"Коли я відкрив кришку БТРа і побачив непритомного Сергія, я завив. Запах горілого людського тіла не забуду ніколи", - доброволець Олександр Литвин

46-річний Олександр Литвин, якого в десантному батальйоні називають дядьком Сашком, пішов воювати добровольцем, приховавши свою інвалідність. Історію українського захисника розповідають Патріоти України, цитуючи статтю Цензор.НЕТ:

"То, что в украинском десанте служат американцы, чистая правда, – не раз доводилось мне слышать от бойцов. – "Майк", полный рыцарь ордена Богдана Хмельницкого, заместитель комбрига 79-й бригады Максим Миргородский, как две капли воды похож на Джейсона Стетхема, а дядя Саша из 95-й бригады – копия Вин Дизеля". Бойцы и правда могут быть двойниками голливудских знаменитостей. Но если те отстаивали правду на экране, выполняя постановочные трюки, то эти совершали невероятные подвиги во время самых настоящих боевых действий на востоке нашей страны.

Во время интервью Александр Литвин подробно нарисовал схему боя, в который он попал в окрестностях Донецкого аэропорта в октябре 2014 года.

…В начале октября 2014-го наш 2-й батальон 95-й бригады вошел в Пески. Тогда же ночью Дима Макаров, позывной Дерзкий, в составе группы поехал в аэропорт, где ему пришлось взять на себя командование. А утром следующего дня Павел Иванович Розлач (Медведь) - командир роты, в которой я служил помощником гранатометчика, созвал всех сержантов. И меня, старшего солдата, чему я сильно удивился. Он и Анатолий Козел, позывной Купол, объяснили, что в стороне от взлетной полосы есть самая высшая точка над аэропортом. Если занять эту стратегическую позицию, можно будет обеспечивать прикрытие нашей техники и уничтожать вражескую. Со слов бойцов "Правого сектора" с этой высоты сепары ушли, и она ничейная. Они гарантировали обеспечить нам проезд, помочь разминировать позиции, так как накануне были на этой высоте. Нашей задачей было любой ценой обеспечить прикрытие передвижения нашей техники по взлетной полосе в аэропорт, а для этого нужно было занять высоту, организовать огневые позиции, "секреты", оборону подходов к высоте. Старшим операции назначили меня...

Мы взяли максимальное количество боеприпасов. Я получил карту 60-го года, на которой кроме высоты и обозначения аэропорта не было ни дорог, ни подъездов. Все давно изменилось... На посту артиллериста "Цунами"формировалась колонна для выполнения боевой задачи. Здесь к нам подсели разведчики "Правого сектора", а танки 93-й бригады должны были прикрывать наше передвижение, идя вместе с нами. И тут выяснилось, что у "правосеков" произошла ротация, и вновь прибывшие, севшие к нам на БТР, не знают дороги. Не знают ее и танкисты... Изучая местность, понимал, что "зеленка" вплотную подходила к высоте. И нас там могут ждать засады...

Принимаю решение головным БТРом на максимальной скорости проводить разведку боем. Едем. Первую "зеленку" прошли нормально. Поля за ней были изрешечены воронками. Проходим вторую "зеленку". Нормально. Но третья, смотрю – густая-густая. И непонятно, куда же идти. В посадке вижу просвет. За ним должна находиться дорога, которая выведет на высоту. Наш БТР рванул вперед по полю и когда мы уже были в пятидесяти метрах от просвета, по нам открыли шквальный огонь с двух сторон из стрелкового оружия и гранатометов.

Первое попадание из РПГ пришлось в боекомплект на броне БТРа. Башню сорвало с подшипников... Позже, изучая машину, увидел, что броню аж прогнуло. Двоих бойцов "Правого сектора" взрывной волной сбросило на поле. Третий спрыгнул с брони сам, чтобы подобрать пацанов... Следующая граната пришлась в центр БТРа и прожгла броню насквозь. Внутри – зарево. Взрывной волной с меня сорвало все, что висело на бронежилете: и штык-нож, закрепленный пластиковыми зажимами, и автоматные магазины, гранаты, рации, все послетало. От этого второго выстрела БТР загорелся еще и снаружи...

