Хіти тижня. "В тот момент было не до моральных сомнений": Як боєць АТО потрапив у трудове рабство в Росії

Саме так обернулася для 42-річного Андрія з Черкаської області спроба виїхати на заробітки в Росію, передають Патріоти України з посиланням на Факти. Далі - мовою оригіналу:

"Цель у мужчины была благая: тяжело заболела мама, срочно требовалась крупная сумма на лечение. Взяв в банке 40 тысяч гривен в кредит, он успел спасти мать, а сам стал срочно искать работу, чтобы вернуть деньги.

На глаза Андрею попалось объявление, в котором российская компания приглашала на работу курьеров мелкой бытовой техники, с очень хорошей зарплатой. Однако на месте выяснилось, что заявленная бытовая техника — это подозрительные пакеты и коробки, спрятанные в зарослях и под кустами. Когда же мужчина отказался их перевозить, его схватили, бросили в подвал, жестоко избили. Закончилось это судебным приговором — шесть лет лишения свободы за распространение наркотиков. Если бы не смелость и упорство матери, Андрей до сих пор отбывал бы срок в российской тюрьме и никто из родственников об этом не догадывался бы. Ведь на все запросы и заявления в правоохранительные органы его маме приходили… извещения о смерти сына.

«Мне в тот момент было не до моральных сомнений. Нужно было спасать маму и возвращать кредит»

— По профессии я юрист, работал юридическим консультантом в известной киевской строительной фирме, — рассказывает Андрей, попросивший не указывать свою фамилию в газете. — В январе 2014 года я ушел на Майдан и оставался там до самого конца в составе «Правого сектора». Потом уехал добровольцем в зону АТО, попал в 54-й отдельный разведбатальон. На фронте был дважды сильно контужен. Первый раз в Мариуполе, второй — в Часовом Яру Донецкой области. В 2015 году пришлось лечь в госпиталь.

Сначала лечился в Киеве, потом — в Новограде-Волынском, по месту расположения батальона. И как раз в 2015 году заболела моя мама. Срочно нужны были деньги на ее лечение. Я взял 40 тысяч гривен в банке, хотел подписать контракт с ВСУ, но после своих контузий не прошел медкомиссию. В военкомате мне сказали подлечиться и приходить через год. Но кредит-то нужно было отдавать уже, а не через год! Вот я и стал искать работу. На Привокзальной площади в Киеве увидел наклеенное на стену объявление о том, что российской фирме требуются экспедиторы и курьеры по доставке мелкой бытовой техники. Зарплату предлагали отличную — 7 тысяч гривен в неделю.

— У вас не было моральных сомнений, ехать ли на заработки в страну, с которой вы воевали в АТО?

— Мне в тот момент было не до моральных сомнений. Нужно было спасать маму и возвращать кредит. Платили бы мне столько в Украине, конечно, устроился бы на работу здесь. В общем, я решил попробовать. Позвонил по указанному в объявлении телефону. Меня расспросили о возрасте (тогда мне было 38 лет), опыте работы, семейном положении. Потом я прошел собеседование в офисе компании на Позняках, отдал ксерокопии паспорта и идентификационного кода, заполнил анкету. Мне обещали перезвонить.

— Они очень хитро все продумали: сначала дали хорошую наживку, а потом пошли напролом, не давая возможности подумать, — говорит мама Андрея Вера. — То есть сперва объяснили, что работа действительно несложная, а зарплата очень хорошая. На такую, мол, высокооплачиваемую работу уже нет мест, бригады набраны. Пусть, мол, Андрей ждет — если в течение месяца вдруг появится вакансия, ему позвонят.

Не успел он расстроиться, что упустил хороший шанс, как ему таки позвонили. Сказали, что один человек внезапно передумал, освободилось место. Конечно, Андрей обрадовался, сразу же купил билет на поезд и уехал в Москву. То, что за работу курьера предлагают высокую зарплату, не казалось нам подозрительным. У нас вот соседи, например, ездили на заработки в Питер, привезли 80 тысяч гривен, строиться начали. Там вообще зарплаты выше, чем у нас, поэтому мы не удивились. Надеялись, что все будет хорошо.

В Белгороде я получил первый адрес, с которого должен был забрать посылку. Приехал туда — частный сектор, ничего не могу понять. Тогда мне по «Вайберу» скинули фото каких-то кустов, в которых была спрятана посылка. Сразу стало понятно, что никакую бытовую технику так не доставляют. Я связался с работодателем и сказал, что ни в какие кусты не полезу.

«Официально я раз за разом получала „похоронки“: извещения о том, что сына уже нет в живых»

— Сын позвонил мне поздно вечером и сказал: «Мама, это не работа, а полная ж… Возвращаюсь в Киев, там поговорим», — продолжает Вера. — После этого он пропал. Прошла неделя, Андрей не вернулся и не вышел на связь. Я поняла, что с ним стряслась беда. Обратилась в СБУ, МВД, Национальную полицию Украины, подала заявление на его розыск. Ходила, обивала пороги.

Устно мне говорили, что искать в России пропавших людей сейчас из-за войны трудно. А официально я раз за разом получала «похоронки»: извещения о том, что моего сына уже нет в живых. Так продолжалось четыре месяца. Я, конечно, «похоронкам» не верила, ведь ни обстоятельств смерти, ни тела мне никто не предъявлял. Я продолжала поиски, обращалась в консульство, к депутатам и прокурорам. Ни одно ведомство, ни одна структура мне не помогла и даже не попыталась. Неожиданно помог человек, к которому посоветовали обратиться частным образом. Я рассказала о своем горе, и уже на следующий день этот человек перезвонил: «Ваш сын в Белгороде, в следственном изоляторе».

