись со своими соотечественниками, которых еще так недавно большевистская пропаганда оплакивала, как жертвы немецкого произвола, почему этот советский танкист бросился к пулемету, а не к стоящему перед ним «освобожденному брату»?

Изверги слышали родные голоса, молящие о пощаде.

Палачи видели растерянных женщин и плачущих детей, своих по крови и по родине. И давили их гусеницами танков.

Что это? Месть?

Но, ведь, мстят тому, кто в чем-то виноват.

В чем же была вина немощных старух, несчастных девушек, пятнадцатилетних детишек?

Что двигало рукой красноармейца, когда он выпускал пулеметную очередь по беззащитным детям?

Нет, «братолюбивая» пропаганда оказалась не при чем.

Этой пропагандой обманывали наивных и доверчивых людей, у которых нужно было выкачать побольше денег на войну: начиная от либеральствующих богатых англичанок и кончая колхозницами, изнывающими в непосильном труде.

Но красноармейцев ведут в бой не красивые лозунги. Красноармейцам давно уже не говорят: «Тебя ждут твои братья».

Наоборот, им всячески доказывают, что теперь вокруг них – одни враги.

Над двигающейся массой советских бойцов владычествует истошный вопль Эренбурга: «Бей! Режь! Уничтожай!»

Злодеяние в Круппа-Мюле – начало безумного плана уничтожения наших соотечественников, находящихся на этой стороне фронта.

Этот безумный план четко сформулирован коммунистом Эренбургом. Уничтожать всех, кто, волей или неволей, пожил без советской власти.

Они познали правду о Сталине и его клике. Они опасны для сталинского режима. Они обречены на смерть.

Кровь наших соотечественников, пролитая в Круппа-Мюле, зовет нас к смертельной борьбе с большевистскими палачами.

Судьба нашей Родины, наших народов, наша собственная судьба — в наших руках. Нас — миллионы. Мы окажем не только сокрушительный отпор большевизму, но и победим его. На зверства большевизма мы ответим еще большим сплоченном вокруг своего Комитета Освобождения Народов России, напряжением всех сил для борьбы против ненавистного врага».

"Низко склоняем мы головы над растерзанными трупами наших соотечественников, ставших жертвами большевистского изуверства.

Маленький поселок Круппа-Мюле в Верхней Силезии станет навсегда памятным для народов нашей Родины.

Здесь произошло злодеяние, самое страшное в истории настоящей войны. Рвется на запад Красная армия, в честь которой палят бесконечные салюты в Москве.

Шагают дивизии самых близких, родных нам людей. И над ними клубится темное омерзительное облако ненависти, мелькает размалеванная рожа карамазовского чорта.

Подвиги, жертвы, дерзания – все осквернено, захаркано большевистской мразью, поспешающей пожинать плоды зимнего наступления Красной армии.

Труп старухи, изуродованное тело 12-летней девочки – трофеи победы. Петровы и Пономаренки, штурмующие германские позиции, несут смерть своим женам и детям, находящимся по эту сторону фронта.

Они пролагают путь извергам и палачам, превращающим подвиги в преступления. Трагична судьба нашего окровавленного народа. Стремясь к добру и свету, он обречен волею своих кремлевских хозяев, нести разрушение и гибель.

В развалинах лежит красавец Будапешт, и под этими развалинами погребены тысячи не успевших эвакуироваться мирных жителей. В ледяных товарных вагонах замерзают по дороге в Сибирь румынские крестьяне, рабочие Прибалтики.

Куда вступают большевики, туда они приносят пытки и смерть. Ничего больше, только это. Мы знаем большевизм. Мы знаем, в чем заключается сегодня наш долг истинных патриотов и националистов.

Мы готовы до конца драться за честь России, за жизнь сограждан. Танк, давящий гусеницами наших жен и детей, надо подбить, независимо от того, кто сидит в этом танке. Большевистская мразь слишком рано решила праздновать победу над безоружными людьми, которых красные каратели идут, якобы, освобождать.

Впрочем, об освобождении «братьев и сестер из фашистского плена», сейчас советская печать и радио даже не заикаются.

Большие и маленькие эренбурги имеют один приказ – опьянить Красную армию сивухой ненависти до предела, до потери сознания. Бей, жги, рви, режь – визжат разъяренные тыловые крысы.

По всему СССР слышно щелканье затворов автоматчиков из НКВД. Они приготовились. Впрочем, они всегда были готовы. На удар мы ответим ударом.

Сегодня наши соотечественники, даже те из них, которые по наивности ждали «своих», спасаются от них на запад.

Грянет час, мы все пойдем на восток. Мы уберем с дороги каждого, кто встанет на нашем пути к Минску, Киеву, Москве. Мы придем на родную землю не в оковах, не на потеху сталинским садистам и палачам.

Мы придем, как судьи, и беспощаден будет суд наш, суд всех народов России, над бандитами и висельниками, убивающими безоружных стариков, женщин и детей».

«Воля Народа», от 24 января 1945 г., № 8, с.1.