"Я йшов на війну свідомо, навіть заповіт написав", - Володимир Жемчугов

Коли в розмовах про обмін заручниками терористів на Донбасі згадували прізвище Володимира Жемчугова, весь час говорили, що він тяжко хворий. Тому про нього заявляла українська сторона окремим рядком і в Мінську, і під час переговорів з європейськими партнерами. Але рідко коли офіційні особи визнавалися: волонтер Жемчугов - це та людина, яка за власним бажанням працювала на благо української держави, а важкі травми отримала при виконанні бойового завдання. Про це йдеться в продовженні інтерв'ю з Володимиром Жемчуговим, яке він дав виданню Главред, повідомляють Патріоти України. (Початок читатуте тут).

"Тем временем сам Владимир, несмотря на травмы и постоянный прессинг с "той" стороны не прекращал вести борьбу с оккупантами, которые пришли в Украину и в его дом. Он, в чем-то беспомощный и почти слепой, не только не сдал своих товарищей по партизанской борьбе, но и не отказался от своих взглядов. —

— Вы вспоминали, как в лицо сепаратистам и русским говорили, что они оккупанты. Что Вы еще успели за этот год рассказать людям на "той" стороне?

— Пришел как-то следователь и говорит: заканчивает уже следствие, на мне три диверсионных эпизода. Напоследок он решил спросить: "Владимир, вам было 44 года, когда вы решили вступить в эту борьбу. Не жалеете ли, сейчас бы отказались, зная, что произойдет все так?". Я ответил: "Вы, наверное, не знаете меня… Я бы пошел на это".

"А что ты им говорил на первом суде в Луганске?", — уточняет у него жена Елена Жемчугова.

— Тогда ребята, которые меня везли на суд, расспрашивали, переубеждали. Им или самим было интересно, или выполняли задание, потому что следователь МГБ ("министерство госбезопасности ЛНР", — Авт.) сидел рядом и все это слушал. Они мне говорили и о бандеровцах, и о Майдане, спрашивали за кого я воюю. Я все им объяснял: "Вы — глупые меркантильные людишки, пугаете меня всякими пытками, а я не боюсь, я осознано пошел на войну, понимая, что меня могут убить. Знаете, я же специально пошел к нотариусу, написал завещание, сделал все необходимые доверенности, и только после этого пошел на войну. Понимаете, как это было осознано?..

"Этого только я не понимала", — тихо говорит Елена, глядя в пол…

— Получается, жена о таком Вашем решении не знала?

— Завещания она не видела. О доверенностях на недвижимость знала.

"Володя мне объяснил, что часто ездит на ту территорию, мол, мало ли что с ним может произойти, — говорит Елена. — А я знала его характер, что он будет доказывать свои патриотические взгляды на каждом шагу, будет вести агитацию, поэтому решение его о доверенностях приняла".

— Почему решили требовать присутствия журналистов и проведения открытого судебного заседания этим летом?

— Сначала сам прокурор предложил. Но судья отказала. Я говорю: "Пусть придет народ, журналисты, послушают меня, надо, чтобы люди знали, что у вас тут происходит". Адвокат мой спросил, не боюсь ли, что меня народ порвет на куски? Я не боялся. Знаете, я в заложниках был 11 месяцев. И сколько бы со мной не проводилось бесед, допросов, как бы на меня не давили, не было ни одного случая, чтобы "та" сторона вышла из дискуссии победителем. Я же подготовлен! История — мое хобби с 1991 года, когда в Москве появился ГКЧП. В тот год в моей голове началось что-то переворачиваться, я стал избавляться от коммунистического пропагандизма, начал больше читать о сталинских репрессиях. Когда поехал на Кавказ, взялся за изучение конфликта в Абхазии, Северной Осетии. А потом я попал в очаг событий в Грузии, побывал под бомбежками, слушал очевидцев тех событий. И получив информацию, правдивую, из первых рук, мог общаться с этими "идеологами", которые ко мне то и дело приходили в Луганске. Один только раз мы поговорили на равных с оперативником луганской тюрьмы. Он на меня давил. Говорил, что сам воевал, был контужен, убивал украинских солдат. Теперь я у него спрашивал, как украинец мог убивать своих? Тот мне отвечал, что ненавидит нас, "бандеровцев". У нас была, так сказать, ничья, так как он был участником, давил на меня своими фактами. Оперативник говорил, что украинцы убивают мирных жителей. Я отвечал, что это война, а не медицинская операция, когда все четко и аккуратно — зона поражения от мины — 400 метров, то есть она может прилететь и в дома гражданских людей, пострадают невинные люди. В итоге следователь остался при своем мнении, а я при своем. Мне кажется, что все остальные выходили от меня и задумывались над тем, что я говорил.

