Приєднуйтесь
Приєднуйтесь
"Это случилось пятого августа 2015 года. «Амур» тогда возвращался из отпуска на фронт. Я взялась его подвезти на скорой помощи. Мы ехали со стороны Мариуполя. Дима («Амур») всю дорогу вел машину, но когда добрались до Волновахи, я сказала: «Сейчас начнутся боевые блокпосты. Меня на них все знают и останавливать не станут. Чтобы не задерживаться, я сяду за руль». А еще в кафе в Волновахе «Амур» ненароком облил свой камуфляж то ли чаем, то ли кофе. Это незначительное происшествие вскоре очень помогло, когда мы по оплошности оказались, по сути, в мышеловке.
— У меня в скорой всегда есть сменное белье для раненых, — продолжает Галина Алмазова. — Из этого запаса дала «Амуру» белую футболку. А я камуфляж почти никогда не носила. Предстояло двигаться по дороге, по которой я еще не ездила. Маршрут прокладывали по навигатору. «Сейчас заедем в Еленовку, затем свернем к Курахово», — сообщил мне «киборг», глядя на экран навигатора. Однако умный прибор не мог нам подсказать, что Еленовка оккупирована. Трасса резко пошла в гору. Когда заехали наверх, дорогу нам преградил блокпост. Над ним развевался чужой флаг. А у нас на борту надпись «Вiд Закарпаття — захисникам Вiтчизни», орнамент вышиванки по всему периметру машины, изображения украинского флага и другая патриотическая символика. Развернуться и дать деру невозможно — нам мешали это сделать бетонные блоки. К тому же боевики открыли бы огонь. К счастью, они пропустили нас, не останавливая — скорая как ни как. К надписям и символике, выходит, не присматривались.
Услышала, что кто-то из них напомнил своим: «Моторола» сказал все машины проверять". Но на эти слова никто не отреагировал. Впереди оказался еще один блокпост. Там увидели, что нас пропустили на первом и тоже не остановили. Мы въехали на оккупированную территорию. Я спрятала машину за ближайшую остановку, чтобы нас никто не видел. Меня охватил жуткий страх. Думаю: «Сепарам джекпот выпал. Я в их „Трибунал“ (сайт сепаратистов, в который внесены имена украинских патриотов) попала, „Амур“ известный не только в Украине, но и за рубежом „киборг“, пулеметчик, его фотография (с кроликом в руках) помещена в популярном календаре. Меня сепары могут обменять на кого-нибудь из своих пленных, а вот Диму порежут на ремни. Что делать?» Мы ехали к медикам 25-й бригады. Я сбросила им нашу точку геолокации и написала, что с нами случилось. Предупредила: «Если через 40 минут не выйду на связь, знайте, где нас искать». На ходу придумала какую-то историю, чтобы рассказать боевикам, если они нас остановят. Диме сказала: «Ты только молчи». Мы сорвали с машины часть украинской символики, но убрать все наклейки было невозможно — прилеплены намертво. Я включила мигалки и повела машину к блокпосту. К счастью, на нем нас не остановили. Но возле следующего блокпоста стоял автобус с гражданскими. Постовой махнул его водителю, мол, отъедь, пропусти скорую. На это требовалось время, и нам пришлось затормозить. Думаю, сейчас боевики прочтут надпись на борту машины — и нам крышка. Однако они снова не обратили на нас внимания, и мы (о, чудо!) беспрепятственно проехали блокпост. Я дала по газам! Уверена, эта крайне неприятная история произошла с нами неспроста.
— Незадолго до этого злоключения наша команда медиков дежурила в Водяном. С мобильной связью там очень плохо. Чтобы позвонить, нужно выйти на определенную точку возле озера. В один из вечеров мы с членом команды Ольгой Кулинич пошли позвонить, в это время по рации со мной связался один из медиков: «У нас „нора“! (это означало — начался обстрел) Нужно прятаться». «Знаешь, у нас каждый день „нора“. Дай позвонить», — ответила я. Сделала шаг, и в то место, где только что стояла моя нога, вонзился раскаленный кроваво-красный осколок. Не могу сказать, что меня это напугало. Я сорвала пучок травы, взяла им осколок (храню его до сих пор). Мы укрылись за какую-то стену и… начали смеяться. Человек ко всему привыкает, в том числе и к опасности. Вот и мы с Олей потеряли страх. Для меня расплата за это наступила через четыре дня, когда мы с «Амуром» едва не попали в плен.
До этого произошел похожий случай, когда мы с напарницей по экипажу «Крохой» дважды проехали на скорой до оккупированного Донецка и обратно.
— Заблудились?
