«Ты свой украинский флаг жрать будешь!»: Переселенка з Донецька розповіла про полон у бойовиків та свою книгу

«Дневник создавался автором с мая 2014 года как способ не сойти с ума и переосмыслить происходящее в стране», — написала Анна Гузь в предисловии к своей книге «Дневник дончанки/гуцулки», презентованной в Киеве в «Доме свободных людей». В 2013 году Анна была одной из тех, кто поддержал Майдан в Киеве и стал активным участником Евромайдана в Донецке. Как и многие жители Донбасса, она была вынуждена уехать с оккупированных территорий. «Вернетесь — расстреляем», — «любезно» сказали Анне Гузь в Макеевке, когда она выходила из здания, где ее пытали в течение шести дней", - пише в статті для "Фактів" Віра Жичко, передають Патріоти України.

«Ты свой украинский флаг жрать будешь!»

Активистка донецкого Евромайдана Анна Гузь теперь живет в Киеве. Донецк она покинула, чтобы спастись. В мае 2014 года, приехав в родной город буквально на пару дней, Анна попала «на подвал» — так местные жители называют пребывание в заложниках у оккупантов.

— Конечно, ехать в Донецк на день рождения дочери, которая все еще оставалась там с бабушкой, было безумием, — вспоминает 32-летняя Анна Гузь. — Но домой мне нужно было и по многим другим причинам (со своим мужем Максимом, с которым Анна познакомилась на Евромайдане в Донецке, она к тому времени рассталась — в родной город ехала в том числе и за тем, чтобы оформить развод. — Авт.). Я втайне надеялась, что после «референдума», который прошел в Донецке 11 мая 2014 года, «победителям» будет не до нас. Но, как выяснилось, все только начиналось…

За ходом «референдума» она следила по Интернету из Киева, где в то время была на курсах по безопасности для гражданских активистов. Курсантам, конечно, говорили, что ехать на оккупированные территории участникам Майдана опасно.

— Как и многие земляки, я надеялась, что в Донецке вот-вот все закончится, — говорит Анна. — Как уже закончилось к тому времени в Мариуполе, а затем в Славянске, Краматорске, Лимане. Ехала, надеясь дождаться прихода нашей армии. Такая надежда была у всех. В худшем случае думала быстро управиться с делами и «проскочить» туда-обратно за несколько дней. А затем все же вернуться в освобожденный родной город.

Утром 27 мая Анна и ее друг, с которым она приехала в Донецк, проснулись от громкого стука в дверь. Через несколько минут «дээнэровцы» уже рыскали по квартире, сгребая в сумки все ценное: ноутбук, камеру, мобильные телефоны, кредитки и листовки «За единую Украину». Со словами: «Вы что, не знаете, что украинские флаги запрещены на территории «ДНР»?" — автоматчики содрали со стены украинский флаг. Им Анне обмотали голову.

Анну и ее друга увезли в ОБОП (отдел по борьбе с организованной преступностью) в Макеевке. В здании уже тогда располагался один из «подвалов», в котором держали заложников. О шести днях, проведенных там, Анне не дают забыть шрамы, рубцы, сломанный палец.

«Убью! На куски порежу! Ты этот свой украинский флаг жрать будешь!» — орал один из палачей.

— Он размахивал ножом у меня перед лицом, бил по коленям наручниками, — говорит женщина. — Затем воткнул мне в колено нож и провернул. То же сделал с другой ногой. Боевик угрожал, что меня «пустят по кругу», выбегал, возвращался, и все начиналось сначала. Остальные четверо наблюдали за происходящим, как в театре. В «финале» он произнес: «Пора с тобой кончать, пригни голову», — и полоснул мне ножом по шее.

Окровавленную заложницу перетащили на первый этаж. Там вооруженные люди объяснили Ане: если она хочет жить, то должна во всем «сознаться» и выманить к ним других активистов и журналистов.

— Меня избивали в кровь, резали лицо и руки, затем звали медсестру, чтобы перевязать раны, — продолжает Анна. — Медсестра тайком сделала обезболивающий укол. Затем террористы отправили меня мыть полы. С окровавленными повязками на руках я мыла коридор, затем салон машины, в которой на базу привозили убитых «ополченцев»…

Командир, вернувшийся на «базу», взгрел подчиненных: «У вас что, мозгов нет? Она же на обмен идет! Что они подумают о том, как мы с пленными обращаемся?!» — и отвез Анну в больницу.

*Анна Гузь презентовала свою книгу в «Доме свободных людей» (фото автора)

«В плену побывал мой отец, чуть не оказалась в заложниках родная сестра»

Анну и ее друга освободили в ходе обмена пленными. «Без вещей, на выход, — сказали ей на прощание в ОБОПе. — Извините за травмы, время военное… Счастливого пути. Вернетесь — расстреляем».

Только эти несколько слов о ее пребывании в плену и вошли в «Дневник дончанки/гуцулки», который Анна Гузь (творческий псевдоним Гуцулка) выпустила благодаря небольшому гранту. В «Дневнике» нет кровавых подробностей.

— Об этом будет моя следующая книга — «50 оттенков «косяков», — делится планами начинающая писательница.

Свидетельства Анны о ее пребывании в плену вошли в доклад Хью Уильямсона, директора Human Rights Watch. Сотрудники этой неправительственной правозащитной организации со штаб-квартирой в США документируют нарушения прав человека более чем в 70 странах мира.