— Как Вам кажется, люди на "той" стороне верят в то, что они делают и за что "борются"?

— Думаю, верят те, кто ни в чем не участвует. Это люди, обманутые советской идеологией. Кто чего-то добился, это те, кто искал материального улучшения жизни. Потому что Донбасс — это депрессивный регион. В советское время там было много шахт и военных заводов. Только у нас в Красном Луче два громадных градообразующих завода — "Красный Луч" и "Стандарт". В Антраците было три военных завода, в Краснодоне — один. И все они закрылись. Люди остались без работы. Параллельно закрывали шахты. Толпа людей очутилась на улице. И большинство из них были переселенцы из России. В свое время они приехали в Луганскую область на заработки, им сразу давали квартиру, хорошие зарплаты. Но корни-то их остались в России. Вот поэтому сейчас люди говорят: в России пенсии, зарплаты больше. Я пытался им сказать, что да, пенсия больше, но на нее в России можно купить меньше продуктов, чем в Украине. Бензин и газ там не такие дорогие, а все остальное же дешевле у нас, поэтому нельзя говорить, что в России лучше живут. Я сам ездил по России и видел, что хорошо живут только в Москве, Питере, Тюмени… Отъезжаешь сто километров от Москвы, там нет газа, стоят деревянные дома, кизяками печки топят!

— Так чего хотят по ту сторону конфликта?

— За время становления "самостійної та незалежної України" всем было параллельно, что происходит на Донбассе. А он и так был депрессивным регионом, там проблем было в два раза больше, чем у людей, скажем, в центре Украины. Страна жила подъемами и спадами. Можно смотреть по курсу доллара — с 1,5 гривны он вырос до 8-ми. Свои же грабили Украину — власть, олигархи. Проходили предательские выборы, депутаты постоянно обманывали. Взять хотя бы нашего депутата из Красного Луча — Александра Ржавского. Все знали, какой он аферист — после избрания "кинул" краснолучан и на деньги. Но все равно на него возлагались надежды. И его предательство было последней каплей — во власть перестали верить. На этом фоне казалось, что Россия поднимается. А тут еще со всех сторон было слышно, что совсем рядом наши братья и сестры, и как хорошо быть нам с Россией. Помните фильм "Свадьба в Малиновке"? Так вот на Донбассе, да и в других регионах, такая ситуация — никто не верит власти. Я спрашивал, неужели люди не видят, что пришли российские войска? И слышал в ответ: мне все равно — красные пришли, белые, лишь бы мою хату не трогали и картошку на огороде не воровали. Хоть китайцы пусть придут, и пенсию платят юанями…

— Как Украина может вернуть регион?

— Сейчас сложно сказать. Люди хотят в Украину — они посмотрели, что тяжело, дорого жить сейчас. Там цены даже не такие, как в Украине или России, а на порядок выше. При этом люди понимают, что Россия просто так Донбасс не отдаст. Она каждый день все больше тратит на армию. Все же ездят в Россию, видят, что на границе стоят палаточные военные городки, проводятся учения, в полях танки. Очевидно, что на Путина не найдены рычаги давления, и в случае чего будет только война. А войны уже никто не хочет. Люди побывали под бомбежками, родные, знакомые погибли. Поэтому придется жить в этой "серой зоне".

— Когда Вы стали патриотом Украины?