Наша тактика "разведка боем" выявила врага. Это позволило остальной колонне подготовиться к бою. Мы на скорости проскочили засаду, ведя ответный огонь со всего, что у нас было, и выскочили на трассу. Четко видел, как у меня над головой разорвались две гранаты. Уже демобилизовавшись и приехав в Киев, вытаскивая переднюю бронепластину из тканевого жилета, нашел в ней сплющенную пулю... Пулеметчик "Правого сектора", который находился на броне, положил человек восемь сепаров. И тут я слышу крик водителя. Опускаю глаза внутрь БТРа и вижу лежащего между нами сержанта роты Сергея Сидлецкого, вижу его открытые, но уже неживые глаза... Он упал между мной и водителем... Мы проскочили засаду и остановились. Нужно было потушить огонь. Бойцы "Правого сектора" заняли круговую оборону.

Внутри БТРа был сплошной дым. Я открыл правую апарель – боковую дверь и увидел сидящего Серегу Блюда. Он был без сознания и хрипел. Из-под каски лилась кровь. Я завыл в голос! Как чувствовал, что Сереге не нужно было ехать на задание накануне дня рождения... Стопор бронелюка, в котором стоял Серега, сорвало взрывом боекомплекта. Люк, словно паровой молот, пробил Сереге голову. Если б не израильская каска, привезенная волонтерами, – погиб бы моментально.

Я вытащил Блюда из БТРа, снял с него каску. Кровь пульсировала прямо из темени. Главное, он дышал. Я схватил перевязочный пакет, перемотал голову. Оставалось затащить Серегу в БТР и можно было уезжать. Но он, обмякший, выскальзывал. На нем же бронежилет, боекомплект... Я никак не мог его затащить. И никто не мог помочь – продолжался бой. Это был кошмар. Запах горелого человеческого тела никогда не забуду. Сережа Сидлецкий загорался четыре раза... Вроде залили, погасили, но тут снова вспыхивает пламя... А у Сереги, которого держу под мышки, руки поднимаются – и я не могу его удержать. Такое бессилие накатило. Я сгруппировался, схватил Серегу за ремень брюк и со звериным криком рывком положил его на себя и спиной лег в БТР. Повязка с головы сползла, мой бронежилет весь в крови Сереги. Сделал паузу, и посадил бойца на сиденье, закинул его ноги внутрь, чтобы можно было закрыть люк. Собрал бойцов и спросил: как будем уходить?

Решили ехать не к своим, чтобы не попасть под их же огонь, а в объезд поля, где шел бой. Для этого пришлось пересечь трассу, разбив отбойник и проломить дорогу в посадке. Уходили, поливая огнем всю зеленку, находясь в полной боевой готовности на броне. Когда мы выехали на соседнее поле, увидели, что недалеко разгружается автобус с сепарами, которых вызвали по наши души... А у нас – погибший, тяжело раненый, заклиненная башня, нерабочие пулеметы. Вступать в бой было бессмысленно. Хорошо, БТР не подвел. Мы выскочили на соседнее поле. И – сели на пузо в речку. Причем в зоне видимости врага. Только камыши нас немного прикрывали.

По рации удалось выйти на "Майка". Объяснил ситуацию и буквально сразу со мной на связь вышел Валерий Логинов, позывной "Аскольд". Я ему отказался сообщить наши координаты в эфире. Попросил трассирующими патронами обозначить себя, ведь уже стемнело. По ним и корректировал, куда ехать. "Аскольд" выскочил прямо на нас... Но вытащить из болота не смог. Тоже сел... На подмогу пришел танк. И в этой всей кутерьме Серега Блюд приходит в сознание, открывает глаза! Правда, сразу же снова отключается. У меня как будто второе дыхание открылось. Нужно было использовать шанс и довезти Серегу до врачей, чтоб его спасли!

Как только танк выдернул нашу машину и мы уехали, в то болотце прилетели мины. Сепарам не хватило пары минут, чтобы нас там разбомбить.

Через полтора месяца ту высоту все же взяли, выбив артиллерией всех сепаров. Но, анализируя бой, понимаю: нам там устроили ловушку. Показательно уйдя с позиций, враг устроил несколько засад. И если бы мы повернули чуть раньше направо, а не налево, как в итоге мы пошли, колонну сожгли бы полностью. Там был мощный укрепрайон, построенный по всем правилам военной науки. А то, что с нами воевали не местные сепаратисты, а российские военные, говорит то, что по нам стреляли из "Мух", которые выпускают только в соседней стране...

