Приєднуйтесь
Приєднуйтесь
— Сергей Анатольевич, 2 марта 2014 года вас назначили временно исполняющим обязанности командующего Военно-Морскими Силами Украины, через пять дней — командующим. Вскоре после этого прошла маленькая военная операция, как вы ее назвали, по эвакуации вашей семьи из Крыма. На админграницу с материком прибыла похоронная процессия — две машины, траурные венки, черный платок на голове вашей жены… Зачем надо было устраивать такое представление?
— Ситуация в Крыму в конце февраля — начале марта 2014 года была очень сложной. Захват админзданий, безвластие, потом череда предательств военных (это и командующий ВМС Ильин, занимавший эту должность с 27 июля 2012 года по 19 февраля 2014 года, затем до 28 февраля он был начальником Генерального штаба — Главнокомандующим ВСУ; и начальник управления боевой подготовки ВМС Украины Березовский, 1 марта назначенный командующим ВМС, а на следующий день перешедший на сторону оккупантов; и первый заместитель командующего ВМС Елисеев; и начальник штаба ВМС Шакуро и другие. — Авт.). Когда поздним вечером 2 марта (после получения информации о предательстве Березовского) киевское руководство спросило меня, что происходит, я ответил: «Происходит планомерная сдача Крыма».
— С кем вы разговаривали?
— И с Турчиновым, и с начальником Генерального штаба Куциным, и с его заместителем Муженко.
Меня спросили: «Вы готовы возглавить ВМС?» Объяснил, что мне нужно переехать на основной командный пункт флота (в тот момент я находился на запасном командном пункте), оценить обстановку
То, что тогда происходило, моряки называют автономным плаванием. То есть ты один в море, и никто к тебе на помощь не придет. Севастопольской и крымской власти нет, силовиков нет, СБУ нет, прокуратуры нет, Национальной гвардии нет. Ты и за политиков, и за органы местного самоуправления, и за военных, и за силовиков. И ты изолирован и заблокирован.
— Что ощущает человек, осознав такой ужас?
— Наверное, был выброс адреналина, включились какие-то внутренние резервы — самодисциплина и сосредоточенность. Потому что наступило понимание, что куда-то постучать, кому-то позвонить, с кем-то посоветоваться бесперспективно. К тому времени ни правительственной, ни закрытой связи не было. А мобильная связь была достоянием противника.
— Сам себе приказываю — сам исполняю?
— Получается так. Тяжело такое представить, это надо пережить. Ни в одной военной академии этому не учат.
Сначала ты, зная «правила игры», которые использует Российская Федерация, начинаешь анализировать свои сильные и слабые стороны. Одно из уязвимых мест — члены семьи, в том числе пожилая мама, на руках которой мой брат-инвалид. Я в свое время перевез их в Севастополь, потому что после смерти отца ей тяжело было ухаживать за ним.
Родным могут угрожать, а тебя — этим шантажировать и склонять к принятию неправильных, возможно, эмоциональных решений. Поэтому надо было обезопасить их. Тогда один из рычагов шантажа отпал бы автоматически. Пришлось их вывезти в одно укромное место на Южном берегу Крыма. Об этом знали только два человека — я и тот, кто их вывозил. Ведь я после 2 марта на берег не сходил, как говорят моряки. Круглосуточно находился на службе.
3 марта была предпринята первая попытка моего ареста силами местных «казаков» из «самообороны Крыма». Не получилось. Так как на помощь пришел личный состав. А 19 марта после штурма штаба командования ВМС меня арестовали эфэсбэшники (после нападения на одну из воинских частей в Симферополе, когда погиб мичман Кокурин и был ранен старший лейтенант Федун, Гайдук встретился со статс-секретарем министра обороны РФ генералом армии Панковым и заявил, что, если такое повторится, он даст команду на применение оружия на поражение; россияне тут же обвинили его в том, что он якобы приказал стрелять в мирных граждан. — Авт.), спустя сутки обменяли на их высокопоставленного коллегу, задержанного в Херсонской области. Так я оказался на материке. После 24 марта, когда появился указ исполняющего обязанности президента Турчинова о введении в действие решения СНБО о выводе нашей группировки из Крыма, встал вопрос об эвакуации моей семьи.
