Пристрасті по Чапаєву: Анку-кулеметницю насправді звали Марія Попова. Вона була розвідницею і працювала в берлінській резидентурі, - Сергій Куліда

Книга українського журналіста Сергія Куліди "Червоні шпигуни" була видана в кінці 2015 року. Автор досліджував історію розвідки і контррозвідки і виявив темні плями в біографії відомих художників, письменників, акторів, які стали за власним бажанням або з волі випадку шпигунами. Серед них виявилися поет Микола Гумільов і балерина Анна Павлова, які працювали на розвідку Російської імперії. Агентом ВЧК була вбита в Одесі зірка німого кіно актриса Віра Холодна. Також в книзі представлені історії життя людей, які стали прототипами відомих літературних і кінематографічних героїв. Сьогоднішня розповідь - про Марію Попову, чий образ ліг в основу портрета Анки-пелеметчіци, героїні роману Дмитра Фурманова "Чапаєв". Патріоти України публікують деякі глави книги з посиланням на Гордон.

Под именем Анки-пулеметчицы

Эта женщина – плоть от плоти советского государства. Недаром ее судьба – это история всего Советского Союза. Правда, в несколько утрированной, если хотите, форме. В ее жизни были Гражданская и Великая Отечественная, бесшабашный героизм, всеобщая любовь, слава и унижение, а затем и забвение… И все же именно она навсегда останется в памяти людей… В гениальном без преувеличения фильме и в пусть довольно пошлых, но совсем незлобных и простодушных анекдотах о Василии Ивановиче, Петьке и Анке…

Шаги в историю

Село Вязовый Гай в Самарской губернии (ныне Чапаевский район Самарской области) было, если можно так сказать, "типовым" для российской глубинки конца XIX – начала XX века. Дмитрий Фурманов, описывая в романе "Чапаев" некий заштатный Алексадров Гай, отмечал, что он "мало чем отличается от других "гаев"… да, пожалуй, и всех… селений, близко похожих одно на другое: село разбросанное, просторное, в центре грязное, на окраинах непролазное".

В этом захолустье, в нищей халупе Андрея Попова в 1896 году родилась девочка, которую нарекли Марией, в просторечье – Марьей. Едва дочка преодолела "нежный" возраст, тятя сосватал ей жениха. Таким образом решив проблему "лишнего рта": пусть теперь о Марье муж думает… Но семейное "счастье" дочери длилось недолго. Супруг внезапно заболел и также скоропостижно скончался. На похоронах молодая вдова, несколько ошалев от такой жизненной метаморфозы, по свидетельству очевидцев, не знала, как себя вести. То ли горевать, голосить и рвать на себе волосы, как велит народная традиция, то ли – втихаря радоваться от сознания свалившейся свободы от опостылевшей готовки, стирки и прочей семейной тягомотины. В общем, Мария вела себя настолько индифирентно, что сельские бабы негодующе заметили ей: "Ты, девка, хоть глаза луком натри, что ли…"

Поставив крест на могиле супруга и поклонившись на все четыре стороны, отправилась Мария в "большую жизнь". Поначалу – батрачила у местного "мироеда", а затем устроилась нянечкой в земскую Плешанскую больницу. Но перспектива убирать кровищу и, простите, дерьмо за больными Марию не привлекала. И подалась она в пролетарии – на трубочный завод, где и услыхала осенью 1917 года известие из Питера о какой-то там революции…

Почти через год, в июле 1918 года, молодая советская власть кинула несколько истерический клич, более напоминавший SOS терпящего крах корабля в открытом океане – "Все на защиту революции!". Девушка всем своим наивным сердцем откликнулась на призыв вождей "пролетарского бунта" и вступила в ряды Красной гвардии. "Эти новые "солдаты", – писал Дмитрий Фурманов, – как-то смешны и неловкостью, и наивностью: многие только впервые одели солдатскую шинель; сидит она нескладно, кругом топорщится, подымается, как тесто в квашне. Но что ж до того – это хлопцам не мешает оставаться бравыми ребятами!.. С гордостью, любовью, с раскрытым восторгом смотрела на них и говорила о них могутная черная рабочая толпа.

– Научаться, браток, научаться… На фронт приедут – там живо сенькину мать куснут…"

Мария участвовала в боях за Самару в составе вот такого необученного и почти безоружного красногвардейского отряда. И когда "белочехи" без особых проблем взяли город, она оказалась в плену и была отправлена в местное узилище. "Самарская тюрьма была набита невероятно, – вспоминал в конце 1950-х участник тех событий некто К. Серов. – В обычную одиночку поместили девять человек… Спали вповалку на каменном полу. Был сентябрь, выстрелами часовых по тем, кто пытался выглянуть в окно, стекла были выбиты".