Это видео записали бойцы "Правого сектора" после того, как наша артиллерия выбила врагов с высоты. Только тогда удалось найти тела погибших 5 октября двух добровольцев. Валяющаяся на земле седушка – та, на которой обычно сидел дядя Саша. На этот раз на ней был боец "Правого сектора"

В Песках Серегу Блюда забрала "госпитальер" Яна Зинкевич. У меня чуть сердце не остановилось, когда я увидел, как она заворачивает его в фольгу. Думал, все, погиб... Но мне объяснили, что это необходимо для его спасения. Затем мы все простились с Сергеем Сидлецким. Спрыгнувшего за своими ребятами бойца "Правого сектора" я встретил аж через год. Это Павел (Удав). После того боя в нем обнаружили восемь дырок. Ему тоже понадобилась помощь врачей. Но на третий день лечения он сбежал из больнички на фронт. Больше в том бою никто серьезно не пострадал и не погиб.

Сергею Сидлецкему(Гризли), погибшему в бою 5 октября 2014 года, было 29 лет. В Бердичеве, родном городе бойца, на доме, где он жил, установлена памятная доска

Ни у кого из нас не было никаких сведений о родных Сереги Блюда. Я попросил своих знакомых из Киева поискать по справочным его брата. Надеялся, что с такой редкой фамилией в Житомире не так уж и много людей. Так и оказалось. На следующий день мне перезвонил брат Сереги. Он сказал, что Блюд в "Мечке" в Днепре. И что врачи сказали: будет жить. После этого разговора мы обнялись с бойцом нашего подразделения Сергеем Белоусом, позывной Гранд, и, не скрывая слез, плакали... Для меня так важно было, чтобы Блюд выжил! Он – простой пацанчик из села. Служил гранатометчиком, а я его помощником. Кроме того, Серега отвечал за довольствие нашего экипажа. И у него в БТРе всегда были заначки сигарет, чего-то вкусного. Он очень хорошо готовил. Никогда не ныл, если просили накормить всю роту. Но для меня самым памятным стал один эпизод. Как-то будит меня Блюд и протягивает бутерброд: "На, Дядя Саша, поешь. Делал себе бутерброд и тебе приготовил". Вот этот бутерброд был самым вкусным в моей жизни. Такая забота друг о друге на войне – самое главное. Однажды друзья прислали мне нательное белье. И футболка из комплекта уж очень приглянулась Блюду. Я ее и отдал. В день ранения она была на Сереге. В больнице ее разрезали. Так он потом еще долго по этому поводу расстраивался.

Когда я приехал в Киев, Серегу уже перевели на лечение в военный госпиталь столицы. Конечно же, я поехал его проведать. И долго не решался войти в палату. Меня трусило, подкашивались ноги, ужасно волновался. Открываю дверь. Серега сидит на кровати. Мы обнялись, долго так стояли, и я ему говорил: "Серега, прости меня, что не уберег", а он повторял: "Спасибо, что не бросили, спасибо"... Бой Серега не помнит. Но в остальном его память не пострадала. Удивительно, если учесть, насколько страшным у него было ранение... В черепе осталась дырка размером 6 на 9 сантиметров. Окровавленную каску Сереги я закопал в Песках.

В киевском госпитале дядя Саша (крайний слева) проведал не только спасенного им Сергея Блюда (второй слева), но и своего давнего друга Тараса Ткалича, который был ранен в одной из засад

Несмотря на то, что в БТР попали две гранаты, броня была погнута и горела, он оставался на ходу. Мотор не пострадал. На следующий день после боя я с экипажем обошел все дома в Песках, собрали моющие средства и отмыли нашу машину. Вылизали, вымыли ее от крови. Такой чистой она, наверное, никогда не была.

Та самая бронепластина дяди Саши, в которую попала пуля

Через пару часов после мойки БТРа к нам приехал конвой с провизией и боеприпасами. Как только колонна остановилась перед нашими позициями в Песках, начался жесткий обстрел. И мина попала прямо в наш "раненый" вымытый БТР. Тогда же погиб Артур Силко, осколок залетел ему под бронежилет. У него осталась молодая жена и годовалый ребенок... Ранения получил один боец. Еще одна мина легла прямиком в окоп, где я за день до этого прятался. Лежал в нем и думал: какая вероятность того, что снаряд может попасть сюда? Очень жалко было погибший БТР. Он ни разу нас не подвел. На его борту был номер 420. И отличали его две антенны для раций, ведь он был командирским.