— В СИЗО я попал не сразу, — объясняет Андрей. — А дело было так: когда отказался брать те подозрительные посылки, спрятанные в зарослях, и куда-то их везти, работодатель стал мне угрожать, говорил, что приедет и голову оторвет, что со своими родственниками я могу попрощаться. В конце концов сказал, что минимум одну посылку я должен доставить — в уплату долга за билеты и проживание.

Я нехотя согласился, чтобы от меня отстали. Меня направили по другому адресу, где коробка тоже лежала в зарослях. Не успел к ней подойти, как меня тут же скрутили люди в форме, по виду полицейские. Отвезли в какой-то темный подвал — без окон и света, без кровати. Я спал там на холодном полу, меня никуда не выпускали, вместо туалета поставили ведро. Иногда давали воду и какой-то бутерброд, чтобы не умер с голоду. Иногда в подвал спускались люди в штатском, подходили ко мне и сильно били, пытали. Выбили все передние зубы, сломали несколько ребер. Требовали, чтобы я вербовал своих знакомых работать на них. Я ушел в глухой отказ. А потом сообщили, что начался судебный процесс по моему делу, меня перевели в СИЗО.

На судебном заседании впервые услышал, что в коробке, которую я должен был взять из-под куста и куда-то перевезти, но не успел это сделать, были наркотики. И задержали меня, оказывается, сотрудники Федеральной службы России по контролю за оборотом наркотиков — за распространение наркотических веществ. Которых я, вообще-то, нигде не распространял и даже в глаза не видел.

Я пытался объяснить это на суде, рассказать, как все случилось, но меня никто не слушал. Адвоката дали бесплатного, положенного по закону. Она сказала: подписывай все, что они хотят, а то хуже будет. Меня приговорили к шести годам лишения свободы.

«Мы обращались в Верховную Раду, к президенту, генпрокурору, омбудсмену. Никто ничего не предпринимал…»

— Я была на всех судах, как только узнала, что сына держат в Белгородском изоляторе, — говорит Вера. — Познакомилась с начальником СИЗО. Он рассказал, что ежедневно к ним поступают десятки украинцев, многие из которых тоже попали в рабство. Было очевидно, что рабовладельцы, которые пытались заставить Андрея распространять наркотики, в прекрасных отношениях с местной полицией. Когда поняли, что мой сын проявил строптивость и не будет участвовать в этом «бизнесе», сразу сообщили «куда надо» и взяли Андрея на горячем в искусно расставленной ловушке. В СИЗО он провел два с половиной года, потом ему огласили приговор.

Но это меня не остановило. Все это время я продолжала за него бороться. Собрала группу людей, чьи родственники тоже попались в такие вот «мышеловки». Мы вместе создали общественную организацию «Всеукраинское объединение противодействия торговле людьми». Я три года была председателем этого объединения. Мы обращались в Верховную Раду, к президенту, генпрокурору, омбудсмену. О нашей беде в Украине знали все полномочные органы, но никто ничего не предпринимал. Потом 310 человек — потерпевшие по уголовным делам, возбужденным по торговле людьми, — собрали деньги и поехали в Париж на Парламентскую ассамблею Совета Европы. Это стало переломным моментом в нашей борьбе. Европейцы были в шоке. Ведь их депутаты в Украине уже пять лет, но слыхом не слыхивали о том, что огромное количество украинцев продолжает находиться в рабстве.

А между тем в нашем списке есть очень страшные истории, когда люди по 17 лет находятся в рабстве, искалеченные физически, раздавленные морально, без надежды на спасение. После того как мы подняли шум на международном уровне, дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Украина вынуждена была включиться в процесс освобождения, экстрадиции, поиска без вести пропавших людей, уехавших на заработки…

Спустя четыре года мы через суд добились экстрадиции Андрея. Он должен был продолжать отбывать наказание у себя на родине. Но здесь по «закону Савченко» его освободили. Теперь нужно еще сделать так, чтобы через суд с него сняли все обвинения в преступлении, которого он не совершал. Ведь даже после освобождения он находится под административным надзором. И ему нужно отчитываться в полиции, куда он едет, когда приезжает.

— За эти пять лет кредит вместе с процентами разросся до баснословной суммы, — вздыхает Андрей. — Сейчас мы должны банку уже не 40, а 800 тысяч гривен. Написал письмо в главное управление банка, надеюсь, что они пересмотрят наш долг, учитывая крайние обстоятельства.

Кроме того, мне придется судиться и с бывшей женой: пока я был в АТО, она незаконно выписала меня из нашей общей киевской квартиры, лишила меня родительских прав на нашего 16-летнего сына и вывезла его за границу. О ее афере с квартирой я узнал случайно, когда собирал документы, чтобы подписать контракт с ВСУ. Пришел в ЖЭК, попросил «форму 3», а мне заявили, что меня в той квартире больше нет.

— О состоянии здоровья сына я уже молчу, — добавляет Вера. — У него раньше были проблемы со зрением, а «заработки» в России добавили к этому травмы и выбитые зубы. Чтобы вставить новые, нужны деньги. Еще ему требуется психологическая реабилитация. Он старается держаться, нашел работу завхозом, пытается снова привыкнуть к нормальной жизни. Но проблемы есть. После изолятора, где подсудимые спят только при включенном свете, Андрей не дает мне выключить ночью свет. И таких проблем у нас — море. Мы рассказываем нашу историю не для того, чтобы поплакаться. А чтобы предостеречь других людей от таких вот «подработок», которые могут поломать всю жизнь."