Юрій Бірюков: У нас вся країна - експерти. Причому щотижня - експерти в новій галузі

Його ім'я оточене величезною кількістю чуток і домислів. На його адресу звучить безліч звинувачень, жодне з яких, втім, досі не отримало підтверджень. До його порад прислухаються Петро Порошенко і Степан Полторак. Втім, сам Юрій Бірюков, радник міністра оборони і президента України, до того, хто і що про нього розповідає, ставиться байдуже. Каже: у нього є маса більш важливих і термінових завдань, ніж рефлексування з приводу власного іміджу. Про досягнення та проблеми в матеріальному забезпеченні української армії, фінансування Міністерства оборони, про те, як ВСУ розвалювали до 2014 року, і поїздках Петра Порошенка на фронт Юрій Бірюков розповів в першій частині інтерв'ю ONLINE.UA, інформуютьПатріоти України.

— Юрий, вы до войны занимались бизнесом и были, в принципе, совершенно не публичным человеком. С началом войны стали известным волонтером, который мог бы похвастаться практически всенародным обожанием. Сейчас вы — советник министра обороны и советник президента Украины. И появилось очень много людей, которые к вам, мягко говоря, относятся негативно. Вас это беспокоит?

— Нет. Во-первых, я социопат. А, во-вторых, я занимаюсь работой. Я не депутат. У меня нет избирателей. Мне не надо ни перед кем отчитываться. У меня есть свой фронт работы, который я выполняю. Как ко мне по этому поводу относятся?.. У нас демократическая страна, и каждый имеет право относиться ко мне, как ему хочется. Ну, ок. Почему меня это должно беспокоить?

— Не скучаете за старыми временами? За спокойной непубличной жизнью или за временами активной волонтерской деятельности? Хотелось бы вернуться в какое-то из тех прежних состояний?

— Не знаю. Не задумывался об этом. Нет возможности об этом задумываться.

— Нет времени?

— Даже не то. Просто какой смысл об этом думать?

— Ну, не знаю. Многих очень напрягает чрезмерная публичность.

— Меня она напрягает истерически, но вариантов все равно нет.

— Давайте поговорим о вашей работе. Видела на днях новость о новых летних берцах...

— Это не новость, собственно говоря. Я их показывал еще в декабре прошлого года. Утвердили их в январе этого года. И вот сейчас готовится закупка. То есть — это не новость. Мы показывали это все. Это все — в рамках единой концепции о том, что должно быть три пары берцев.

— Тем не менее, в комментариях под вашим постом в Facebook по этому поводу очень многие начали критиковать новую модель — в частности, из-за мембран, которые якобы не используются в летней обуви для той же американской армии.

— Это вопрос к специалистам. Я не специалист. Если специалисты решают, что там должна быть мембрана, то там должна быть мембрана. Скажут, что она там не нужна — значит, не нужна. Я в это дело не лезу.

— Успеете к наступлению жары обуть в новые берцы хотя бы те подразделения, которые на передке? Успеете ли с формой?

— Формой они обеспечены. Не в том количестве, которое хотелось бы. Не в том качестве, которое хотелось бы. Не так часто обновляется, как хотелось бы. Но тут мы просто должны вернуться к фундаментальному вопросу. Министерство обороны финансируется на 60% от необходимого. От необходимого! Это не то, что мы хотим купить еще два космических корабля. Самый нижний предел наших потребностей на этот год — 108 миллиардов гривен. Бюджетный запрос был отправлен в октябре 2016 года при подготовке бюджета 2017 года. 108 миллиардов.

— А выделено?

— А выделено на Министерство обороны 64 миллиарда гривен.

— И что делать в этой ситуации? — Сокращать расходы.

— Как, если, по вашим словам, 108 миллиардов — это самые минимальные потребности?