Снимок сделан в день, когда в "выживший" и вымытый БТР попала мина. Это именно он горит

Через день, когда понадобились добровольцы для усиления обороны аэропорта, я вызвался туда ехать. Причем мне ротный не предложил этого. Я даже обиделся на Павла Ивановича. Уже старший группы подошел ко мне: "Дядя Саша, поедешь со мной?" В озеро в Песках в тот день прилетела мина и "наглушила" рыбы. Мы приготовили уху и взяли ее с собой пацанам в аэропорт. Перед выездом поздно ночью я позвонил друзьям, попрощался с ними на всякий пожарный и попросил позаботиться о дочери, если вдруг что...

В аэропорт шла колонна из шести БТРов и трех танков. Ночь была тихой-тихой. Только танчики жужжали. Наш БТР тащил за собой тракторный прицеп, загруженный мешками с землей – для создания позиций в порту. Внезапно БТР попал в яму, остановился и заглох. Как позже выяснилось, в прицепе оторвалась задняя ось, и у БТРа не хватало сил тащить прицеп за собой. Танк, который ехал следом, объехал нас и ушел. Водитель завел машину, но тронуться не смог. По рации мы сообщили Майку: "Стоим на взлетке". "Поздравляю", – только и смог он сказать. Все же водителю удалось завести машину и очень медленно дотянуть до терминала. При подходе к месту выгрузки в терминале начался шквальный огонь...

Донецкий аэропорт запомнился мне своим холодом. Согреться было невозможно. Терминал же построили из стекла, алюминия и гипсокартона. Когда по нему работала артиллерия, он раскачивался из стороны в сторону. Самыми защищенными местами были бетонные лифтовые шахты. Возле одной такой я и устроился спать. Но скоро об этом пожалел. Там был такой сквозняк, что меня начала дрожь бить. Особо прятаться смысла не было – пули рикошетили от стен куда угодно.

Мы приехали ночью, а днем я почувствовал жуткую боль. О себе дал знать камень в моей единственной почке. О том, что у меня такая врожденная аномалия, я узнал только в 25 лет. Это случайно обнаружилось, когда начались проблемы с мочеточником. А в 35 лет мне сделали сложнейшую пластическую операцию с расширением мочеточника. Во время этой операции удалили два камня – сантиметровый и пятимиллиметровый. Когда я решил пойти воевать, тщательно подготовился к медкомиссии. У меня же шрам на пол тела. Поэтому я позагорал на пляже, чтоб он не был таким заметным. И вдел в шорты советский довоенный ремень с пряжкой, на которой вырезана звезда. И когда меня попросили снять рубашку, хирург и глава комиссии стали расспрашивать меня об этом раритетном ремне. Так хитростью мне удалось скрыть инвалидность, мой маневр удался.

25 июня нас отправили в Довгенькое, где находился штаб АТО. Нас постоянно куда-то посылали. Иногда даже времени не было передохнуть. 2 августа, в день ВДВ, у нас было три боевых задания. Мои родные не знали, что я уехал на войну. Говорил им, что получил повестку и нахожусь на полигоне. Даже вернувшись с войны, не мог сказать отцу, что воевал. Но однажды давал интервью телевидению про Донецкий аэропорт. Соседи увидели сюжет и рассказали об этом родителям. Отец тут же мне позвонил: "Ты – брехун!"

Мне повезло. Я ездил с конвоями, которые водил ротный Павел Иванович. А он руководствовался не только приказами и данными карт, а еще и интуицией, поэтому мы в засады не попадали. Было такое, что разбили лагерь не в указанной точке, а в стороне, а через несколько часов то место накрыли из "Градов". А в Песках, когда мы для роты выбрали шикарный дом с отличной мебелью, Павел Иванович огляделся и сказал: "Немедленно уходим отсюда. Все стены насквозь прострелены. Они "бумажные", а не кирпичные".

Еще яркий эпизод, который часто вспоминаю... Как-то вечером сидели у костра, разговаривали. И меня расспрашивали: "Дядя Саша, в тебе машина є? – Є, раритетный "Мерседес" с откидным верхом. – А хата? – Да, квартира на 21-м этаже с видом на Киев. – А тьолка є? – Да, 23 года, – и показал ее фотографию. "Тю, так шо ти тут робиш?"- удивились хлопцы.