Через месяц Марию и ее соратников посадили в печально известный "поезд смерти" для отправки в Сибирь. "5 октября 1918 года, – рассказывал далее Серов, – по тюрьме пронеслась команда: "Собираться с вещами!" Вечером в темноте, под усиленным конвоем чехов и белогвардейцев нас повели на вокзал. На дальних путях стояли товарные вагоны из-под каменного угля.

С грубой бранью, ударами прикладов загоняли нас, как скотину, в эти грязные вагоны. Когда вагон заполнялся до отказа, переходили к следующему. В вагоне нас оказалось 60 человек, можно было только стоять плотно, плечо к плечу…

Закрыли люки, задвинули дверь, закрепили проволокой. В вагоне стало темно и душно, стоять не было сил. Как это получилось, не знаю, но всем удалось сесть, ни вершка пустого пространства на полу вагона не осталось. Наконец раздался гудок паровоза, и длинный поезд в 45–50 вагонов тронулся. Так начался рейс поезда, получившего известность по всей Сибири как "Самарский поезд смерти.

Примерно на третий или четвертый день пути на одной из станций в ясный воскресный день на глазах у населения, гулявшего на станции, произошел первый массовый расстрел заключенных. Накануне ночью из соседнего вагона бежало через люк несколько человек. Они прыгнули на ходу под откос и убежали…"

Среди беглецов была и Мария Попова. Босая, грязная, в экскрементах и черная от угольной пыли вагона, в котором ее везли – такой предстала Мария в степи перед конным разъездом 25-й дивизии красных. Комдивом дивизии был Василий Иванович Чапаев…

С этого дня Мария стала полноправным бойцом 25-й стрелковой, а не кавалерийской, как многие думают, дивизии. Кстати, во многих случаях крестьянский сын Чапаев предпочитал в качестве средства передвижения не породистых рысаков, а автомобили, которых у него было целых три штуки. И если по правде, то знаменитая сцена из фильма "Чапаев" должна была выглядеть несколько иначе: Чапай впереди, в развевающейся черной бурке – на белом "Форде"…

Шел под красным знаменем… Капель-командир…

Мария служила поначалу рядовым красноармейцем (или красноармейкой?), лекпомом (санитаркой) 225-го Балаклавского полка 25-й стрелковой (Чапаевской) дивизии, затем – в кавалерийской (конной) разведке, была заместителем командира взвода. Вместе с боевыми друзьями участвовала в тяжелых боях с белыми. Но только один боевой эпизод определил дальнейшую судьбу и славу Марии Поповой.

Это "случилось под селом Дурасово, что на реке Дема, – вспоминала годы спустя Мария. – К позиции, занятой спешившимся эскадроном, двигались белые. Наши встречали их оружейным и пулеметным огнем. Вдруг одна из "точек" замолчала – пулеметчик убит. Оказавшись рядом, я залегла у "Максима" и стала стрелять. Мне помогали старик Провоторов, вскоре убитый, и эскадронный любимец парнишка Петя Шулепов. Дружный отпор балаковцев вынудил противника отступить".

Этот эпизод и послужил кинорежиссерам братьям Васильевым основой для известной сцены в фильме "Чапаев".

Однако в журнале "Прапор" об этом же случае Попова рассказывала несколько иначе. Согласно новой версии, Мария в одном из боев подползла к раненному пулеметчику, и тот буквально силой заставил ее стрелять из пулемета, потому что сам не мог нажимать на две гашетки одновременно.

А артиллерист-чапаевец Николай Хлебников, удостоенный в годы Второй мировой войны звания Героя Советского Союза, в своих мемуарах писал: "Мария Попова была послана для усиления пулеметного расчета, стоявшего у переправы. Когда многие пулеметчики были ранены, она пулеметным огнем сдержала натиск белогвардейцев и отстояла переправу до прихода основных частей 225 полка. Чапаев объявил ей благодарность и наградил часами с дарственной надписью".

В сценарии фильма "Чапаев" упомянутый бой выглядел совсем иначе:

"Прямо перед цепью из-за холмов появляются колонны белых. Комбриг опускает бинокль и поворачивается к Фурманову:

– Каппелевцы… Офицерский полк!..