— Вроде того — искали скрытую позицию украинских военных, с которой нужно было забрать раненых и погибших. Где конкретно за Авдеевкой располагалась позиция, мы не знали. К нам в машину должен был сесть боец, чтобы показать дорогу. Однако с проводником не сложилось, поехали одни. Нам сказали, что ребята, которых мы должны забрать, дадут о себе знать сигнальной ракетой. Мы помчались по трассе, лавируя на большой скорости между воронками в асфальте и сгоревшей бронетехникой. В итоге дважды доехали до Донецка и обратно, однако скрытую позицию не нашли. После этого нам все же посадили бойца. С его помощью и разыскали раненых. Оказалось, они нас видели, запускали сигнальные ракеты, однако мы их не заметили. Уверена, боевики нас тоже видели.
— Они открыли по вам огонь?
— Нет. Видимо, выручило то, что у нас была обычная гражданская скорая, да еще с донецкими номерами. Можно было принять нас за отчаянную бригаду городской скорой, не побоявшуюся выехать на вызов в самое пекло.
Спустя год, когда мы находились на другом участке фронта — в Трехизбенке Луганской области — комбат 92-й бригады, встретив нас, выпалил: «А, „Ветерок“, помню! Это ты носилась на скорой до Донецка и обратно, а мы не успевали тебе сигналы подавать».
— Как на фронте празднуют 8 Марта?
— Военные относятся к женщинам, особенно медикам, очень трепетно, называют нас ангелами. Понимая, какие суровые условия на фронте, мы всячески стараемся привносить в жизнь ребят позитив — держимся бодро, шутим, поддерживаем добрым словом. На 8 Марта и другие праздники (День волонтера, Новый год) бойцы дарят нам кучу подарков. Запомнился случай, который произошел под Новый, 2015 год. Ребята собирались ехать из Песок в Константиновку, и один из солдат спросил, что мне привезти. «Вы и так меня задарили: под койкой ящик моих любимых мандаринок, настоящий растворимый кофе (тогда на фронте он был на вес золота), вдоволь конфет, молока, даже ананас. Что подарить? Цветочек аленький». Боец рассмеялся: «Оля Кулинич тоже этот самый цветочек попросила». И что вы думаете? Ребята умудрились раздобыть для нас алые розы…
— Конечно. Был такой случай. Мы забрали в Песках раненых, но сразу выехать оттуда не смогли — противник в очередной раз попытался взять поселок в окружение. Когда наша тяжелая артиллерия и танки деблокировали Пески, мы помчалась с ранеными по трассе по направлению к «Республике мост» (блокпосту украинской армии, расположенному под путепроводом). Дорога простреливается, но зато она прямая и там хороший асфальт. Я неоднократно пролетала по ней на большой скорости. Как говорили бойцы: «Тех, кто на 120 километрах в час, снайперы не берут».
Случай, о котором я рассказываю, произошел зимой. Трасса, понятное дело, была не чищенной, напоминала слоеный пирог: поверх асфальта лед, на нем — снег. Вдоль дороги растут высоченные тополя. Возле одного из них взорвалась мина, и я вижу, как тополь, словно в замедленной съемке ложится перед моей скорой. Затормозить не успела бы — слишком близко падало дерево, и скорость была больше ста километров в час, обочины заминированы… И тут сработали навыки автогонщицы: я успела отвернуть машину и проскочить по узкой полоске между вершиной падавшего тополя и обочиной. Ветки лишь сорвали с машины мигалку и поцарапали дверь. У меня тогда не было ни секунды на принятие решения. На уровне подсознания сработали профессиональные навыки.
— Как получилось, что вы стали автогонщицей?
— По воле случая. Однажды, когда заехала на СТО заменить масло, незнакомый мужчина, представившийся автогонщиком, пригласил посмотреть на соревнования и помочь в судействе любительских ралли на серийных автомобилях. Мне предложили поучаствовать в них, и неожиданно для всех я заняла первое место. Среди примерно 50 участников была единственной женщиной. С этого началась моя карьера автогонщицы. После специального обучения еще и инструктором по контраварийному вождению стала. А основным моим занятием тогда была работа кризисного менеджера.
Когда начался Евромайдан, я привозила по утрам в палаточный городок еду, медикаменты, теплые вещи, предметы гигиены. Вечером переодевалась и шла на Майдан дежурить. И так изо дня в день, пока не услышала, что нужны люди для мобильных медицинских бригад, чтобы оказывать помощь раненым. Я обратилась в Михайловский Златоверхий монастырь, где формировались эти группы, и сказала: «Я не врач и не медсестра, но знания и навыки по оказанию первой неотложной помощи у меня есть, крови не боюсь». Меня зачислили в группу медиков, выдали рюкзак с медикаментами, жилет с красным крестом. Только наша бригада спустилась от монастыря на Майдан, как сразу же довелось оказывать помощь человеку, в ногу которого попали осколки от гранаты.
