Хіти тижня. Що відбувається в Росії: "Письмо о жизни за шестиметровым забором в одном из подмосковных поселков для богачей", - блогер

"Картошка в огородах, - пишет госпожа Таран, - это как спорт. Кто первый посадит и кто первый выкопает. А в промежутке – прополка, окучивание, борьба с колорадським жуком. От химии не убежишь. Земля – капитал. За нее убивают и ныне, а не только в старых книгах. Земля привязывает к себе – про любовь не спрашивает, стягивает твои руки мертвым узлом. Не люблю работы на земле. Не говорите мне, что все родившиеся на селе так любят работать на полях и огородах, что не представляют себе жизни без этого. Мол, связь с землей прибавляет сил, вдохновляет. Могу поверить, что выращивание цветочков в своей усадьбе – наслаждение. Помню, в Великобритании часто видела, как семейные пары копошатся на клочках земли. Идиллия! Цветничок – три на три метра. Это же не прогоны земли, которая требует ежедневного согбенного стояния, иначе – лес сорняков.

Эстетитческое удовольствие, органическая потребность – это одно. А принуждение к работе на земле, за которым поколения изнуренных крестьянок, горбатившихся на бесконечных полях сахарной свеклы, на ветру, на солнце, под дождем – это другое. Земля, конечно, капитал. Только люди вечно помешаны на этом бесценном капитале. Сто лет назад, после переворота, их поманили землицей и затянули в колхозы. Колхозы отбили желание трудиться на земле с любовью и с толком", - пишет госпожа Таран. Не так уж давно люди думали, что вот не будет колхозов - и бывшие колхозники станут настоящими хлеборобами, полюбят себя в этом благороднейшем качестве. Но вскоре после распада колхозов-совхозов стало видно, что повальная любовь к земле не вернулась. Тогда пошли разговоры, что колхозная порча проникла в народ навсегда. Это были искренние, красивые, но праздные разговоры.

Разговоры мало думающих людей, пусть иной раз и ученых. Упускалось главное. Колхозники – это было сословие, особенно до середины шестидесятых годов. В чем-то оно было менее крепостное, чем за сто лет до того, в чем-то – более. Людей не выпускали из села, не выдавали им паспортов. Господа молодые сталинисты! Вам знакомы выражения "паспортизированная местность", "не паспортизированная местность"? Когда паспорта стали, наконец, выдавать и люди, естественно, побежали из села, за них взялась пропаганда. Не сметь, это не патриотично! Где родился, там и пригодился. О том, что молодежь покидает село, кричали, как о конце света. Выдумывали почины: всем классом после выпуска остаемся в родном селе! Что значит сословная принадлежность? Это значит, что ты хлебороб независимо от того, есть у тебя склонность к этому занятию или нет. Людей с тягой к земле в советском народе было не больше и не меньше, чем в любом народе на планете: несколько процентов.

Остальные крестьянствовали по принуждению, по принадлежности к сословию. И что мы видим сегодня? Два грандиозных явления. Производством сельхозпродукции занимаются единицы. Остальные жители села, и то не все, копаются в огородах. Охотнейше покупают продукты, в том числе – далеко не самые необходимые, хотя получают копеечные пенсии и пособия. В глаза бросается всеобщее отвращене к ручному труду на земле. Малейшая возможность употребить технику используется без раздумий. В моем селе никто не берет в руки косу для заготовки сена. Никто, ни один человек. Выкосить траву перед двором - и то заводит свой или нанимает минитрактор. Всеобщая любовь к мышечному труду может вернуться только с такой катастрофой, которая не оставит людям иного выбора, как взять в руки тяпку, лопату, грабли.

"В государственных структурах, - пишет господин Нетай, - отсутствует методика оценки эффективности инвестиций. Миллиарды уходят на бесполезные проекты. Особенно этим грешат в энергетике, где суммы с девятью нулями выбрасывают на ремонты и профилактики морально устаревших и изношенных основных фондов. Государственная собственность - самое большое социальное зло, хуже, чем преступность".