Белые идут плотным, сомкнутым строем. Черная, "особая" форма. На плечах сверкающие погоны. Это офицеры. Они идут медленно, соблюдая равнение. За правым плечом на ремнях поблескивают винтовки…

Около пулемета, в стороне от цепи, ютясь за разбросанными ящиками, растянулась Анна. За квадратным щитом, сжимая рукоятку, склонился пулеметчик. Анна держит наготове следующую ленту. Пулеметчик схватил конец, продернул в щель, нажал рукоятку. Хотел сделать повторное движение и вдруг разом осел, выпустил рукоятку и стал медленно сползать влево. Левая рука крепко зажала конец ленты, и пулеметчик все еще тянул ее за собой.

Анна кинулась к нему. Он уже хрипел:

Бывший белогвардеец, а затем красный шпион, муж Марии Цветаевой Сергей Эфрон.

– Держись, Анна… помираю… патроны-то…

Он замолк. Анна взглянула на него еще раз и бросилась к пулемету.

Каппелевцы, как на плацу, не обращая внимания на выстрелы, мерно отсчитывают шаг под дробь барабана… Рота за ротой появляются они из-за холмов, развертываются. И все тем же "учебным" шагом движутся вперед… Резко выделяется развернутое знамя. Перед одной из рот с сигарой в зубах… поручик. Винтовки по-прежнему висят за плечами. Только пулеметы белых отвечают на огонь красной цепи.

Офицерские колонны совсем близко. Красноармейцы палят безостановочно. В рядах каппелевцев то тут, то там падают черные фигуры. Но ряды немедленно смыкаются, и они идут все тем же учебным шагом. Кажется, что огонь не наносит им ущерба.

Красноармеец в цепи невольно сплюнул.

– Красиво идут!

Сосед сочувственно кивнул головой.

– Интеллигенты!..

Здесь будет уместным прерваться, дабы вспомнить, что для мирового киноискусства, как гласит легенда, сцену с психической атакой спас Семен Буденный. Когда он смотрел картину, то невольно залюбовался, как и экранные красноармейцы, вчерашними врагами. "Как идут, черти! Как идут!" – восклицал бывший командарм 1-й конной.

Другие эмоции экранная каппелевская атака вызвала у бывшего белогвардейца, а затем красного шпиона, мужа Марии Цветаевой, Сергея Эфрона. Писатель и переводчик Дмитрий Сеземан смотрел вместе с ним фильм Васильевых в Париже. "Я, помню, в зале "Мютюалите" смотрел, мне было 12 лет, меня повели смотреть "Чапаева", – вспоминал Сеземан. – Я сидел рядом с Сергеем Яковлевичем Эфроном, который смотрел совершенно завороженный этот фильм. И когда показали каппелевскую эту атаку психическую, он вдруг с невероятной силой, я чуть не закричал, сжал мне руку и стал шептать: "Это же я, это же я!" Я еще не знал тогда, конечно, что Сергей Яковлевич был советским агентом. Я позже понял, какую роль эти советские фильмы играли для Сергея Яковлевича или для моего отчима. Они вдруг находили в этих фильмах выход из положения, они ведь когда-то боролись против советской власти и теперь в этом каялись. И вдруг им братья Васильевы показали, что надо было делать на самом деле: вот, оказывается, на чьей стороне надо было быть..."

Но продолжим "смотреть" фильм…

"Каппелевцы все ближе и ближе. Торопливо застучали затворы в красной цепи. Каппелевцы по-прежнему, как на параде, продолжают маршировку. Кажется, эти несокрушимые колонны все растут… растут… и вот-вот смоют и захлестнут красную цепь… Капелевцы, подойдя на 200 шагов, перешли в штыковой удар. В ту же минуту трель пулемета расколола напряженное затишье. Поражаемые в лоб кинжальным огнем, скашиваемые в упор сплошной стеной пуль валы черных фигур остановились… Хлынули было вновь… Но, сбиваемые огнем пулемета, вновь задержались… Затоптались на месте… и подались назад…

Анна судорожно вцепилась в рукоятки "Максима"...

Интересно, что в романе Дмитрия Фурманова сцены с "психической атакой" белых частей генерал-лейтенанта Владимира Каппеля нет. В печатной версии "Чапаева" речь идет о попытке оборонявших в июне 1919 года Уфу колчаковцев ликвидировать плацдарм чапаевцев, переправившихся через реку Белую. "Черными колоннами, тихо-тихо, без человеческого голоса, без лязга оружия, – писал Фурманов, – шли в наступление офицерские батальоны, с Каппелевским полком… Они раскинулись по полю и охватывали разом огромную площадь. Была, видимо, мысль – молча подойти вплотную к измученным, сонным цепям и внезапным ударом переколоть, перестрелять, поднять панику, уничтожить…" Но план белых сорвался и, понеся значительные потери, их части вынуждены были отступить со значительными человеческими потерями. Так в романе…