— Что происходило на флоте в то время? Почему так поздно было принято решение о выводе военных и как этот процесс проходил?
— Я убежден, что в крымской истории военные не самая крайняя институция, которую можно обвинять в сдаче Крыма, как у нас любят говорить. Очевидно, кому-то выгодно переводить проблему из политической плоскости в военную.
— Вообще-то, военные обязаны защищать страну.
— Давайте реально смотреть на ситуацию. А она значительно сложнее, чем представляется непосвященным. Скажите, принятие на государственном уровне решения о военном положении в том же Крыму — это дело военных? Нет. Должен появиться указ президента, который потом утверждает Верховная Рада. Так что нельзя смотреть на случившееся узко — стрелял или не стрелял какой-то матрос на территории военного городка или на корабле. Я-то знаю, что он стрелял и что он делал.
На мой взгляд, когда умышленно пытаются снять с себя ответственность и дискредитировать кого-то, поднимая информационную пыль о «зраде», это ведет к деконсолидации общества. Я не обвинял бы в потере Крыма матроса, офицера или адмирала, который остался верен присяге.
Мы тогда просто остались одни. Чем занимались? Каждый своим делом. Для меня было важно понять, что происходит на полуострове. Внешне Крым уже был отсечен. То есть полная изоляция на море и на суше. И ты понимал, что в этой ситуации все зависит от тебя, от каждого офицера, от каждого матроса. В том числе и главное — насколько долго мы продержимся. Вы же знаете, что дату «референдума» о статусе Крыма трижды переносили.
— Сначала планировали на 25 мая, потом на 30 марта, в итоге он прошел 16 марта.
— Это же не просто так. Это политические решения, хотелось бы заметить. Не военные.
Кстати, о «референдуме». Приведу красноречивый пример. К начальнику Академии Военно-Морских Сил Украины в Севастополе пришла российская делегация — просили развернуть в клубе избирательный участок. Представляете уровень их кощунства и наглости? А может, это была проверка на вшивость?
— Он им отказал?
— Безусловно.
Теперь о военной составляющей российской операции в Крыму. Она была спланирована системно и последовательно. Российские военные создали в Крыму свой управленческий орган, куда вошло все руководство Южного военного округа: генералы Галкин, Турченюк и Сердюков. Кроме того, приехали заместитель главкома ВМФ Российской Федерации из Санкт-Петербурга Федотенков (он до этого был командующим Черноморским флотом, так что хорошо знал весь театр действий и всю обстановку) и адмирал Белавенцев (эфэсбэшник, руководитель спецоперации), а также генералы армии Панков и Булгаков (Министерство обороны РФ) и высокопоставленные чиновники.
Хотя Путин 4 марта заявил в Ново-Огарёво, что «россиян там нет, это крымчане возмущаются». Но мы-то понимали, что появление людей такого уровня неспроста.
— А когда эти персонажи появились?
— В конце февраля, как раз к захвату админзданий «зелеными человечками». Вскоре появились и российские политики. Депутатский десант Госдумы — Слуцкий, который возглавлял тогда комитет по странам СНГ, Валуев, Терешкова и Роднина. Приехал и помощник Путина Журавлев. Артисты Газманов, Цыганова, Лановой и прочие развлекали ностальгирующих по Советскому Союзу крымчан. 25 февраля Путин отозвал посла России в Украине.
И ты начинаешь понимать политическую ветвь управления, что из себя представляет противник в целом и кто им руководит. А рассказы о «зеленых человечках» рассчитаны на обывателя. Вспомните начало Второй мировой, когда Гитлер оккупировал Чехию. Там было то же самое, и раздача паспортов в том числе. То есть ничего нового россияне не придумали.
Осознавая, что Киев далеко и на помощь рассчитывать сложно, мы выработали стратегию. Нужен был диалог. Он позволил бы понять, что противник намерен делать, и дать возможность тем, кто пришел к власти в Украине, немного сориентироваться (в стране тогда царил хаос), осмыслить случившееся, адекватно оценить ситуацию и начать действовать (изоляцию Крыма можно было разорвать только извне), в том числе апеллируя к международному сообществу.