В который раз поражаешься, как мало об этом говорят в России даже осведомленные противники путинизма. У всех, будь то сам Навальный, о собственности, о том, чья она и что с нею происходит, и как с нею быть - обо всем этом - вскользь. Больше половины собственности в России – государственная, почти вся остальная – формально частная, по существу – государственная, хотя это слово: "государственная", строго говоря, не годится ни для какого случая. Чиновничья – точнее, а еще точнее – ничейно-чиновничья, обезличенно-чиновничья. А ведь было время, короткое, но по-своему славное время, когда все думающие люди в России, казалось, понимали, что будущее страны прямо зависит от того, что будет с собственностью, как быстро и дельно ее приватизируют, сделают ее полноценной частной, по возможности, всю или почти всю. Слово "приватизация" было у всех на устах. Что это должно быть такое, каждый представлял себе по-своему, но все сходились на том, что это дело – главное, что от него зависит буквально все. И вот страна стоит, может быть, на пороге очередного исторического поворота, а о главном: о собственности даже лучшие русские мыслители говорят, если говорят, вскользь.

"Из гостей приятель подвозил до дома, - читаю следующее письмо. - Пока ехали, я слушала признание в любви. К бетону. Ехали недолго, минут двадцать. Первые три минуты я восхищалась приятелем: ну, какой молодец! Из почти двоечника, футболиста стал доктором технических наук, директором отраслевого научного института, получил две государственные премии; теперь не только Москва-Сити без его научных разработок по бетону не обходится, но и другие "сити" мира! Потом я стала восхищаться его роскошным белым "Мерседесом" - ну, какая классная машина: устойчивая, сильная, комфортная - мечта жизни! Но когда мне стали рассказывать про свойства бетона, я забыла все! С таким жаром, интонациями и выражением мне стихи-то никогда не читали!

Это было посильнее Дорониной с ее "любите ли вы бетон так, как люблю его я". Бетон - это песня, это - стихия: гидрофобизаторы, кольматриующие добавки для бетона творят чудеса: за месяц Семен может получить то, на что природе требуется тысячелетие! Бетон может сопротивляться внешним силам не разрушаясь, так же он прочен при сжатии. Короче, любовь заразна: самоуплотняющийся, сверхпрочный фибробетон я тоже полюбила всеми фибрами своей души!". Я привел этот рассказик, чтобы слушатели разделили мое восхищение рассказчицей. За двадцать минут, из которых три ушли на белый мерседес, она запомнила такие слова, как гидрофобизаторы, кольматриующие добавки, фибробетон. Я вспомнил - и по этому случаю порылся в одной книге, чтобы выписать дословно - высказывание одного старого инженера-мелиоратора: "Самое красивое место на земле – болото. Красивей болот нет ничего. И уж во всяком случае лучше Южного берега Крыма. Когда вы ходите по болоту по пояс в воде – удовольствие огромное".

Юрий Руденя напоминает нам о речи одного серьезного человека, жившего двести с лишним лет назад. Читаю: "В тысяча семьсот девяностом году ирландский политик Джон Филпот Курран в своей речи по поводу права людей самим избирать мэра Дублина сказал буквально следующее: "Обычная судьба людей пассивных - наблюдать, как их права становятся добычей людей активных. Условие, которое Бог поставил человеку, даруя ему свободу - это вечная бдительность. Следствием и одновременно наказанием за нарушение этого условия является рабство". В тысяча семьсот девяностом году, панове!", - восклицает Юрий. Вот этот человек, как и тот, что обращался к своим соотечественникам двести двадцать пять лет назад, понимают, что демократия и свобода – синонимы. Говорим демократия подразумеваем свобода, говорим свобода подразумеваем демократия, так что когда кто-то начинает вам рассказывать, что демократия – это не обязательно, это ничего особенного, это даже не главное, что без нее обходятся и там, и там, или не могут управиться почти нигде, вы имейте в виду, что он говорит о свободе