А вот в жизни, на самом деле, никакой "психической атаки" каппелевцев не было по нескольким причинам. Во-первых, как пишет историк Евгений Волков, "в феврале 1919 года В.И. Чапаев как начальник Александровогайской группы войск, а затем – 25-й дивизии попадает на Восточный фронт. Здесь его бойцы принимают активное участие в контруадаре Южной группы М.В. Фрунзе во фланг Западной колчаковской армии. Может быть, именно в этой наступательной операции, где-то под Белебеем (май–июнь 1919 года. – Сергей Кулида), чапаевцам впервые довелось встретиться с частями корпуса В.О. Каппеля, которые, прибывая из тыла, прямо с эшелонов бросались в бой… (некоторые историки отмечают, что в атаку на чапаевцев шли тогда не каппелевцы-офицеры в щегольских мундирах с развевающимся черным знаменем с "мертвой головой", а каппелевцы – восставшие против большевиков рабочие ижевских заводов с… красным знаменем над головой, одетые в кургузые пиджачки и с пением "Интернационала". – Сергей Кулида). Как свидетельствуют документы, только одна из частей корпуса В.О. Каппеля была переброшена на участок фронта против чапаевцев и принимала активное участие в наступлении на захваченный красными плацдарм".

Во-вторых, в тот период Гражданской войны, когда Красная армия достаточно окрепла и приобрела значительный военный опыт, белогвардейцы "психические атаки", ранее все же практикуемые генералом В.М. Молчановым, уже не использовали. Так как они не могли достичь желаемого эффекта устрашения.

В-третьих, в 1919 году в составе частей генерала Каппеля офицерского полка не было, а подчиненные ему офицеры выглядели – не хочу сказать "босяками", но одеты были поначалу – кто во что горазд. Только в январе 1919-го по распоряжению британского генерала А. Нокса каппелевцы получили английскую униформу.

"Гулял по Уралу Чапаев-герой…"

Вернемся, однако, к героине нашего повествования. Нужно отметить, что к тому времени Мария Попова уже была достаточно подкована по политической части и даже вступила в ряды членов РКП(б). Да и выглядела девушка вполне элегантно, одетая в стиле "милитари", по моде военного времени – кожанка, перепоясанная офицерским ремнем с наганом в кобуре, черная длинная грубошерстная юбка, на голове – каракулевая папаха. Тут, в дивизии, она выучилась и грамоте. При этом "букварем" ей послужил роман Виктора Гюго "Собор Парижской Богоматери". И еще. Мария стала баловаться словом – писала незамысловатые стишки…

"…1919 год. Нашу дивизию, разбившую колчаковцев под Уфой, перебросили под Уральск. Я была тогда в конной разведке 255-го Балаковского полка, – рассказывала много лет спустя Мария Андреевна. – Подошел ко мне как-то наш командир эскадрона Иван Кутяков и говорит: "Слушай Мария, ты ведь у нас не только из пулемета строчить наловчилась. Знаю, что и частушки неплохо сочиняешь. Попробуй-ка песню про нас сложить, чтобы про дела боевые наши рассказала…"

Попова с дочкой Зиной

Ну, и начала я сочинять. Остановилась на старинной солдатской песне "Трубочка". Подбираю к ее мотиву слова, чтобы в рифму ложились: "Мечтал, Урал, летал, гулял… Гулял по Уралу Чапаев-герой…" Так нужные слова в куплет выстроились. За первым второй придумала: "Вперед вы, товарищи, не смейте отступать! Чапаевцы смело привыкли умирать!.."

– Постой! Зачем это – умирать? – говорит Кутяков, присутствовавший на спевке. – Умирать никак не годится.

– Тогда, может быть, побеждать?

– Вот это другое дело!

– Чапаевцы смело привыкли побеждать, – хором запели бойцы. Так всю песню сообща и придумали"...

Мария Попова пережила смерть любимого командира, воевала до самого окончания Гражданской войны. Несколько раз была ранена и контужена.

Берлин: дочь от… Гитлера…

В 1923 году на книжных прилавках страны Советов появилась книга Дмитрия Фурманова "Чапаев", которая мгновенно стала, говоря сегодняшним языком, подлинным бестселлером, вывев из тени доселе малоизвестную широкому кругу фигуру народного самородка, обладающего незаурядными полководческими талантами. Впереди автора ждала, как кажется, блестящая писательская карьера. Но через три года он умирает от весьма подозрительного менингита…

Те временем, в 1925 году, по личному предписанию Михаила Фрунзе, Мария Попова поступила на ростовский Рабфак. В 1928 году ее, к 10-летию создания Рабоче-крестьянской Красной армии, награждают высокой правительственной наградой – орденом Боевого красного знамени.