5 сентября, когда мы выходили из Гранитного, я промерз и заболел бронхитом, который перенес на ногах. А холод для моей единственной почки очень опасен. И когда мои легкие прослушивал врач Сергей Архангельский, позывной Наркоз, он спросил меня о шраме. Ему я во всем сознался, но попросил никому об этом не говорить. Он предупредил обо мне своего помощника Феликса, который находился вместе с ребятами в аэропорту. Когда я к нему пришел, он сразу все понял: я был черный от боли. Кто через подобное проходил, меня поймет. Феликс позвонил Наркозу и по его инструкциям сделал мне обезболивающий "коктейль". После него я был, как зомби. Из Песок вызвали БТР за двумя ранеными бойцами: у одного осколками была повреждена рука, у второго челюсть. С ними отправили и меня. БТР уезжал под шквальным огнем, по нему стреляли трассирующими патронами... В тот момент думал только об одном: скорей бы меня уже вальнуло...

Меня доставили в больницу Красноармейска. В больнице к раненым относились отвратительно. Когда я спросил, где можно вымыть руки, мне по-хамски ответили: "После того, как вы заняли город, воду отключили". Тут помочь ничем не смогли и меня с ранеными перевезли в Димитров. Чтобы увидеть, где находится камень, нужно специальное оборудование. Врачи понимали: если он заблокирует мочеточник, я умру от разрыва почки. И тем не менее потребовали: заплати за УЗИ полторы тысячи гривен. Но у меня же не было с собой денег. На это мне ответили: "Скажи спасибо, что до утра койку тебе выделим". Меня покормила медсестра едой, которую взяла себе на сутки. Увидев все это безобразие, я позвонил знакомым и попросил меня забрать на "Славкурорт", где располагалось подразделение. Так как подобные ситуации у меня уже были, я знал, как действовать. У разведчиков принял горячий душ, укутался, выпил стакан домашнего вина, наелся но-шпы, приготовил обезболивающее на всякий случай и в четыре утра камень с кровью вышел.

Несмотря на то, что я готов был вернуться в строй, Павел Иванович категорически сказал: "Дядя Саша, ты свое отвоевал!" Уволили меня быстро – теперь же я свой шрам и инвалидность не скрывал. На ВЛК на истории болезни написали жирными буквами: "Звільнити негайно”. И мне было ужасно обидно, когда в декабре батальон возвращался в Житомир, а я не ехал на броне вместе с побратимами, а стоял среди встречающих. Казалось, сделал не все, что должен был.

Сейчас по мере сил помогаю армии. Причем не только своему подразделению, но и другим, где служат знакомые мне ребята. В стороне находиться не могу. Иногда езжу к бойцам и на полигоны, и в зону АТО.

Войну забыть не могу. Два года практически не сплю. Мне категорически нельзя смотреть перед сном видео с передовой. Не думал, что так тяжело будет все забыть. "Срочку" я служил в Тульской дивизии, дважды участвовал в параде на Красной площади в Москве. Первые пленные, которые якобы заблудились в Украине, были именно из моего полка. Во время службы у меня было четыре боевых командировки. Был в Азербайджане и Грузии, когда там подавляли бунты. Нас не предупреждали о том, куда нас везут, но мы догадывались, получая боевые патроны... Но сравнивать тот боевой опыт и нынешнюю войну в Украине – невозможно.

Когда началась война, я сразу решил идти в вооруженные силы, потому что армия – это субординация и дисциплина. И оказался прав. С ребятами, которые в большинстве своем годятся мне в сыновья, мы стали родными. Наша рота - это была команда, готовая выполнить любую боевую задачу. Авторитет ротного был настолько велик, что для каждого важно было не облажаться в его глазах. Был один случай, который меня восхитил. Мы находились на Славкурорте, жили в палатках. И как-то метрах в пятистах от нас вроде как завязался бой. Без приказа, без лишних слов вся рота поднялась, экипировалась, водители завели БТРы и бойцы запрыгнули на броню. Когда примчался Павел Иванович, который был на совещании у командира, он увидел полностью готовых бойцов. Это было здорово!

Для меня очень важно, что Серега Блюд жив. Что он практически восстановился и вернулся к нормальной жизни. После всего, что мы пережили вместе, я желаю ему только самого лучшего.

Сергей Блюд на рыбалке.