Первая встреча прошла 4 марта с командующим Черноморским флотом Витко и с Чалым (коллаборант, с 24 февраля по 1 апреля 2014 года председатель координационного совета по организации управления по обеспечению жизнедеятельности Севастополя. — Авт.). Они привезли с собой Аксенова («глава Республики Крым». — Авт.) и каких-то неизвестных лиц.
— Они приехали к вам в штаб командования ВМС?
— Да, потому что это было одно из моих условий. Когда я увидел их, то четко заявил, что диалога не получится: «С Аксеновым общаться не буду». Для меня это гопник из 1990-х, кличка Гоблин. Мы их выдворили.
После неудавшейся попытки моего ареста 3 марта я понял, что штаб командования Военно-Морских Сил со мной — они мне верят и я им верю. Это для меня было самым главным, потому что один в поле не воин. Для командующего штаб — его инструментарий управления войсками. Если бы у меня не было этих ребят, поверьте, все закончилось бы намного раньше.
— Эти люди сейчас здесь?
— Кто-то здесь, кто-то остался… Ну, так бывает.
После того как «гости» уехали, я перевел всех подчиненных в состояние боевой готовности, поскольку полагал, что будет штурм. Через время звонит Витко: «Сергей Анатольевич, мы принимаем ваши условия». Для меня это была маленькая победа. 4 марта они приехали вдвоем с Чалым, уже без сопровождения. Мы сели и начали разговаривать.
— Как вел себя Витко?
— Корректно. Ни хамства, ни высокомерия. Это был разговор офицеров. Чего не скажешь о Чалом.
— С нашей стороны вы были один?
— Нет, еще два доверенных человека. Первый достаточно глубоко понимал процессы, происходящие на российском Черноморском флоте, второй — прекрасный юрист. Больше я никого не привлекал, чтобы не было риска утечки информации.
— До этого были знакомы с Витко?
— Близко нет, хотя оба учились в Черноморском высшем военно-морском училище, но я немного позже.
И вот я спросил Витко и Чалого: «Зачем вы устроили цирк?» Они: «Какой цирк?» Я объяснил: «Военно-Морские Силы Автономной Республики Крым — это полная глупость. Вы что, не понимаете? Как вы можете делать такие заявления, если Крым в составе Украины?» Тогда про референдум еще никто не говорил.
Я снова за свое: «Давайте я вам еще раз объясню. Скажите, пожалуйста, какой статус этих ваших Военно-Морских Сил Автономной Республики Крым? Вот, например, ВМС Украины действуют согласно нормативно-правовой базе: есть законы Украины „О Вооруженных Силах Украины“ (где написано, что Военно-Морские Силы Украины являются составляющей Вооруженных Сил), „Об обороне“, есть Положение о корабельной службе и другие документы. То есть деятельность ВМС четко регламентирована и высшими государственными документами, и ведомственными в том числе. Вплоть до того, что есть бюджет, в котором определено денежное обеспечение военнослужащих, кто сколько и когда получает. Это называется социальная защита военнослужащих. А какими документами вы оперируете? Я не знаю, что вы сделали с Березовским, что он принял присягу „народу Крыма“. Он ведь не глупый человек и не может не понимать элементарных вещей».
— И что вам ответили?
— «Ну, это его выбор». Было видно, что Витко и Чалый шокированы. Они не ожидали, что украинская сторона может дать юридический отпор и так сыграть психологически.
Мы прекрасно знали сильные стороны друг друга. И на меня разведка работала, и на него.
— Витко не ожидал такого поворота?
— Конечно. У них не было ответов на мои вопросы.
Вторая встреча была с крымским депутатом Ольгой Ковитиди. Так как я сказал, что Константинов и Аксенов — это табу, приехала она. Привезла с собой «начальника штаба самообороны Крыма» Мерцалова. Мы быстро его «пробили». Это бывший милиционер, изгнанный за неблаговидные поступки из органов внутренних дел. Участвовал в каких-то строительных дерибанах и так далее. То есть с криминальным душком. Слияние таких грязноватых персонажей с депутатами многое объясняло. Он зашел, под мышкой пистолет торчит — ряженый, да и только. Попросили его оставить пистолет: «Вы пришли на переговоры или в окоп?»