Через два года орденоносец Мария Попова окончила юридический факультет МГУ, где, кроме прочего, весьма пристойно выучила немецкий. И была вновь призвана на военную службу. На этот раз в IV (разведывательное) Управление Генерального штаба РККА. Из Москвы Марию отправили в Берлин референтом юридического отдела советского торгпредства.

Резидентом Разведупра в Германии в то время был Оскар Стигга, особо доверенное лицо начальника военной разведки Яна Берзина, его ближайший друг и помощник. По заданию Центра основной упор берлинской резидентуры был направлен на получение научно-технической информации. Для реализации этой задачи советская военная разведка активно использовала "М-аппарат" – нелегальную военную структуру Компартии Германии. Внутри "М-аппарата" в 1929 году был создан специальный отдел ("ББ-отдел"), который, собственно, и занимался промышленным шпионажем. Его руководителями, в период пребывания Марии Поповой в Германии, были Франц Грибовский (1929–1930 гг.) и Фриц Бурде (1930–1931 гг.).гг

Помощником Оскара Стигги и руководителем нелегальной резидентуры в Германии был Макс Фридман, он же Макс Максимов, он же Ганс Грюнфельд, он же Бруно. "Когда Макс Фридман жил в СССР, он взял фамилию Максимов, – вспоминала в своих мемуарах Эльза Порецки, вдова советского разведчика-невозвращенца Игнатия Порецкого. – Он был высокого роста, красив, образован. Являлся в свое время студентом Школы изящных искусств, что позднее служило прекрасным прикрытием. Объездил всю Европу. Макс хорошо знал европейцев, в особенности те слои общества, которые были недоступны для других сотрудников, бегло разговаривал на нескольких языках… Последний раз Макса отправили за границу в Германию. Это была опасная работа, требующая большой осторожности… Макс подверг себя еще большей опасности, когда стал любовником молодой немки, что ему как еврею грозило арестом по обвинению в осквернении чистоты расы. Он завершил свою работу, избежав неприятностей. Мы все думали, что его везение будет длиться вечно…" В 1937 году Макса Фридмана расстреляли в Москве…

Здесь, в Германии, Мария по службе познакомилась еще с одним незаурядным человеком, о котором стоит рассказать несколько подробней, так как имя его и деятельность на поприще разведки до сих пор остаются в забвении. Звали его Петром Ароновичем Золотусским. Его сын, известнейший литературный критик и писатель, Игорь Золотусский вспоминал: "У отца интересная судьба. Он еврей (родился в 1896 году. – Сергей Кулида) и в 1911 году вслед за братьями уехал в Палестину, потом работал в Египте, в США на заводе Форда. Вернулся в Россию, перевез свою маму, мою бабушку, в Америку. А сам романтически увлекся русской революцией, вступил в партию, закончил Академию Генштаба (в 1924 году. – Сергей Кулида) и стал одним из крупных советских разведчиков". После окончания восточного факультета Военной академии РККА Петр Золотусский был направлен в японский город Осака на должность секретаря советского консульства. После завершения "японской миссии" Золотусского перевели на службу в Иностранный отдел (ИНО) ОГПУ и в феврале 1927 года отправили легальным резидентом политической разведки в Лондон. После разрыва дипломатических отношений с Великобританией, в мае того же года, Петр Аронович был направлен в Нью-Йорк под именем Семена Филина (Мышкина) и под прикрытием сотрудника Амторга.

"В 1933 году, – рассказывал Игорь Золотусский, – отец был в Германии. Как-то в отделе прессы внешней разведки (СВР. – Сергей Кулида) мне показали тогдашние паспорта отца – огромное количество паспортов! В частности, у него была фамилия Буковский. Другой раз он взял фамилию своего старого друга большевика Сойфера. И так далее. Когда горел Рейхстаг, я с отцом ехал в машине с Восточного вокзала Берлина в гостиницу. Мы оказались возле пожара, и штурмовики нас остановили. У отца был фальшивый американский паспорт. В машине сидел ребенок (я), и было много коробок с американскими наклейками. Согласно легенде, отец был американским коммерсантом. Нас отпустили. Они не хотели связываться с американцами. Но представьте себе, если бы отца разоблачили. Не нужен был бы Димитров…"

Во второй половине 1930-х Петра Золотусского отозвали в СССР, а в 1937 году арестовали "за сотрудничество с английской и польской разведкой". Разведчика должны были казнить, его имя уже было занесено в расстрельные списки, утвержденные самим Сталиным, но судьба смилостивилась… Золотусского отправили в ГУЛаг. В 1945-м его отпустили, жил в Котласе, затем работал директором леспромхоза под Ульяновском. Но в 1951 году Золотусского арестовали вновь и отправили на вечное поселение в Красноярский край. После смерти Берии в 1953-м начался процесс реабилитации самого Петра Ароновича и его жены Яны Яновны, также в свое время арестованной за "контрреволюционную пропаганду". Умер советский разведчик Петр Золотусский в "юбилейном" – 1967 – году.

