"Вдруг выясняется, что ларьки-палатки у столичных станций метро убирали, чтобы расчистить доступ к бомбоубежищам. Идет полемика о том, какую площадь должно занимать человеко-место в бомбоубежище (действующий норматив — 1,5 кв. м, точно как могила) и сколько хлеба в одни руки надо выделять во время войны (власти Санкт-Петербурга предположили, что 300 г в день)", - написав Станіслав Бєлковський у своєму блозі на Ехо Москви, передають Патріоти України.
В том же Питере органы МЧС требуют оснастить гигантским укрытием от ядерного удара строящийся уже много лет мегастадион «Зенит-Арена». В разных регионах проводятся учения гражданской обороны на тему «Как уцелеть при ядерном взрыве». Увесисто дымит где-то в испанских морях наш авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов».
И так далее. Проницательные аналитики тем временем рассуждают: а зачем нужна вся эта подготовка к войне? Ведущаяся по принципу старого советского анекдота: грянет война или нет, неизвестно, зато борьба за мир будет такая, что камня на камне не останется. Аналитических выводов в основном два:
А) Военное настроение нужно РФ-властям, чтобы отвлечь народно-политическое внимание от проблем в экономике, социалке и т.п.
Б) Россия должна защитить свои жизненно важные геостратегические интересы, а это становится возможно сделать только путем войны или, по крайней мере, постоянной подготовки к таковой.
Что ж. В XVIII–XIX веках был такой очень умный военный теоретик Карл фон Клаузевиц. Отчасти, кстати, выступавший и военным практиком, например, он воевал за Россию против Франции в 1812 году. Клаузевиц написал весьма толстую книгу «О войне», которой многие военные аналитики буквально поклоняются. Идей в книге много, но главная, выбитая алмазными буквами на военном небосклоне Вселенной: война есть продолжение политики другими средствами.
Я долго с этим жил и постепенно пришел к прямо противоположному выводу. Нет, это политика есть продолжение войны. Всеми возможными средствами. Ибо главное, что порождает войны, — пребывание у власти человека или группы людей, охваченных психологией войны.
А что это за психология — попробую показать на развернутом житейском примере. В начале минувшего десятилетия я въехал в новую квартиру, в самом центре Москвы, бульвар Молотова-Риббентропа, 2 (адрес изменен).
Моей непосредственной соседкой оказалась известная (в прошлом) актриса, вдова художественного руководителя Театра трагедии (название изменено), легендарного нар. арт. СССР О.Шпенглера (имя изменено). С первого дня нашего соседства мадам Шпенглер объявила мне настоящую войну.
Сначала она всячески не давала мне делать ремонт. Ссылаясь на то, что мои ремонтные шумы несовместимы с ее вдовствующей жизнью. Она перманентно ругала на чем свет стоит строительных рабочих, пыталась заклеить жевательной резинкой замки моих дверей и мн. др. Но самой мощной агрессивной акцией вдовы был регулярный вызов милиции, которая проверяла у рабочих столичную регистрацию. У некоторых ее, понятно, не оказывалось, и тогда их приходилось выкупать из отделения. По стандартному тарифу: 500 руб. за голову рабочего.
Я пытался проводить политику умиротворения агрессора. Среди прочего подарил г-же Шпенглер металлическую дверь и некоторые вполне функциональные предметы мебели, оставшиеся от прежних хозяев моей квартиры. Не помогло. Соседка успокаивалась лишь на считаные дни, после чего битвы возобновлялись.
Когда ремонт был все же закончен и стихли строительные звуки, которые формально объявлялись главной причиной войны, вдова продолжила наступление, но уже под иным соусом. Она любила ранними утрами, особенно по выходным, позвонить мне в дверь и сказать нечто вроде:
— Вчера на пожарной лестнице 8-го этажа была обнаружена пустая бутылка из-под виски. Ясно, что оставили ее вы: у нас в доме живут приличные люди, и единственный неприличный вы. Вот представьте себе: завтра вдруг пожар, мы все бежим по этой лестнице, спотыкаемся о вашу бутылку и навсегда сгораем в огне. Вы этого добиваетесь?
Объяснить мадам Шпенглер, что: а) мы с ней вообще-то живем на 13-м этаже, и никогда у меня не было никаких задач на восьмом; б) я не пью виски в подъезде, особенно из горла; в) я категорический противник пожаров, особенно в моем доме — было невозможно. Она не была заинтересована в моих ответах. Она должна была какой бы то ни было ценой осуществить акт войны против меня. Что она и делала под любыми ею же выдуманными предлогами.