Во время разговора Ковитиди призывала к какой-то коммуникации. Это было смешно. Мы же знали, что это не те люди, которые принимают управленческие решения по Крыму. Они просто «говорящие головы».
А третьи переговоры были уже с руководством российского Министерства обороны. Когда перед тобой сидят генералы армии, в том числе бывший командующий Черноморским флотом, ты осознаешь, зачем они здесь. Но самое главное — результат этих разговоров. Они поняли, что со мной договориться не удастся, что у меня четкая и принципиальная позиция.
В то время случилось еще вот что. Буквально на следующий день после того, как Аксенов был избран главой правительства самопровозглашенной АРК, глава управления Службы безопасности Украины в Севастополе Зима стал у него замом по безопасности. Это означало, что вся база данных СБУ в руках оккупантов. То есть все «желтые и красные карточки», которые украинская безопасность хранит и в нужное время достает из шухляд, ушли туда. Поэтому я ограничил круг приближенных, чтобы максимально не допустить возможность утечки информации. Это были проверенные люди.
В себе я был уверен. Не знаю, может, у меня какие-то завышенные понятия об офицерской чести, но я знал, что не выплывет никакая информация о том, что я когда-то у кого-то взял какие-то деньги за какие-то услуги или что-то получил дивидендами. Такого компромата у СБУ на меня не было. Поэтому они понимали, что со мной договориться невозможно и шантажировать тоже.
А 19-го начался штурм штаба. До этого у меня состоялся крайний диалог с Витко один на один. Он мне предлагал перейти на российскую сторону и ехать с ним.
— Что он вам сулил?
— Ничего. Просто предложил. На что я ему сказал, что свое решение менять не буду и остаюсь с военнослужащими ВМС Украины. На этом разговор закончился.
Мне известно, что отдельным тактическим командирам они что-то предлагали. Условно говоря, командиру батальона: поступишь в военную академию Российской Федерации, потом назначим замкомбригом морской пехоты, будет жилье. Они все прекрасно понимали, у них были психологические портреты каждого руководителя.
— Какой была общая картина сопротивления украинского флота в Крыму?
— Эта картина не была классической, как описано в учебниках по стратегии и оперативному искусству. Она была нестандартной, потому что в период активных действий флота была полностью нарушена система управления.
— Имеете в виду отсутствие связи?
— Да. Вот я принял решение. Как его довести? Столкнулся с очень большой проблемой. После 28 февраля правительственной и закрытой связи не было. До этого система оповещения флота использовала арендованные каналы «Укртелекома», а 28 февраля и он стал российским.
— По мобильному общались?
— Ну да. Вот ты заведомо понимаешь, что озвучиваешь свой замысел младшему командиру и это будет знать твой противник. Естественно, он сделает все, чтобы предупредить, или не допустить, или ликвидировать ту угрозу, которая прозвучала в поставленной задаче.
Поэтому еще раз повторю, что те, кто раздувает информационную пыль о «сдаче Крыма», плохо представляют, что там происходило.
Я же понимал, что рано или поздно на континенте начнется мобилизация и надо продержаться. Но что такое провести мобилизацию? Это огромный пласт управленческих и прочих решений. Людей следует обуть, одеть, разместить, провести боевое слаживание. Поверьте мне, это архисложный процесс. По щелчку он не происходит. Это дело не одного дня и даже месяца. И это надо понимать.
Так что я сделал ставку на тактических командиров: командиров кораблей, соединения кораблей, бригад, батальонов. Им на месте виднее, они лучше знают людей и знают, как действовать в той или иной ситуации.
Приведу вам пример. На большом десантном корабле «Константин Ольшанский» вместе с командиром остались 20 человек из примерно ста. Это уже нестандартная ситуация.
— А остальные?
— Они уроженцы Крыма, для которых Родина ограничилась его административной границей. На них давили родственники — родители, жены, дети.