Между тем, Мария Попова, находясь в ответственной загранкомандировке, разительно изменилась. И не только внутренне. Она стала настоящей немецкой фрау. Одевалась в изысканные деловые костюмы, носила элегантные шляпки и кружевные перчатки. В круг ее знакомых входили высокопоставленные германские офицеры, дипломаты, аристократы, журналисты. Существуют свидетельства, что Попова накоротке общалась с высшими партийными бонзами НСДАП Германии – Мартином Борманом, Генрихом Гиммлером и даже с самим Адольфом Гитлером. Когда у Марии Поповой в период пребывания в Германии родилась дочь Зина, пошли слухи о том, что ее отцом был… сам фюрер. Сама же Зинаида гораздо позднее рассказывала, что ее отец Михаил (писали, что Мария Попова находилась с ним в гражданском браке. – Сергей Кулида) "был военным, разбился, когда летел в Кенигсберг". В общем, кем был муж Марии Поповой, толком неизвестно…

Назначить Анкой-пулеметчицей!

Тем временем в СССР приступили к съемкам художественного фильма "Чапаев" по одноименной книге Дмитрия Фурманова. Как оказалось, бывший чапаевский комиссар еще в 1924 году написал сценарий будущей картины, но никому его не показал.

Второй сценарий для фильма братьев Васильевых сочинила в 1932 году вдова Дмитрия Фурманова – Анна Никитична Стешенко. Она родилась в1897 году на Кубани. В годы Первой мировой училась на курсах медсестер. Была сестрой милосердия на турецком фронте. В 1915 году проходила службу в санитарном поезде, которым командовал прапорщик Дмитрий Фурманов. Молодые люди приглянулись друг другу и в августе 1918-го поженились. Вернувшись с полей сражений, Анна поступила учиться в Московский университет. Но после революции снова отправляется на фронты Гражданской войны вместе со своим супругом.

Дмитрий Фурманов, назначенный комиссаром к Чапаеву в 25-ю дивизию, привез с собой и жену – Анну Никитичну. А та, в свою очередь, – целый обоз одежды для нужд дивизионного театра и не только… Рассказывают, что когда однажды Василий Иванович зашел в комиссарскую избу, то увидел, что в постели комиссара лежит какая-то полуголая баба. Чапаев, до этого познавший женскую измену, потребовал немедленно отослать Анну Никитичну в тыл, дабы не подавать "дурной" пример другим командирам. Но Фурманов категорически отказался. Тогда оба выбрали третейским судьей главкома Фрунзе, отослав ему телеграммы с одинаковым текстом: "Вместе служить не будем". Комиссия во главе с Куйбышевым встала на сторону комдива и отозвала Фурманова, направив к Чапаеву новым комиссаром Батурина…

Актер Борис Бабочкин, исполнитель роли Василия Ивановича Чапаева, вспоминал, что в сценарии Стешенко-Фурмановой "сам Фурманов становился олицетворением ходячей морали, произносившим газетные передовицы, а Чапаев непрерывно демонстрировал беспрекословное подчинение комиссару"…

Первый вариант "Чапева" показали Сталину, который, как известно, лично просматривал киношные новинки, но тому фильм категорически не понравился. Сталин приказал кардинально его переделать: нужно было показать выходца из народа – Чапаева, руководящую и направляющую роль партии должен символизировать комиссар – Фурманов, красноармейские массы – ординарец Петька. Но вот еще чего-то, по мысли Сталина, не хватало… Нужно было показать роль женщины, участницы Гражданской войны, своей грудью ставшей на защиту Советской власти.