После Революции достоинства началась моя фронтовая эпопея. Многие ребята-майдановцы ушли на войну добровольцами. Я собирала для них волонтерскую помощь — начиная от трусов, продуктов и заканчивая бронежилетами. А в конце июля — начале августа 2014 года ко мне обратился знакомый волонтер Алексей Липириди: нужен микроавтобус, чтобы отвезти на фронт припасы. Я написала пост в «Фейсбуке», и на него откликнулись незнакомые мне люди из Днепра: «Галина, берите наш бус». Я им отвечаю: «Едем на передовую, шансы, гарантии, что он останется цел, нет». А они: «Как будет, так и будет». Это была моя вторая поездка в АТО. Она продолжалась примерно неделю. Я тогда впервые попала под обстрел. Оказалось, что представление о войне, полученное мною из телесюжетов и статей, сильно отличается от действительности.
— Чем конкретно?
— Своей жестокой реальностью. Когда рядом с тобой взрываются мины, ракеты от «Градов», снаряды и ты не можешь высунуть носа из подвала или блиндажа, когда видишь огромное количество раненых и погибших, тогда начинаешь понимать, что такое война. Пока я не оказалась на передовой, думала, что гибель десятков людей на Евромайдане 19, 20 и 21 февраля 2014 года — самое страшное, с чем мне суждено столкнуться в жизни. Но на фронте я увидела несравнимо больше смертей и ранений.
А взять быт. В обычной жизни мы едим, пьем, когда посчитаем нужным, принимаем душ, извините, ходим в туалет, когда хотим. На фронте ты во всем этом сильно ограничен. Были случаи в Песках, когда по пять часов кряду не могла выйти из укрытия в туалет из-за сильнейших обстрелов. Однажды психанула, сказала, что так долго терпеть не могу — описаюсь. Выйду наружу, если даже там меня убьют.
В первые год-полтора войны не было в изобилии печек-буржуек, и мы грелись тем, что пили горячий чай или кофе. Но и в этом приходилось себя ограничивать, ведь выйти ночью в туалет не можешь — в темное время суток самые сильные обстрелы. Да и воды далеко не всегда хватало. Зачастую она была чуть ли не на вес золота — выдадут тебе 200-граммовую бутылочку воды и распределяй ее на целый день.
— Как вы стали водителем скорой на фронте?
— Подсобил «Хоттабыч» (позывной волонтера Ильи Лысенко, организовавшего в АТО «Екстрену медичну службу». — Авт.). В сентябре 2014-го он рассказал, что вскоре из-за границы получит новый автомобиль скорой помощи. Но пока не знает, кого посадить за руль, уже месяц ищет подходящего водителя. Говорю: «Я могу». «Хоттабыч» скептически посмотрел: «Женщина на фронте? Категорически трижды нет!» Но потом все же согласился.
— Были случаи, когда предчувствие спасало вам жизнь?
— Однажды в Песках мы забирали раненых с позиции, и мне вдруг стало так тревожно на душе… Быстро загрузив в скорую раненых ребят, завела мотор и помчалась на большой скорости — интуиция подсказывала, что нельзя долго задерживаться. За мной ехала машина волонтеров. Когда мы благополучно добрались до безопасного места, волонтеры наперебой стали спрашивать: «Галя, видела?! Только ты отъехала, туда, где стояла твоя скорая, прилетела мина». Ангел-хранитель берег меня во многих ситуациях. Когда в 2015 году Дебальцево было уже в окружении, мне позвонил Алексей Липириди: «Сможешь вывезти раненого генерала. Он где-то возле Дебальцево. Ты там все дороги знаешь». А у меня как раз одна машина была на дежурстве в Песках, а вторую полностью разбило «Градами». За генералом поехал экипаж другой скорой и… погиб.
— Есть приметы, которые соблюдают фронтовые медики?
— Да, одна из главных: медикам на войне нельзя желать спокойной ночи. Если кому-то все же вздумается нарушить это табу, в него летит все, что под руку попадет — тапки, берцы… Ведь если пожелать нам спокойной ночи, она уж точно выдастся тяжелой.
— Имеете какой-то оберег?
— У меня их было несколько. Один (письмо, написанное детьми моих друзей) до сих пор всегда со мной. А еще на войне все очень трепетно относятся к детским рисункам. Солдаты кладут их как обереги под каски, в карманы у сердца, под бронежилеты. Правда, зачастую стесняются об этом рассказывать.