Со временем я в качестве оборонительной акции отключил дверной звонок. Ну, примерно как Запад в 2014–2015 гг. постарался сделать вид, что готов игнорировать определенную активность Владимира Путина на сопредельных с Россией пространствах. Это не остановило г-жу Шпенглер. Она принялась обозначать свои визиты мощным биением ног в мою дверь. (Аналогия: активность ВКС РФ в Сирии.) Хотя биение оказалось не до конца эффективным оружием: все-таки вдове было уже прилично за 80. Она быстро утомлялась. Я тем временем поставил внутри квартиры дополнительную дверь, чтобы вдовьи ноги были слышны минимально.
Шли годы. Однажды я убыл в довольно длинную командировку. Вернувшись из которой обнаружил квартиру мадам опечатанной. Скорбная догадка тут же мелькнула во мне. Я склонился к печатям и понял: соседка завещала недвижимость профильному музею.
Вбежав домой, я быстренько залез в Интернет, чтобы выяснить одну вещь: а были ли дети у мадам Шпенглер? Да, были. В смысле и есть. Двое вполне взрослых.
И здесь мне стало по-настоящему горько-стыдно. Мадам и в смерти не изменила себе. Кинув на отнюдь не дешевую квартиру собственных детей. На что же мог/должен был рассчитывать я, совершенно чужой ей человек? Вечная память. Так вот.
Вдова народного Шпенглера — яркий пример и доказательство того, что война ведется, как правило, не для достижения неких практических результатов. А ради самой войны. Потому что субъект, принимающий решения о военных началах и продолжениях, в условиях мира просто не может найти самого себя. Не способен поддерживать нормальный уровень адреналина и прочих главных гормонов в крови.
Вот это и называется психологией войны. Заложником и слугой которой становится обсуждаемый субъект. Повод же к новым и новым боевым действиям всегда найдется. Именно повод — не причина; в данном случае это совершенно разные, даже противоположные вещи.
Притом носитель психологии войны, как правило:
— объявляет свои действия строго оборонительными, не наступательными — я должен был воевать, иначе бы на нас напали, расчленили и съели; так, г-жа Шпенглер, согласно ее доктрине, не нападала на меня, а всего лишь защищалась от пещерного троглодита, самим фактом заселения в культовый дом на бул. Молотова-Риббентропа стремившегося сломать ее царственную судьбу;
— всегда, конечно, придумает, какие практические выгоды он и его народ, если он лидер народа, приобретут от очередной или внеочередной войны: типа доступ к морям/океанам, большие месторождения красной ртути, гигантские посевы опийного мака, любое иное.
Потому практически никогда в истории не была эффективна тактика умиротворения агрессора (как и в моем мадамном случае). Сторонники такой тактики зачем-то полагают, что войну можно надолго (навсегда) прекратить путем определенных уступок инициатору: территориальных, политических, экономических, ресурсных и т.п. Но не понимают они, что агрессору нужны не столько локальные уступки сами по себе, сколько бесконечное продолжение войны в тех или иных формах. Нет, любые подарки и прочее он с удовольствием возьмет. Но вскоре — начнет изобретать повод к новой войне и найдет его. Слуга психологии войны едва ли может остановиться — и вопрос здесь вовсе не в том, достиг ли он номинальных целей своей боевой активности. Истинная, недекларируемая цель — получение новой дозы сладостного наркотика под названием «война». И за этой дозой нужен поход, она не достается в мирное время. А без дозы — ломка, болевой шок от которой может оказаться смертельным.
А никто не хотел умирать. По крайней мере, от банального болевого шока. Я не знаю, что в данном контексте ждет нашу Россию. Хотя ничего не могу исключать. По причинам, которые я почти иносказательно пытался изложить выше.
Конечно, современная, она же гибридная война — это не то же, что было в XX веке. Она способна обойтись без всеобщей мобилизации — регулярными войсками, наемниками, частными военными компаниями (ЧВК).
Но любой войны лучше избежать. Особенно имея в виду, что военный формат жизнетворчества народа порождает поколения, которые с детства впитывают ту самую роковую психологию. И транслируют сопутствующую агрессию всем окружающим. Я не хочу, чтобы была война. Я вырос при великом миротворце Л.И.Брежневе. И при известной частушке «с неба звездочка упала прямо милому в штаны, хоть бы все там разорвало, лишь бы не было войны».
Мобілізаційний резерв України на сьогодні становить 3,7 млн людей. А загальна кількість громадян чоловічої статі віком від 25 до 60 років – 11,1 млн. Про це йдеться в інформації на інфографіці видання The Financial Times, передають Патріоти України. У ...
Українська інтерв'юерка та блогерка Раміна Есхакзай уперше поділилася, як закрутила роман з військовим, якого нещодавно показала уперше. Так, журналістка у власному проєкті "30" поділилася, що вона познайомилася з обранцем за допомогою звичайного листу...