В это время на глаза режиссерам фильма попалась газетная публикация о санитарке чапаевской дивизии Марии Поповой. Это было как раз то, что нужно! И тогда соавторы "братья" Васильевы, Георгий Николаевич и Сергей Дмитриевич, собрали в Доме Красной армии (до сих пор располагающийся на Площади Победы в Москве) бывших женщин-бойцов 25-й Чапаевской дивизии. Их рассказы о боевых буднях, а также дневниковые записи Дмитрия Фурманова и стали основой для создания обобщенного образа Анки, да и всего обновленного сценария в целом. О нескольких эпизодах рассказала и сама Попова, в том числе и о "каппелевской атаке"…

Здесь нельзя не вспомнить и о "других Анках", которые служили вместе с Марией Поповой у Чапаева. Одной из них, по воспоминаниям украинского классика литературы Михаила Стельмаха, была Елизавета Яковлевна Попилявская. Ее судьба и военные приключения удивительным образом похожи на эпизоды из жизни Марии Поповой. Родилась Лиза в Даугавпилсе, где провела свою юность. После Октябрьской революции, когда Лизе было 20 лет, семья переселилась в Петроград. В городе на Неве она работала в швейной мастерской – шила обмундирование для Красной гвардии. Затем вместе с группой питерских рабочих уехала в Бузулук, где формировался красногвардейский отряд для борьбы с Колчаком. Из Бузулука – в Уральск, в 25-ю стрелковую дивизию. Назначена в 1-ю, а потом – во 2-ю бригаду. Только однажды Елизавета видела Чапаева.

В одном из боев возле Уфы вызвалась спасти оставшегося на нейтральной полосе пулеметчика и пулемет. Пулеметчика убили, и тогда Елизавета повернула пулемет в сторону противника и стала строчить по наступающим цепям неприятеля. За это бойцы полушутя, полусерьезно стали называть ее "пулеметчицей". "Зинкой-пулеметчицей"... После Гражданской вместе с мужем работала за границей, в одном из торгпредств. (Тоже, как и Попова, работала в разведке? – Сергей Кулида) В 1930-х возвратилась в СССР и поселилась в Москве. Перед самой войной переехала вместе с семьей в Баку. Во время Второй мировой сын и муж сражались на фронте против гитлеровцев, а Елизавета служила в политотделе одной из воинских частей…

Еще об одной пулеметчице 25-й дивизии в 2006 году поведала одна из киевских газет. Журналист писал, что на Берковцах, на одной из могил он нашел надпись: "Здесь похоронена боец пулеметной команды 25 легендарной Чапаевской дивизии Алехина-Куриленко Анна Степановна. 12.07.1900 г. – 5.09.1980 г. От сына и внуков".
О ней известно весьма немного. Училась в Москве в Институте театрального искусства. Когда началась Гражданская война, студентка отправилась на фронт…

7 ноября 1934 года, в годовщину Октябрьской революции, состоялась премьера кинокартины "Чапаев". (В ней роль Анки-пулеметчицы исполняла актриса Варвара Мясникова). "Когда вышел фильм, – вспоминала дочь Поповой Зинаида Михайловна, – по одной из легенд, Сталин спросил Васильевых: "Кто это? (Анка ему очень понравилась). Те и ответили, что есть такая Мария Попова, воевала вместе с Чапаем. Награждена орденом Красного Знамени. "Вот пусть она и считается Анкой!" – решил Иосиф Виссарионович. И пока Сталин был жив, мама даже заикнуться боялась, что образ – вымышленный".

Говорят, что Мария все же пыталась восстановить правду – "обидно, когда тебя – пусть даже в кино – называют чужим именем". "На том, чтобы героиню звали Анной, – говорит правнучка Василия Ивановича Евгения Чапаева, – настоял Фурманов. Так и появилась Анка-пулеметчица. За право называться прообразом героини фильма Мария Попова и Анна Фурманова даже собирались судиться. Но комитет партийного контроля приоритет признал все-таки за бывшей санитаркой". Да и Сталин был неумолим: "Никакой Марии Поповой нет. В кино – она пулеметчица Анка, значит, и в жизни должна быть Анкой…"

Но в душе Мария Попова продолжала гордиться тем, что ее сравнивают с героиней фильма. После выхода фильма она, несмотря на то, что служила в военной разведке, оказалась в центре внимания газетчиков. Хотя публично больше никогда не настаивала на биографическом сходстве. Значительно позже, уже после войны и смерти "отца народов", в разговоре с Михайлом Стельмахом Мария Попова сохраняла скромность, предписанную Сталиным: "После выхода фильма я начала получать много писем, в которых зрители называли меня именем героини фильма – "Анкой-пулеметчицей". При всем желании я не могу назваться "Анкой-пулеметчицей". Таких, как Анка, было много среди моих боевых подруг, с оружием в руках защищавших родную землю".