— На тех, кто вышли, точно так же давили.
— Конечно. Могу рассказать о себе. В Севастополе стояла массовка с транспарантами «Гайдук, вон из Крыма».
— Бабки-активистки?
— Не только. Бабки — это пятое колесо телеги. Это был управляемый и организованный процесс. Все было подготовлено — транспаранты, громкоговорители, статисты. И вот мне говорят: «Слушай, ходят слухи, что командующий сказал: «Если кто-то из штаба ВМС дернется, я его лично пристрелю».
— Правда сказали такое?
— Если бы вы знали, сколько было звонков, сколько истерик, сколько ходоков со словами «верните нашего сына домой». Потом к этому процессу подключилась некая глава организации солдатских матерей Савицкая, которая светилась в последние годы на всех мероприятиях. И вдруг она переобулась в воздухе и начала говорить матросам: «Ну что, будете в русских стрелять? Идите домой к своим матерям».
Против нас работала мощнейшая информационно-пропагандистская машина. У России серьезный опыт в проведении таких операций.
Но с россиянами-то все понятно. А что у нас? Внутренняя пятая колонна обвиняет моряков в сдаче Крыма, что сильно бьет по морально-психологическому состоянию военнослужащих. Ведь уже семь лет больше четырех тысяч вышедших на континентальную Украину чувствуют себя, извините за выражение, оплеванными.
— Почему?
— Потому что из года в год их упрекают. Создано определенное клише. Вот как россияне тем, кто перешел к ним, поставили в личном деле клеймо «склонен к предательству», так же и нам — «моряки сдали Крым». Кому это выгодно?
— Какой была российская группировка к моменту аннексии?
— Она была двусоставной: Черноморский флот Российской Федерации и части специального назначения, парашютно-десантные, десантно-штурмовые части, части ГРУ, подразделения ФСБ и так далее, то есть из континентальной России. Костяк военной составляющей оккупации — это военнослужащие извне, а Черноморскому флоту отводилась вспомогательная функция.
У нас же в Крыму, кроме флота, дислоцировались подразделения Военно-Воздушных Сил, части ПВО и части центрального подчинения. Это не была какая-то монолитная группировка, которая создается для проведения операций.
— Как проходил вывод наших подразделений?
— Сразу после принятия решения СНБО о выводе группировки из Крыма в Киеве был развернут мини-штаб Военно-Морских Сил Украины. Я взял с собой самых проверенных людей — интеллектуалов, знающих флот и способных работать 24/7. Мы продумывали все нюансы, потом согласовывали их с руководством Вооруженных Сил.
— Какие сложности были на переговорах?
— Легких переговоров на такую тему не бывает. Это, во-первых. Во-вторых, я считаю, что аннексия Крыма была одним из элементов плана «Новороссия»: Украину хотели отодвинуть от моря и расчленить.
Что касается вывода на материк, тут прямые параллели с разделом Черноморского флота бывшего Советского Союза. И тогда россияне хотели оставить нам всякий «мотлох». И сейчас. Понимаете, у любой техники есть количественные и качественные показатели: как эта штука способна стрелять, плыть, лететь, ехать.
Диалог с Российской Федерацией был примерно таким же, как в 1996 году. Позиция Украины: все, что плывет, летит и едет, отправляем своим ходом. Что не движется, разбираем, буксируем или погружаем на платформы и перевозим. Позиция российской стороны: недвижимое забирайте на первом этапе, все, что движется, на втором.
2 апреля мы письменно высказали особое мнение, что нас такой вариант не устраивает, и предложили россиянам в конце концов сделать акт доброй воли — отправить своим ходом корвет «Тернополь» и из Бельбека два самолета Миг-29. Наше предложение не приняли.
К тому же переговорный процесс тормозили «возмущенные представители севастопольской промышленности». Эти оборотни официально обратились к Витко: Украина имеет задолженность за проведенные ремонты кораблей и летательных аппаратов, поэтому просим ничего не возвращать и остановить переговоры, пока задолженность не будет погашена. И таких «шлагбаумов» было много. Переговорный процесс затягивался. То они праздновали 9 Мая, то еще что-нибудь мешало. В итоге 16 июня Россия в одностороннем порядке вышла из переговоров, потому что начались активные действия на востоке Украины.