— Ну, вот сокращать! Просто сокращать. По номенклатуре вещевого обеспечения ситуация еще хуже. Для того, чтобы обеспечить закупку всего-всего того, что прописано, того, что мы должны закупать, нам нужно 10,8 миллиарда, если не ошибаюсь. А выделили 2,5 миллиарда. То есть, 25% от необходимого. На вещевое обеспечение. 25%! Упс... Добро пожаловать в реальный мир. И потом мы берем такой большой-большой талмуд, в котором прописано все: какие классные носочки должны быть, какие должны быть подсумки, какие должны быть бронежилеты, какая классная форма должна быть... И начинаем черкать. Это называется "подготовка годового плана закупок". Вот этот процесс длился весь январь-месяц. Годовой план закупок. Где мы понимаем, что у нас по нормам положено, условно, 6 пар трекинговых носок, а мы дадим 4 пары.

Фото: Facebook Юрия Бирюкова

— И получим массу негатива...

— Именно! А потом вы спрашиваете: "Бирюков! А как вы относитесь к тому, что к вам так плохо относятся?" Да вот так! Никак! Дайте 10,8 миллиарда — и все будет хорошо. Как мне относиться к тому, что вот сейчас на складах всех Вооруженных сил Украины курток зимних — 908 штук? Всего. Остатки, как бы. 908 зимних курток. Да, есть какие-то там крошечные запасы старого образца... Их 908 штук. Напиши я сейчас об этом во всеуслышание — сразу же начнется: так чего ж вы не покупаете?!

Но никто ж не задумывается о том, что Министерство обороны — это немножко бюджетная организация. Самую малость. И мы не можем в январе, например, начинать процедуру закупок. Потому что нет еще бюджетной росписи, которую готовит Министерство финансов на весь год. В которой будет четко прописано, когда и что мы сможем начать покупать. После этого будут торги, где тоже мы не можем выйти на рынок и сказать: опа, пацаны, у нас есть 2,5 миллиарда — давайте мы все быстро у вас купим. Есть вопрос тендера. Есть вопрос переговорных каких-то этих всех моментов. Есть ProZorro. И так далее, и тому подобное. И вот там, условно, если от сегодняшнего дня стартанем мы покупать зимние куртки, если нам Минфин разрешил уже тратить деньги — физически мы их получим уже летом.

А вот теперь вы задаете вопрос: успеем ли мы поставить летние берцы? Отвечаю: к середине лета. А иначе — никак. Как мы их купим? Мы их утвердили в конце года. Могли ли мы их утвердить раньше? Нет, не могли. Они летом проходили экспериментальную носку. После этого проходила вся процедура утверждения технических условий.

И вот в начале года мы утвердили эти технические условия. Потом мы ждали деньги, полтора месяца ждали, чтобы нам сказали, когда сколько денег бюджетных мы сможем потратить. Мы же не можем сами определить. Нам дали на вещевое обеспечение 2,5 млрд грн, но при этом нам еще сказали, в какой месяц сколько мы можем потратить из этой суммы. Потому что это — бюджет страны. И, кроме нужд армии, есть еще пенсии, дороги, медицина, учителя, еще кто-нибудь. И им тоже нужны бюджетные деньги.

Так что — добро пожаловать в реальный мир!

А потом мы кричим: "Три года войны! Почему вы до сих пор не смогли сделать нормальные берцы?" Хотя берцы, по сравнению со всем остальным, — вот хоть это, слава Богу!

"А почему у вас такая форма? Почему у вас такая плохая ткань на форме, которая не дышит?" Ок — дайте денег! Ведь 10,8 млрд грн на вещевое обеспечение — это сумма, рассчитанная по текущим ценам. Это то, что нам нужно! Мы понимаем, что — да, есть хорошая ткань. Нейлон-коттон, 50 на 50 — отличная ткань! Та, из которой британцы делают свою форму. Но она стоит в 4 раза дороже! А нам дают четверть от необходимых денег, по тем цифрам и суммам, которые у нас есть сейчас. Мы бы с радостью. Только денег нет. Вопрос не в том, что плохой Минфин или плохой Кабмин. Вопрос в том, что у нас экономика не в состоянии позволить себе этого.