Однако "Чапаев" стал, о чем никто не хотел вспоминать, и причиной подлинной трагедии. После того, как картину посмотрела вдова Петьки, в действительности Петра Семеновича Исаева, бедная женщина внезапно умерла (по другой версии – покончила с собой) от свалившегося на ее плечи позора. Никто не мог предположить, что романтическая история любви героев картины Анки и Петьки, на самом деле придуманная сценаристами, может иметь такое последствие. Но и это еще не все. После смерти матери умирает и дочь Петра Исаева…

Стокгольм: рядом с Валькирией Революции

Пережив эйфорию поистине всесоюзной славы, в 1936 году Марию Попову снова направляют в заграничную командировку по линии Разведупра РККА. На этот раз – в Стокгольм. В распоряжение "Валькирии Революции" – посла СССР в Швеции Александры Коллонтай. "Мама работала заместителем представителя "Интуриста" по Скандинавским странам, – вспоминала дочь Поповой Зинаида Михайловна, – выступая посредником между Александрой Коллонтай и сотрудниками газет и журналов. Фактически же в ее обязанности входило встречать советских добровольцев, направлявшихся воевать в Испанию, и помогать двигаться дальше – уже с поддельными документами".

Напомним, в феврале 1936 года на выборах в испанский парламент (кортесы) победил блок левых сил – "Народный фронт". В результате страна раскололась на два противоборствующих лагеря. 17 июля 1936 года в сводке погоды прозвучала условная фраза, ставшая сигналом к военному мятежу "правых": "Над всей Испанией безоблачное небо". Кстати, главными идейными вдохновителями восстания были вовсе не генерал Франко и Хосе Антонио Примо де Ривера, а правоконсервативные политики монархического направления – Хиль Роблес (отец будущего комиссара ЕС по правам человека) и Кальво Сотело. Именно убийство последнего сотрудниками "левой" милиции и послужило непосредственным поводом для военного путча. Да и поначалу лидером мятежников считался генерал Хосе Санхурко, который вскоре после начала восстания погиб в авиакатастрофе.

29 июля 1936 года Долорес Ибаррури от имени ЦК Компартии Испании обратилась к "трудящимся всех стран" с призывом "помешать удушению демократии в Испании". В Советском Союзе, как пишет историк Евгений Горбунов, "разработка планов оказания военной помощи Испанской Республике началось, очевидно, в начале сентября 1936 года. Участвовали в этом сотрудники обеих советских разведок: военной и политической (Разведупр и ИНО НКВД). 14 сентября их начальники – Семен Урицкий и Абрам Слуцкий – подписали этот документ… Основным направлением операции было оказание военно-технической помощи, подбор, отправка и руководство деятельностью военных советников и специалистов". Одновременно, с сентября, началась работа по формированию Интербригад, главным координатором которой выступила французская Компартия в тесном взаимодействии с Коминтерном и ИНО НКВД.

Винтиком этой масштабной операции советских спецслужб и стала Мария Попова.

В 1938 году разведчица вместе с дочерью вернулась в Москву. Поселились они в квартире на улице Горького (теперь Тверская). За выполнение важного государственного задания ей вручили медаль "20 лет РККА" (к тому времени Мария Попова была удостоена еще и ордена Красной Звезды) и назначили начальником отдела кадров в "Интуристе". (Тут следует заметить, что в 1941 году к Александре Коллонтай была приставлена, также по линии "Интуриста", выдающаяся советская разведчица Зоя Рыбкина, более известная под именем детской писательницы Зои Воскресенской). Пришлось Марии Поповой пройти и через жернова "чисток", но, к счастью, печальную участь коллег по разведке ей удалось избежать. И в этом случае ей как раз и помог экранный образ Анки-пулеметчицы…

Дом, где вас никогда не обманут…

С самого начала Великой Отечественной войны Мария Попова старается хоть в чем-то помочь Родине. Своим авторитетом и легендарной судьбой она вдохновляет соотечественников на "бой с фашистской силой грозною". Вот что вспоминал Михаил Матянин, в годы войны командир радиовзвода, который в 17 лет в Куйбышеве (Самара) добровольцем вступил в армию: "И вот мы на сборном пункте – в школе №1 (на углу Пионерской и Обороны приметный такой голубой особняк против редакции газеты "За Родину"). Помню, в тот день выступала перед нами, добровольцами, легендарная Анка-пулеметчица, та самая Мария Андреевна Попова, которая прославилась, сражаясь в Чапаевской дивизии".

В 1942 году Попову призвали на фронт – в агитбригаду. И в том же году она участвует в съемках фильма "Чапаев с нами!". По сюжету фильма, Чапаев остался жив, и вот теперь воевал с немецко-фашистскими захватчиками… А вот привлекалась ли Мария Попова к выполнению разведзаданий во время войны, неизвестно…

Отгремели победные залпы, и жизнь Марии Поповой, привыкшей к постоянному действию, приняла какие-то аморфные формы. Все больше времени она стала проводить среди людей, чьим уделом стали