Нам удалось вывести 35 кораблей и судов обеспечения, часть своим ходом, часть под буксирами.
— А сколько было до этого?
— Около 50. И 79 самолетов и вертолетов из 116, которые находились в Крыму на 1 апреля 2014-го, плюс больше трех тысяч единиц автомобильной и бронетехники. Это был колоссальный процесс. Отправить в оккупированный Крым перегонные экипажи было сложной задачей. Это подбор и проверка людей, это исключение рисков вербовки
— Сегодняшняя армия в сравнении с той, что была в 2014 году, — это колоссальный рывок вперед. А Военно-Морские Силы? В каком они состоянии сейчас?
— И до войны не делали рывков, и в эти годы тоже. Неужели вы не понимаете, что если бы мы сделали рывок, то не было бы той ситуации, которая сложилась на Азовском и на Черном море, где доминирует Российская Федерация.
Создать флот — это не берцы пошить и не сухпай упаковать в целлофан по стандартам НАТО. Флот — это мини-Вооруженные Силы. Это корабли, авиация, береговые части, система наблюдения, разведка
— Ничего себе!
— Конечно. Это как минимум три-четыре года. Системный и непрерывный процесс.
Сейчас занимаюсь государственной морской политикой. Ее в Украине просто нет. Мне часто говорят: «Да не вспоминайте то, что было раньше, давайте что-то будем делать сейчас». А как не вспоминать, если мы после развала Советского Союза получили 40 процентов судостроительной промышленности СССР? И где она? У бизнесменов. А они не хотят строить корабли.
Вот он тешится тем, что у него есть кусок земли, который выходит к акватории, есть какие-то устаревшие фонды и предприятие под названием «судостроительный завод». И все. В государственной собственности (хотя я сторонник кооперации государства и частного сектора в этой области) остались: Николаевский судостроительный завод, который уже в состоянии санации, Государственный центр проектирования кораблей «Укроборонпрома» и завод «Паллада», производящий плавучие причалы. Все остальное у Порошенко, Новинского, Тигипко, Капацины (бывший начальник Николаевского торгового порта. — Авт.) и других крупных олигархов.
У меня вопрос к власти: как вы хотите строить корабли, если бизнес-интересы выше национальных интересов?
— Это, увы, наша традиция.
— Тогда мы останемся без Черного и Азовского морей, без военного и гражданского флота, без промышленной рыбной ловли, морской энергетики, деятельности на континентальном шельфе.
В морской деятельности у нас совсем скверные дела. Единственное, где мы «впереди планеты всей», это подготовка морских специалистов. Но они, получив образование в Украине, сразу уезжают за границу зарабатывать деньги. Мы в первой десятке мирового рейтинга по поставке спецов на морской рынок. Они, может, и хотели бы ходить под национальными флагами. Так где эти флаги?
— Совсем меня расстроили.
— Чего расстраиваться? Это реалии. А как я расстраиваюсь? Даже себе не представляете.
Да, в последнее время приняты решения о строительстве кораблей и судов. Но опять же нужно понимать, что морская деятельность — это военно-морская и морехозяйственная деятельность. Пока отодвинем морехозяйственную деятельность в сторону. Будем говорить о том, как нам защитить море. Кто его защищает? Военно-Морские Силы и морская охрана Государственной пограничной службы.
Глава МВД Аваков заключил договор о поставке французских патрульных катеров, ведутся переговоры с итальянцами. ВМС заключают договоры с Турцией и рассматривают вопрос о сотрудничестве с Великобританией. Но у меня вопрос: а мы вообще думаем о национальном производителе морских вооружений и о национальных судостроителях? У нас есть какие-то стратегии, чтобы локализовать иностранные заказы на наших производствах?
— И как реагируют наверху?
— А в ответ тишина.
— То есть никто не может сказать, какими будут Военно-Морские Силы через пять лет, например?