Талисманами наших машин всегда были мотанки и детские игрушки, которые нам передавали с мирной территории. Часто вся передняя панель моей скорой была заложена игрушками. Мы периодически дарили их местной ребятне. А одну игрушку держу в своем личном автомобиле. Ее связала мама солдата Ивана Лесникова, которого после тяжелого ранения в живот я вывозила из Песок и держала в руках его внутренности. К сожалению, Ваня умер через 10 дней в больнице.
А самые главные обереги наших скорых — иконы. Первую машину «Мистраль» получили от благотворительного фонда «Долина». Его глава Леся Мораль вышила для нас бисером икону. Мы повесили ее в «Мистрали». Эта машина попадала в несчетное количество опасных ситуаций, получала массу повреждений, но продолжает ездить. Но стоило ребятам убрать икону, как скорую очень сильно разбило. После этого случая я сказала: «Икона всегда должна быть в машине». Кстати, когда зимой 2015 года началось окружение Дебальцево, мы убедились, что наша «Мистраль» преодолевает особо сложные участки, которые ни одна другая техника, кроме танков, пройти не могла. В один из выездов в Дебальцево ее так потрепало, что живого места не было: стекла выбиты, кузов иссечен осколками. Машина доехала на одних ободах. Она словно понимала, что нужно выполнить задачу — доставить раненых в больницу Бахмута. И «Мистраль» справилась. А после этого уже больше не заводилась. Это была машина-ветеран — выпущена в середине 1990-х, причем, вероятно, «утопленница» — внутри много чего было сгнившим. Тем не менее на войне оказалась неимоверно живучей. К своим скорым мы относимся как к живым существам. Даже разговариваем с ними.
— Да. Осенью 2014 года, во время ожесточенных боев за широко известный 32-й блокпост (он находился в Луганской области возле села Смелое), мы в очередной раз вывозили оттуда раненых, а сепары целенаправленно лупили из минометов по нашим скорым. Мины ложились совсем близко, машины шатало от ударов взрывных волн. У нас закладывало уши. Мы еще тогда не знали, что в таких случаях нужно держать окна приоткрытыми — тогда уши закладывать не будет. Скорой, ехавшей передо мной, очередным взрывом разорвало колесо. Под огнем мы перегрузили раненых в мою машину и помчались дальше.
Если вы помните, в Широкино боевики расстреляли из ручного противотанкового гранатомета машину с медиками. Никто не выжил. Через некоторое время группа боевиков попала в плен. Командир 54-й бригады спросил их: «Медиков зачем подбили?» «Так за медиков нам больше платят», — ответил один из пленных.
— Вы сами выбрали себе позывной «Ветерок»?
— Ник «Ветерок» у меня был еще в довоенной жизни. Когда создала на фронте свою «Команду швидкого реагування», она получила название «Вiтерець». Всем своим машинам мы дали собственные имена, как у ветров — «Мистраль», «Тайфун», «Бриз», «Вихрь»…
Машины у нас не бронированные. Мы старались прятать их от огня противника за какими-нибудь зданиями или в укрытиях в земле, вырытых специально для техники. Но это не всегда получалось. Их часто повреждало огнем артиллерии. Нашу первую «Мистраль» разбивало несколько раз. Фронтовая история машины началась с того, что осколок пробил крышу и влетел в салон. Там находился наш медик. Чудом его не задело.
Нужно понимать, что нынешняя российско-украинская война — это, в основном, артиллерийские обстрелы, огонь снайперов, пулеметчиков. Прямые боевые столкновения с врагом бывают, как правило, в ситуациях, когда, например, разведывательно-диверсионные группы противника нападают на наши блокпосты. Или, скажем, разведгруппы напарываются на засады.
— Уже вернулись в мирную жизнь?
— Да. В декабре прошлого года забрала нашу команду с фронта — все-таки ВСУ должны сами справляться с эвакуацией раненых.
— Подбираю персонал для различных компаний. Недавно в Киевской школе экономики подготовили пособие для ветеранов о том, как открыть свой бизнес. А еще с подругой и сыном запустили собственный проект: формируем и продаем подарочные наборы, которые составляем из крафтовых экологически чистых продуктов и напитков, произведенных в Украине.
— О чем мечтаете?
— О путешествиях, о камине в собственном доме в лесу у озера, о покое. А еще хочу сниматься в кино."
Гарною новиною є той факт, що російські агенти отримують підозри. Проте важливо не зупинятися на досягнутому та звернути увагу на Верховну Раду, адже там подібних колаборантів дуже багато. Таку думку висловив підполковник ЗСУ, заступник командира 3 ОШБ...
У Запоріжжі внаслідок ракетного обстрілу, який РФ здійснила у суботу, 18 січня, вибуховою хвилею пошкоджений Свято-Андріївський кафедральний собор УПЦ МП. Військовий прокоментував, як "відреагували" представники собору. Про це військовослужбовець ЗСУ С...