— Вы упомянули одну из наиболее частых претензий: "три года войны прошло — ничего не сделано"... — Ну, берцы хорошие? Значит, уже что-то сделали! Вон, россияне, со всей своей нефтью, газом, не могут для своей армии сделать нормальные берцы. Мы — смогли.

Украинский (выше) и российский берцы. Фото: Facebook Юрия Бирюкова

— А если говорить не только о берцах, что вы считаете самым большим достижением за эти три года? Самой большой победой?

— Самой большой? То, что мы сохранили страну. Это вот точно такое же откровение и точно такая же информация, которую мало кто может принять, осознать, переварить. Когда говорят, что в 2014 году у нас не было армии — люди не понимают, что это не гипербола. У нас вообще не было армии, от слова "совсем". У нас на все ВСУ боеспособными оказались 4,5 тысячи человек — всего. На всю страну.

Я это хорошо знаю по своим подопечным, по своей любимой 79-й воздушно-десантной бригаде. Перед этим они 15 лет тренировались, проводили штабные учения по отражению агрессии условного противника — Румынии. Штабные "игры" должны быть против какого-то условного противника. Условными противниками были Турция и Румыния. Никто и никогда не рассматривал возможность того, что у нас не условный, а реальный противник находится вообще совсем с другой стороны. Но все прекрасно понимали — ни Румыния, ни Турция не будут же на нас наступать!

Поэтому вся боевая подготовка все 23 года была очень-очень условная. Поэтому армии не было совсем. Если мы вернемся к вещевому обеспечению, складские запасы, н/з еще времен Советского Союза, в основном, были опустошены во время первой волны мобилизации. И то — на всех не хватило. Потому что никто никогда не думал, что может начаться война. Армию сокращали. Каждый год армию сокращали. Мы все — вы, я, — все радовались: ура, у нас армия стала еще меньше. Мы еще меньше будем тратить на эту армию денег. Зачем нам эта армия? Кому она нужна? Россия у нас — союзник, Европейский Союз у нас — союзник, США у нас — союзник, Китай у нас — союзник... С кем воевать? С Турцией?

— С Румынией...

— Или с Румынией, да... Поэтому на складах не было ничего. От слова "совсем".

Мы смогли, в условиях финансирования на четверть от необходимого, все-таки, выстроить систему обеспечения. То, что там вот 908 зимних курток сейчас лежит на складе — с одной стороны, это плохо. Надо бы, чтобы там лежало 90 тысяч. Но, с другой стороны, у нас сейчас армия всем обеспечена. По состоянию на сейчас. Она обеспечена. Процедуры закупок идут. На самом деле, с 1 марта началась поставка зимней формы по договорам пролонгации. Мы имеем право 1 января на 20% продлить договора прошлого года — с теми фирмами, которые хотят продлить. Не все хотят. Потому что курс изменился, цена изменилась. А цену по договорам пролонгации менять нельзя. Мы можем им предложить: ребята, а давайте мы 20% от того, что в прошлом году у вас купили, еще докупим? Это мы имеем право сделать. И это было сделано.

На самом деле, провалы сейчас случаются на срок 3-4 дня — провалы в наличии чего-то. Те же зимние куртки: справка у меня на 28.02, а 1.03 началась поставка новой партии. Но хотелось бы, чтобы там лежало 90 тысяч курток. А их не будет.

То есть, они будут, но к середине года. Мы нормально войдем в зиму 2017 года. Мы же нормально перезимовали зиму 2015 года, зиму 2016-го?

— Кстати, о тендерах. Прошлой весной был громкий скандал при участии нардепов Татьяны Чорновол, Сергея Пашинского по поводу закупок той же формы. Когда были предприняты попытки обязать Минобороны закупать форму и обувь сомнительного качества. Есть ли сейчас подобные проблемы? Может, не с этими персонажами, с кем-то другим? Пытается ли кто-то как-то сорвать закупки?