Он доказывает вам, что без свободы можно жить - живут же люди. Живут-то живут… пока живут. Демократия может быть исключительно прочной штукой – там, где она заматерела, набралась опыта. Но может быть и очень ломкой. Поэтому так важно ее постоянно поддерживать в рабочем состоянии. Иначе она дает сбои, подчас – страшные, наводя на мысль о чрезвычайной хрупкости всего, что выработал человек, чтобы отделить себя от животного. Так же неусыпно, как о человеке в себе, надо, оказывается, заботиться о людях в их совокупности, ибо не успеешь оглянуться, а уже вот она, толпа дикарей. В полном соответствии с поучением ирландского политика, которое нам напомнил Юрий Руденя, румыны недавно вышли на улицы с протестом против попытки правительства выпустить из тюрем корупционеров.

А вот после следующего письма легко можно представить себе ожившего Ленина с его речью к бедноте о кровопийцах и их попах. О попах – обязательно, своих попов русские бедные люди не любили (Ленин это хорошо знал, и не только от Белинского) и не горевали, когда тех большевики стали отправлять на тот свет или за колючую проволоку. Читаю: "Вы не были в каком-нибудь из коттеджных поселков в Подмосковье? Их строят со всей инфраструктурой: продмаг премиум класса, фитнес тоже премиум, частная школа, где берут до девяноста тысяч рублей с головы за месяц ее обучения, ветлечебница для собак и котов. Есть поселки, в которых выпускаются свои газеты, например, "Княжье озеро", "На Рублевке", "На Новой Риге". Эти анклавы богачей России окружены шестиметровыми заборами, с колючей проволокой, с охраной из антитеррористического подразделения "Альфа", во многих свои церкви. Жители этих поселков считают, что у них все должно быть экстра -класса.

Вот и перекочевала в церковь поселка "Княжье озеро", по благословению Святейшего Патриарха Кирилла,чудотворная икона из запасников Русского музея. Знающие люди мне говорили, - продолжает автор, - что икона истомилась в запасниках и сама просилась у министра культуры: "Отпусти меня! Отпусти меня в церковь". Ктитор этойцеркви - президент группы компаний "Сапсан" - православный меценат Сергей Шмаков, он же житель поселка "Княжье озеро",подкрепил просьбу чудотворной двадцатью тысячами подписей в Министерство культуры и Русский музей, и икона, Милостью Божьей, переехала. Встречена она была как подобает. В церкви мраморные полы, мраморная купель,иконостас, врата в алтарь в золоте, прихожане одеты, как в Венской опере, после причастия делают селфи или прибегают к услугам находящихся здесь высококлассных фотографов. Есть туалет, где бумага высочайшего качества.

В храм приезжает Сретенский хор. После службы прихожан угощают дорогими конфетами. Упомянутая икона называется "Одигитрия". В книге обращений к ней можно прочитать просьбы прихожан. "Любимая мамочка, Пресвятая Владычице Богородице, люблю тебя и сына Твоего сладчайшего Бога... Спаси нас от Антихриста. Дай сытости в винопитие моему мужу". Или вот: "Освободи нас от гнета дочери, чтобы дочь нашла свою семью". Или просто: "Матушка, голубушка, пресвятая Богородица! Спасибо за все, за все, за все! Прости за все, за все, за все!" В основном, просят избавления от пьянства и наркотиков, для дочерей – благочестивых и состоятельных мужей. При мне батюшка призывал приход: "Христос нас учит: отдай все! Отдай! Оставь себе только любовь!". Я увидела его сразу после службы. Садясь в мерседес, он кому-то отдавал распоряжение по телефону: "Накрывайте столы". Мерседес был с блатным номером - первый из первых: три единицы".

Это было письмо о жизни за шестиметровым забором в одном из подмосковных поселков для богачей."