— В 1991-м. Когда я служил, общался с офицерами, слышал, о чем они разговаривают, видел, как бросают партбилеты. Стало появляться больше информации о советских временах. И я был просто поражен, как 70 лет дурачили народ. С детства очень больно реагировал на предательство. Верил в коммунистическую партию, хотел служить в Афганистане. Думал, что на Западе капиталисты, которые давят рабочий класс, там люди мучаются, страдают, в то время как у нас тут хорошая жизнь. Каким прозрением для меня было узнать, что все наоборот. И я увлекся советской историей. Просто не хотел, чтобы мне уже вешали лапшу на уши, стремился во всем разбираться сам и иметь свое мнение. Потом я попал на Кавказ, а затем в войну и под бомбежки, стал уже участником событий. Мы просыпались в пять утра в Тбилиси, соседи уже увезли своих детей, пришли к нам и спрашивают: "Владимир, вы не уезжаете?". Я ответил, что нет. "Как же так, придут же русские, а вы из Украины, вдруг и Вас арестуют…", — продолжали они. Уже готовились к арестам. "Мы скажем, что Вы русский, у вас же русская фамилия, скажем, что вас заставили сюда приехать, может, вас не тронут", — говорили мне. В пять утра прилетал российский бомбардировщик и бомбил какую-то вышку или военную часть на окраине Тбилиси. Все только ждали, когда перейдут в жилые кварталы.

— Вы видели, на что способны русские?

— А знаете, Вам надо побывать на Кавказе, чтобы его понять… Там при знакомстве обязательно надо представиться. Я говорил, что моя фамилия Жемчугов. Они воспринимали меня как русского, хотя я все время повторял, что из Украины. И тут Россия нападает. Война. Русские убивают грузин. И на меня стали коситься. Я же блондинистый. На базар пойдешь — смотрят, едешь за рулем — заглядывают, пальцами тыкают. Потом с фронта пришли в Тбилиси гробы с грузинскими солдатами. В больницах мирные жители, попавшие под бомбежки. Боль, эмоции. Мне говорили: "Вы тут со своей Россией!".

Когда 22-го августа (2008 года, — Авт.) из Гори вышли российские войска, я сел в машину и поехал своими глазами на все посмотреть, правда ли то, что показывали журналисты. И я увидел, что русские, действительно, бомбили дома мирного населения… Тогда я стал еще больше читать. Нашел, что в 1993-м во время второго штурма Грозного, российская армия уничтожила 26 тысяч мирных жителей — погибли и чеченцы, и ингуши, и русские. Посмотрел кадры, как людей хоронили без гробов. И я понял, что Россия — страшная страна. Как была царская, так и осталась. Я начал вспоминать, как в 1991-м году офицеры говорили о том, что нужно бросить солдат в гущу событий во время ГКЧП, другие не соглашались: "Нет войны, а солдаты будут погибать!?", и кто-то сказал: "В России народа как грязи!". И мне вспомнились эти слова, понял, что народ в России никто не ценит. Я читал, как под Сталинградом немцы меняли в дзотах пулеметчиков каждые десять дней, потому что советская армия просто заваливала их трупами своих солдат — психика не выдерживала, люди сходили с ума от количества убитых ими советских воинов. Русскому человеку жизнь не важна. Водку дешевле — это он может. И рассказать какую-то бредовую русскую идею. Мол, вот тебе водка, идея, и сиди себе в дерьме в тех деревянных домах. А в Европу — нельзя, там геи. А они ездить могут: у Лаврова дочь живет в США, у Путина — в Голландии. Я поражаюсь, как люди в это все верят! Забили им головы!

Меня спрашивают: ты — местный житель, шахтер, как ты пошел против нас? А я не пошел против них. Я пошел против российской оккупации. Это первое. И второе — я за интеграцию в Евросоюз. Я за евростандарты в медицине, промышленности, полиции, обороне, суде… Они не позволят появляться Гитлеру, Сталину, Путину… Я вижу, как работают евростандарты. Зачем нам выдумывать велосипед. Нам просто надо брать и делать. Как Саакашвили в Грузии. Конечно, он не все сделал по-европейски, что-то хитро оставил для себя, все-таки любят грузины управлять вручную… Но многое приблизил к евростандартам. И я пользовался этим в медицине, таможне, налоговом законодательстве… А мне в Луганске говорят: посмотри как Путин, как Лукашенко правильно работают… Лучше смотреть на Грузию. Грузины — непростой народ, с ними во время застолья чудесно, но заставить их работать так сложно. Саакашвили смог это сделать. Да, жестко иногда, но сделал.