— Всегда! В октябре прошлого года я, радостно повизгивая, рассказал о том, что мы смогли убедить Кабмин сломать сопротивление всех, скажем так, консерваторов и ввести новый сухой паек. Он в армии есть? Нет. Нам не дают его купить. Потому что мы объявляем торги, и какие-нибудь фирмы, которые не умеют делать такой сухой паек, через Антимонопольный комитет начинают блокировать процедуру закупки.

Вот сейчас, конкретно сейчас, процедура закупки нового сухпайка заблокирована Антимонопольным комитетом. Потому что какая-то фирмочка (я даже название не помню), которая никогда нигде ничего никому не поставляла, подала в АМКУ требование остановить торги. Причем там формулировка была именно такая: мы никогда такое не делали, а тендер написан так, что Министерство обороны готово покупать у фирм, которые так когда-нибудь делали. А мы так никогда не делали. Поэтому давайте остановим. Потому что это — дискриминация. А мы хотим попробовать, вдруг у нас получится?

— Вы знаете, кто за этим стоит?

— Неважно. Знаю. Но неважно

. — Почему не называете фамилий?

— А какая разница? У нас — демократическая страна. У нас Антимонопольный комитет — это нэзалэжна организация, которая говорит: а действительно, это ж дискриминация! Действительно, вот фирмочка, которая никогда не делала такие сухпайки. А вдруг у нее получится? Давайте попробуем? Эксперимент... И так — всегда.

— И вы, получается, вынуждены бегать по замкнутому кругу?

— Да. У нас воюющая страна. И, да, когда россияне говорят, что у нас здесь — "хунта", "диктатура" и так далее... Честно, это, конечно, шутка, но иногда хочется диктатуру. Вот честно — иногда хочется военное положение. Иногда я ну не то, чтобы завидую, но понимаю где-то ту же Российскую Федерацию в том вопросе, что вот они взяли в 2012 году — и назначили одну фирму поставщиком всех вооруженных сил РФ. Без тендеров. Я понимаю, что это дикая коррупция! Но, по крайней мере, там не появляются в Антимонопольном комитете какие-то проходимцы, которые говорят: а мы никогда такое не делали, поэтому давайте вообще это делать не будем!

Это все, конечно, сарказм. Да, должны быть открытые, прозрачные торги. Но зачастую это доходит до маразма. А это не в наших силах — что-либо изменить. Все эти вещи прописаны законами. И закон должен быть прописан не так, чтобы Министерству обороны открыть шлюз бесконтрольных закупок. Это тоже ни в коем случае нельзя делать!

Но иногда просто теряется здравый смысл. — Вы до сих пор ощущаете сумасшедшее сопротивление старой системы любым изменениям? Или за три года стало чуть полегче?

— А она что, куда-то делась? Система-то?

— Нет, она не делась никуда. Но вы, вроде, пытаетесь что-то изменить?

— Знаете, что меня реально напрягает? На Майдане, в активной фазе Майдана, было там, условно, 100 тысяч человек. На воскресные ходы 1, 8 декабря 2013 года было значительно больше. Но вот ядро Майдана — условно это 100 тыс. человек. Из которых часть — это те, которые поприезжали со всей страны, часть — киевляне, которые, как я, например, просто таскали туда покрышки, бензин, продукты — такое... Вся остальная страна — она ведь наблюдала! И кто-то переживал, искренне сопереживал — но продолжал платить взятки гаишникам, например.

У нас люди ведь не изменились. У нас подавляющая масса людей как жила, так и живет. У нас как получало 60% населения страны зарплату в конверте — так и продолжает же ж. Я любому, кто со мной пытается дискутировать, задаю вопрос: вы когда-нибудь получали в своей жизни зарплату в конверте? Получали! И я получал. Так вот, мы с вами вместе разрушали нашу армию. И 60% населения это безмолвно продолжают делать и сейчас. Находя себе миллион оправданий. Что "это ж не я сам себе такую зарплату плачу — это мне хозяин платит". А хозяин платит, потому что "Ахметов не сидит". Ок! Так давайте армия тоже скажет: мы тут отойдем, подождем, пока Ахметова посадят — и пока вас не будем защищать. Ахметов же не сидит. Ага!