В «Дневнике» — жизнь Анны после плена. Трудная жизнь после трудного выбора: «Мы проезжали в такси через весь Донецк, по его красивым и безлюдным улицам, под музыку «Океана Эльзы». «Я не здамся без бою», — пел Святослав Вакарчук. А я рыдала… Отличный выбор: флаг, язык, культура моей Украины или — родной город. В страшном сне не придумаешь. Разве это не одно и то же?»

Анна признается, что члены ее семьи носят разные фамилии и прописаны в разных местах. Только благодаря этому им всем удалось спастись.

— В плену побывал мой отец, чуть не попала в заложники родная сестра, — говорит Анна Гузь. — В конце концов уехать пришлось всем — как «врагам народа» фейковой «республики».

Отец Анны до последнего держался за работу, которой отдал всю жизнь. Целый год жил, как в осаде: пробирался домой тайком от соседей, дома не включал ни свет, ни телевизор. Отдушиной для него были телефонные переговоры с семьей, которая к тому времени уже покинула Донецк, да виды родного города, которые он фотографировал на камеру мобильного телефона: фонтаны, первый снег, влюбленные, дети, голуби…

Но это безобидное увлечение не понравилось «патрульным»: отец Анны исчез по пути с работы. Как выяснилось позже, его увезли «на подвал» прямо из центра города по «традиционному» обвинению: наводчик-корректировщик украинской армии. Хотя никаких «запрещенных» снимков в телефоне арестанта так и не нашли.

Разыскивать пропавшего отца отправилась младшая сестра Анны Женя, за которой тоже охотились как за участницей донецкого Евромайдана. Изменив внешность, Евгения въехала в Донецк, хотя и понимала, на какой риск идет. Она искала отца по больницам и моргам.

— В морге мне показали фото одного из убитых, — вспоминает сестра Анны Гузь Евгения. — Он так походил на нашего отца, что у меня чуть сердце не остановилось. Только глаза были другого цвета. А еще — татуировка на теле, которой у нашего папы нет.

Старалась оставаться незамеченной, но не вышло. Вскоре за мной пришли. Надеясь, что отец жив, я побывала в квартире родителей. Потом — в квартире Ани. Там и заночевала — оставаться на улице во время комендантского часа было опасно. Сидела в перерытой во время обыска комнате с орущими от голода нашими кошками, которых только что под обстрелом забрала из приюта. Сидела и тряслась, слыша, как пытаются высадить дверь квартиры. Мне повезло — дверь не поддалась.

Наутро Женя, забрав кошек, уехала, так ничего и не узнав о судьбе отца. К счастью, его вскоре отпустили.

— Встретив папу на вокзале в Киеве, я узнала, что из десяти дней плена восемь он просидел в… клетке! — дополняет рассказ сестры Анна. — В вольере, где прежние хозяева помещения в мирное время держали собак.

А еще отца Анны и Жени использовали как уборщика одного из «подвалов» на окраине Донецка. На прощание ему приказали написать заявление о том, что он… «претензий не имеет». «Документ» тут же… порвали, а фамилию в «журнале учета задержанных» жирно замалевали. Вскоре мужчина присоединился к своей семье. Живут трудно, перебиваясь случайными заработками. Но дороги домой пока нет.

— И я, и сестра, наверное, могли бы занять какие-нибудь посты в «республике», —рассуждает Женя, пришедшая поздравить Анну с выходом в свет ее первой книги. — В период оккупации Мариуполя мне звонил брат самозваного «мэра» этого города, приглашал на работу, говорил, что им не хватает людей с высшим образованием. Признался, что если «республика» в Мариуполе не укоренится, то им с братом будет туго: они взяли крупный кредит на развитие своего боксерского клуба и в случае возвращения в город украинской власти денежки банку придется отдавать.

Женя улыбается, но затем снова становится серьезной:

— Даже здесь, в сотнях километров от Донецка, не чувствую себя в безопасности. «Ответственный» за мою поимку в «МГБ» («министерстве госбезопасности». — Авт.) как-то звонил мне и вызывал встретиться на железнодорожном вокзале в… Киеве. Мой товарищ, инженер по коммуникациям, отследил звонок — он действительно был сделан из столицы. Это законопослушным жителям Донбасса тяжело пробраться через линии разграничения, а сепаратисты как-то умудряются обходить пограничный контроль.

«Дневник» Анны Гузь — это рассказ вынужденной переселенки, живущей с Донбассом в сердце. «Рассказываю товарищу, который остался в Донецке, про свой день. Говорю: «Под дождь попала, промокла». Он: «Хорошо, что не под «Град», — зачитывает автор строки из своей книги.

— Во время моего выступления в университете одна из студенток спросила: «Там люди под обстрелами на работу ездят? Прямо как у нас в Киеве было: утром — на работу, вечером — на Майдан», — делится Анна Гузь. — Надеюсь, мне удалось объяснить собеседнице, как это — жить и ходить на работу под артобстрелами, когда рушатся дома и гибнут люди. Жители захваченных территорий живут в постоянном страхе попасть «на подвал», где с пленником могут сделать все что угодно. Хочется, чтобы люди по всей Украине знали, как живется в оккупации их соотечественникам, и понимали, что мы, участники донецкого Евромайдана, делали все что могли. И делаем! Ведь треть бойцов добровольческих батальонов — это дончане и луганчане.

Анна планирует войти в инициативную группу по созданию общественной организации бывших заложников «Асоціація полонених».