— Концепция есть. Я тесно сотрудничаю с руководством ВМС. Это молодые амбициозные ребята. Они научились понимать, что играть вдолгую, как до этого играли (вспомните «Стратегию развития ВМС — 2035»), не стоит. Очевидно, сейчас можно что-то планировать только на каденцию власти. А дальше не исключено, что курс может поменяться. У нас имеется такая устойчивая тенденция.
Сейчас написана концепция развития ВМС до 2025 года. Скажу больше, я вместе с группой экспертов государственного уровня готов на основании этой концепции разработать указ президента об основах государственной политики в области военно-морской деятельности до 2025 года.
Да, у нас многие указы президента не выполняются. Не выполнен указ о морской доктрине, о создании государственной системы освещения морской обстановки
— Вас, опытного специалиста, вообще слышат?
— Как-то на одном из телеканалов, когда начали обсуждать ситуацию на Азове, я сказал: «Ребята, простите, а что вы хотите? Если поднять все государственные программы развития ВСУ, то ни в одной вы не найдете тематики, связанной с развертыванием флота на Азовском море. Когда „петух в одно место клюнул“, вы все проснулись и начали кричать: „Давайте что-то будем делать на Азове!“ А где же вы были до этого?»
В Советском Союзе проблем с Азовским морем не было. А когда оно стало внутренним морем двух стран, договориться не смогли. Значит, нам надо там держать комплект сил для отражения атак с моря.
Когда Российская Федерация начала угрожать нам в том числе высадкой десанта и пробитием коридора в Крым, я предложил: «Раз нет у нас там кораблей, давайте минировать море и ограничивать действия россиян». Депутаты Госдумы Российской Федерации сильно возмутились: «Адмирал Гайдук сошел с ума».
Но угроза-то существует. А россияне боятся только силы. Вот и вся логика. У нас есть чем сдержать их порыв. Только надо принять решение.
— В составе Военно-Морских Сил было две бригады надводных кораблей. Одна в Севастополе, вторая в Донузлаве. Командир и начальник штаба Севастопольской бригады — патриоты. Они вышли из Крыма и сейчас продолжают служить. А командир новоозернинской бригады Звягинцев и начальник штаба Марчишин — предатели. Однако их приказа о сдаче россиянам ослушались командиры тральщика «Черкассы», большого десантного корабля «Константин Ольшанский» и рейдового тральщика «Геническ». Они не подчинились, хотя у военных подобное недопустимо. Но это как раз был тот случай, когда поступок действительно командирский.
— Они ведь рисковали?
— Безусловно. Я всегда говорю: сложнее первым. Вот тогда флоту было тяжелее всех. Мы поняли свои сильные и слабые места, ошибки в воспитании личного состава и в реагировании на вызовы. Например, территориальный принцип комплектования армии — это большая вероятность того, что люди не захотят воевать за чуждые им территории. Словом, все очень сложно.
Что касается вопроса о предательстве, всегда отвечаю на него так. У каждого военнослужащего есть свой генетический стержень. И этот стержень у всех разный. Поэтому в сложных ситуациях люди принимают разные решения.
— Согласна. Но есть какие-то базовые принципы, которые невозможно нарушать. Почему случились такие метаморфозы с людьми?
— Вернусь к началу нашего разговора, к эпизоду, когда вывозили из Крыма моих родных. Вот человек предает страну, но не сдает оккупантам твою семью. Это пример с точностью до наоборот. Понимаете, такие вещи не найдешь в теории. Есть опыт, который можно обрести только на войне.
Преподаватель Академии Генерального штаба (прошедший войну в Афганистане) в 2008 году сказал мне: «Сергей Анатольевич, Украине нужна маленькая война. Чтобы понять, кто мы такие, что мы не так и не туда движемся и не то делаем, чтобы встряхнуться». Я тогда изумился: «Ну как вы можете говорить такие вещи?» А он снова: «Украине нужна маленькая война». Война — это и победы, и поражения, и смерти, и трагедии, и подвиги, и предательства. Только пройдя войну, можно понять то, о чем вы спрашиваете.
— Очень хочется верить в деоккупацию Крыма, но политики и эксперты часто произносят фразу: «Это произойдет, но не при нашей жизни». Вы сами верите?