Должен быть здравый смысл, должен быть баланс, должно быть понимание того, что у нас страна мало в чем изменилась — в плане людей, в плане отношения людей. В плане коммерсантов, которые видят бюджет Министерства обороны, 64 миллиарда гривен, — это ого-го. Это не 108 миллиардов, которые нам, как министерству, надо, но, тем не менее — 64 миллиарда гривен. Это два с лишним миллиарда долларов. И да, коммерсы хотят всунуться в бюджетные закупки Министерства обороны. Это тоже нормально. Но только давайте это делать по каким-то открытым, понятным правилам. Если ты не умеешь делать сухпайки и никогда их не делал, так сначала научись их делать, а потом вякай! Если ты никогда не делал обувь с литой подошвой — то, что мы закупаем — так проинвестируй 300 с чем-то тысяч евро в одну машину эту литьевую, привези ее, разверни, поставь, научись делать обувь с такой подошвой — и потом выходи на тендер Министерства обороны, а не пытайся заблокировать торги Министерства обороны, рассказывая, что там дискриминация. А ты умеешь делать только пришивную подошву.

Люди, всерьез обсуждающие качество крепления подошвы — они ж не понимают ничего в качестве крепления подошвы!

— Ну, у нас ведь так всегда было: чем меньше понимают, тем больше обсуждают.

— У нас вся страна — эксперты. Причем, каждую неделю — эксперты в новой отрасли. То мы эксперты в архитектуре театра на Подоле, то мы эксперты в Шулявском путепроводе, то мы эксперты в блокаде Донбасса, то мы эксперты в армии.

— Кстати, о блокаде...

— Ничего не могу сказать! Я вообще ничего не знаю. Я пытаюсь максимально дистанцироваться от любых тем, которые меня непосредственно не касаются. Я не комментирую, лишь бы комментировать. Я не эксперт. Господи помилуй, ни в коем случае! Я — советник министра обороны и президента Украины. Все.

— То есть, если я вас сейчас спрошу, допустим, о вашем отношении как гражданина Украины к тому, что Надя Савченко ездила в оккупированный Донецк — вы мне ничего не ответите?

— Я могу сказать, что относиться к Наде Савченко как к психически здоровому человеку мне, как гражданину, который наблюдает за ее действиями, крайне сложно. Вот это все, что я могу сказать по поводу Нади Савченко. Мне кажется, что Наде Савченко стоило бы заняться лечением, наверное, своей психики. Может, в санаторий какой-нибудь, может, водичку попить минеральную, нервы подлечить... Потому что, находясь в этом здании, я много слышал разных сплетен, рассказов о ее предыдущей военной карьере в разных всяких местах. Это сплетни. Я не знаю, где там правда, а где — неправда. Но то, что она очень страаанный такой человек — это 100%.

Но, тем не менее, "Блок Юлии Тимошенко" ("Батькивщина", — ONLINE.UA) ее поставил первым номером списка. Она у нас — народный депутат. Она представляет часть населения страны. Вот да, она представляет какую-то часть нашего населения — у нас, к сожалению, и такое население есть, которое представляет Надя Савченко. Но это уже вопрос к СБУ и всем остальным — как она там оказалась, ну, и так далее. Не ко мне.

— А то, что она там оказалась, сильно ли вредит Украине как государству, по вашему мнению?

— Конечно, вредит! Безусловно. Но, опять же, она — народный депутат. У нее даже неприкосновенность есть.

— Вы, я так понимаю, только-только вернулись из Днепра. Ездили туда на открытие детского отделения? Может, расскажете?

— Это — совсем не ко мне вопрос. Я там оказался просто потому, что мы там были с министром, потому что это — часть условно протокольной работы. Это раз. Во-вторых, потому что мы заезжали в больницу Мечникова, общались, президент награждал и раненых, и медперсонал больницы. А, в-третьих, потому что мы потом там с министром остались и работали в 53 бригаде — на полигоне в Черкасском... У нас каждый год где-то какой-то полигон заливает водой. И второй год подряд в этой воде оказывается 53 бригада. В прошлом году они оказались на полигоне "Широкий Лан" в воде.