— Почему Вас, больного человека, перевели все-таки в СИЗО из больницы, кто-то должен же был ухаживать?

— Они хотели, чтобы я сдался. И больница уже отказывалась от меня. Накануне перевода в мае этого года пытались пряником меня взять, мол, давай отвезем тебя в Москву, там очень хороший институт глаз, мы восстановим тебе зрение, всех твоих родных перевезешь в Луганск, мы гарантируем безопасность, но ты всех своих должен сдать. Я уже ничего не стал говорить, а просто ответил, что доктор сказал, что зрение мне уже невозможно восстановить, а всё, что хотел, то уже сказал. Потом пришли с кнутом. Говорили, если я не сдаю, кто командир партизанского отряда, его численность, адреса, пароли, явки, телефоны, то посадят меня в тюрьму к уголовникам: "Ты знаешь, что такое луганская тюрьма, еще советская. Там туберкулез, волчанка, гепатит, вши… Не боишься?". Я ответил: "Люди везде живут, сажайте, но я на колени не встану". Все они закрыли дело, отвезли в суд и в СИЗО.

Вроде как в санчасть. Но это та же тюрьма, только камера на троих. Очень маленькая. В ней трое нар, стол, лавка, умывальник и туалет. Ходить негде. От стола до двери — три шага. Рядом ополченцы, казаки, которые были под донецким аэропортом из подразделения "Сомали". Кто-то был в Дебальцево, служил у "Бати", "Бабая". Было пять человек тех, кто воевал и убивал украинских солдат. Им давали сигареты, чай, чтобы они за мной ухаживали. Не все выдерживали. Хотя с некоторыми я общий язык нашел. Но все равно пребывание в этой грязной и вонючей тюрьме давали о себе знать…

Через две недели приехал адвокат, МГБшный. Они уже думали, что тюрьма меня сломает, ведь к уголовникам посадили. Адвокат называл меня на "ты", грубо разговаривал, думал, что я буду проситься: "Заберите меня отсюда, я все расскажу, покажу". Но я промолчал, принял для себя решение: буду сидеть.

— Когда Вы узнали, что Вас должны освободить?

— Разговоры об обмене шли долгое время. И где-то после мая месяца я потерял надежду. Уже говорили о суде, "прокурор" просил мне 22 года. Я понял, что надо готовиться к тюрьме, что там я буду сидеть долго…

Но меня освободили 17 сентября. А за день до этого поздно вечером пришел начальник санчасти и сказал моим сокамерникам, что меня надо вымыть, побрить, постирать мою одежду, чтобы на завтра я был во всем чистом. Он лично контролировал все. Я думал, что это провокация, очередной шаг давления, я же выжил в тюрьме. И когда уже меня повезли, приехали журналисты, этот придурок Грэм (скандальный пропагандист кремлевского канала Russia Today, британец Грэм Филлипс. — Ред.), я задумался, может, реально будут менять. Но пока я не услышал голос Лены, я не верил, что меня обменяют. Она подошла и обняла, тогда я утвердился в мысли.

— Что думаете делать в будущем?

— Мне предстоит длительное лечение. Обещают, что зрение возможно восстановить. Но ситуация тяжелая, усугубило то, что длительное время меня не лечили. Сейчас стараются все максимально помочь…

У Владимира появляются слезы. Лена, встречающая гостей, заходит в палату и как ребенка успокаивает Володю: "Я здесь, солнце!". "Когда о здоровье начинаем говорить, Володя расстраивается. Потому что все время был очень активен", — поясняет она, говорит, что все будет хорошо и просит Владимира улыбнуться.

Для помощи Владимиру Жемчугову существует банковская карточка с номером 5351 4527 0048 3289 на имя Жемчугова Владимира Павловича.