— Да. Это не только эмоции. Мой аргумент — Крым навсегда привязан к Украине. А еще мне так хочется, чтобы соединились крымские, донецкие и луганские семьи. Вот тут я сентиментален.
— Так ведь уже произошел водораздел.
— Да не произошло никакого водораздела. Я продолжаю жить флотом. Часто бываю в Одессе. Общаюсь со всеми — от матроса до командующего ВМС. Иногда офицеры рассказывают: «У меня отец с матерью остались там. А я к ним поехать не могу, даже на похороны». — «А второй вариант — они сюда?» — «Да куда мне их везти? Сам живу на съемной квартире».
— Как сложились судьбы военнослужащих-крымчан? Все чаще слышу, что они очень разочарованы, что за семь лет государство им ничем не помогло, поэтому многие хотят увольняться.
— Иногда пытаюсь философствовать на эту тему. Ситуация в Крыму напоминает расщепление молекулы на атомы. Сначала было расщепление на тех, кто принял единственно правильное решение, и тех, кто предал страну. Затем те, кто вышли на материк, тоже стали расщепляться. Одни, кто сильнее духом, продолжают «лупати скелю», другие, кто послабее или устали от неустроенности, начинают увольняться. Причем часть возвращается в Крым.
Более того, когда мы вышли из Крыма, были так называемые предатели второго эшелона. Они побыли на материке, потом уволились (была такая норма в законах) и вернулись в Крым. И сейчас получают российскую пенсию. Вот и вся картина. Очень мало тех, кто, как говорится, из кремня и не сломался.
— Мировой океан — это поле битвы между геополитическими игроками. Идет борьба за ресурсы и за господство на его бескрайних просторах.
— Аргументация такого интереса очень простая. Согласно документам ООН, больше 90 процентов мирового трафика грузов и людей идет по воде. Этим все объясняется.
Хочу геополитику привязать к Украине и привести два примера. У нас около 70 процентов запасов углеводородов на суше уже вычерпаны, а на шельфах — только три процента, а 97 процентов еще осталось. Это наша энергетическая независимость.
Второй пример. Моря и реки — это интеграционные магистрали для связи с миром. Украина имеет колоссальное богатство — наши реки.
— А речной флот у нас вообще существует?
— Очень слабый, но есть. На Дунае, который через десять стран протекает (в Украине четыре порта на Дунае), и на Днепре. Но наши власти не понимают, какая нам досталась шикарная география. В 1992 году у нас было четыре с половиной тысячи километров судоходных речных путей. Сейчас осталось полторы тысячи.
— Почему?
— Мы не занимаемся углублением рек (это обязательно, есть специальная техника) и экологией. И в то же время вкладываем средства в автомобильные дороги. Да, это важно. Но стоимость провоза по реке одной тонны груза в десять раз дешевле, чем по трассе. Где в таком случае наша государственная стратегия? Украина находится на пересечении межконтинентальных транспортных водных магистралей. Это такие возможности — транспортные хабы, перевалка грузов
Второй момент. У нас нет государственного морского лобби и морского мышления. Власть не видит и не слышит моряков. К сожалению, и обществу они тоже не нужны.
— Какой вы видите победу в войне?
— У меня такая картина перед глазами — заход в Севастополь, через главные морские ворота страны, флагмана национального флота — фрегата «Гетман Сагайдачный» с поднятыми государственным и военно-морским флагами. И это символично — в 2014-м, после боевой службы в Индийском океане, корабль вместо оккупированного Севастополя пошел в Одессу…
Промовистим індикатором впливу погроз Путіна вдарити по США, Великобританії та Франції за дозвіл запускати їхні ракети по території рф, стала реакція фінансових бірж Європи та США: Зростання ділової активності триває. На тлі атаки Росії балістичною рак...
Колишній канцлер Німеччини Ангела Меркель під час свого перебування на посаді намагалася перешкодити прагненню України швидко приєднатися до НАТО, адже боялася військової відповіді з боку російського диктатора Володимира Путіна. Про це вона розповіла у...