— "Везет" им прямо...

— Да. А в этом году они оказались на полигоне в Черкасском в воде. Опять же. Опять возвращаемся к вопросу о количестве денег, которые мы можем потратить на обустройство полигонов.

— Но, вместе с этим, когда возникают проблемы на полигонах, когда недавно разгорелся, например, скандал вокруг учебного центра "Десна" — чьи-то головы летят, я так понимаю?

— Вокруг "Десны" ситуация, на самом деле, неприятная — в том плане, что правда там совсем другая. Ремонт там ведется. И — да, не хватает денег сделать ремонт везде. И — да, выбирая между строительством пункта постоянной дислокации для новой бригады или ремонтом старой-старой казармы там, где уже ну хоть какая-то казарма есть — будет выбираться строительство пунктов постоянной дислокации для новых бригад.

Но у нас создано было 19 новых бригад. На самом деле, по-моему, даже больше. На этом же фоне у нас 23 года не вкладывались деньги в текущий ремонт казарм уже существующих бригад. Для того, чтобы отремонтировать все казармы, необходимо разово 4,5 миллиарда гривен. По этой статье расходов в год выделяется 400 миллионов гривен. Нам потребуется 11 лет такими темпами для того, чтобы отремонтировать и построить все, что мы должны сделать по состоянию на конец 2016 года. Правда, за 11 лет все равно придется еще новые ремонты делать...

И поэтому, с одной стороны, когда показывают разрушенные туалеты с проржавевшими трубами на "Десне" — это кошмар и катастрофа. Но, с другой стороны, в соседнем здании туалеты уже были отремонтированы. Их забыли почему-то показать.

— За что же тогда уволили несколько человек из "Десны"? Если дело — исключительно в нехватке денег? — Ну... Там накопилось. Там много-много всего, скажем так — в основном, связанного с тыловым обеспечением. Но конкретно — не за туалеты. Вот не за них. Там накопилось, и можно было сделать и больше.

- Во время поездки в Днепр президент заходил в "Pizza Veterano". Если честно, я была немножко шокирована реакцией на фотографии оттуда, которую увидела в Facebook. Почему, по вашему мнению, это происходит? Почему такая реакция на абсолютно адекватные, нормальные, казалось бы, шаги?

— Могу больше сказать, поскольку я имею немножко отношение к конкретному заходу президента в конкретно данное место. На самом деле, я давно его зазывал сходить в "Pizza Veterano" на Софийской к Лене Остальцеву, потому что мы с ним хорошо и близко знакомы, с Леней. И для президента это... Он говорит: ну да, ок, пошли — вообще не проблема! Это тяжело организовать в плане графика, охраны, протокола... Я мечтал его затащить просто вообще неформально. Но есть понятие безопасности первых лиц государства, есть понятие первых лиц протокола — и так делать, ну, действительно нельзя.

Петр Порошенко в "Pizza Veterano" в Днепре. Фото: Facebook

И при этом, в этом вопросе он действительно абсолютно искренен. И пиццу мы ели в Днепре абсолютно искренне. Единственное, что немножко утяжелило весь этот процесс — он же у нас верующий и постящийся как бы, а понедельник был первым днем поста. Причем это самый суровый день поста. И там, конечно, ребята немножко помучились, потому что нужно было изобрести пиццу без сыра, мяса и всего остального. А это не пицца, по большому счету! Это — кусок теста с овощами. Но, тем не менее, было очень вкусно.

Для него это — нормально. Он совершенно спокойно пообщался с Андреем, владельцем пиццерии в Днепре. Мы обсуждали моменты, которые я давно хотел поднять, потому что нам нужна на уровне государства какая-то программа стимулирования атошников входить в бизнес. Это не то же самое, что просто частный бизнес.

Атошники — это специфические люди, прошедшие определенные этапы в жизни. То есть, им нужно помогать и в вопросах психологической реабилитации, в том числе. И мы эту тему подняли. Мы ее нормально обсудили. Мы проговорили, что будем делать дальше. Я показал эти фотографии. Да, за пиццу заплатили — естественно. Это нормально!..

Чего людям не нравится — это вы у людей спрашивайте. Я не знаю.

— Я просто была удивлена — негативной реакции не только на поход Порошенко в пиццерию, но и по отношению к ребятам, которые там работают. Хотя к тому, что, что бы ни сделал президент — все будет не так, я уже даже привыкла немножко...

— Да. Ходишь на пиццу — плохо. Не ходишь на пиццу — тоже плохо!

— Много можно вспоминать. Например: "Почему он сидит в Киеве, поехал бы лучше в АТО хоть раз", а потом: "Чего было ехать в АТО — в Киеве, что ли, дел мало?"

— Да. Вот конкретно я имел отношение к поездке президента летом прошлого года действительно на передок. Это действительно было очень сложно организовать. В основном, с точки зрения вопросов безопасности. Но он хотел своими глазами увидеть. Не в виде отчетов, не в виде фотографий, не в виде донесений — он хотел проехаться там. Для мужчины это какой-то этап жизни, когда ты хочешь тоже это все пережить. Ведь одно дело — смотреть фотографии разрушенных зданий, видеть их в кино, и совершенно другое — понимать, видеть и щупать своими руками. Видеть, как оно...

Мы туда приехали...

— Это вы о поездке в Пески говорите (в июне 2016 года)?

— Да. Бойцы действительно не знали, что приедет президент. Это правда абсолютно. Потому что мы работали с передовой, и передовая группа выдавала себя за охрану министра обороны. Пользуясь тем, что я заодно — советник министра обороны, я всем рассказывал, что это министр обороны через пару недель приедет.

Президент на передовой на Донбассе летом 2016 года. Фото: Facebook Юрия Бирюкова

Бойцы узнали о том, кто приедет, в тот момент, когда вертолет уже сел в километре от них. Но, опять же, начали писать в комментариях: "Та, это все постановочные фото... Та, у них там патронов в магазинах не было". Блин, да это ж Пески! Там у всех патроны в магазинах! Это нормально! Никто не выдергивал у бойцов оружие и боеприпасы. Потому что он — их верховный главнокомандующий. Если верховный главнокомандующий настолько не доверяет своей армии — то это все, это конец стране.

Мне мои в 79-ке рассказывали, как к ним на полигон приезжал Янукович — и сколько там снайперов сидело в округе, и как их предупреждали, что только попробуйте хотя бы прикоснуться к оружию!..

— А как встречали Петра Алексеевича тогда?

— Ну... Это шок. Плюс — он награждал тогда. Плюс — мы там какие-то фрукты привезли. Многие оцепенели. У одного офицера действительно началась истерика. Он не верил во все происходящее. У него слезы градом льются, он стоит... Ну, оцепенение. Это же армия. Действительно, есть в армии какие-то рефлексы на вышестоящее начальство. А тут — самое вышестоящее, вышестоящее не бывает.

А так вообще там неформально — косточками от черешни пулялись... На самом деле, было весело.

— Петр Алексеевич вспоминает о той поездке?

- Угу. Конечно, вспоминает. Мы там заехали в дом в Водяном, где он, собственно, в подвале дома подписывал указ про демобилизацию 5 волны. А это был штаб 128 бригады. И там повар с Закарпатья — ну, он просто какой-то суперский повар. И он там готовил обед для штаба 128 бригады. А тут — президент как бы. И он все пытался президента борщом накормить. Президент попробовал. Президенту очень понравилось. Мы там еще какой-то борщ поели...

То есть это место стало для него понятным. Он понимал, где он был. А я ему про это место раньше рассказывал. Вот конкретно про этот дом. А потом, в декабре 2016 года, этот дом разбомбили. Крепко и сильно. В хлам разнесли. И я Петру Алексеевичу потом прислал фотографию, говорю: Петр Алексеевич, помните вот домик? Он отвечает: ну, конечно, помню! Нету уже домика...

Продолжение следует...